бродячей расы Израиля. Угнетенный не смеет отплатить тем же даже сему ничтожному врагу, для которого самого имени еврея достаточно, чтобы преследовать его.
Я помню, как на большом празднестве в Катхане (Kâthane) видела турецкого мальчика лет, возможно, десяти; он приблизился к группе еврейских женщин и, намеренно выбрав ту, чье слабое состояние должно бы стать ей защитой от оскорбления, так сильно ее ударил, что лишил сознания и опрокинул наземь. Когда я бросилась на помощь несчастной, меня удержал мой знакомый турок, человек высокопоставленный и, как я доселе полагала, лишенный нездоровых предрассудков; он велел мне не суетиться и не утруждать себя по этому поводу, ведь женщина была всего лишь еврейкой! И из турецких женщин, стоявших кругом и глядевших, ни одна не подняла руку, чтобы помочь несчастной жертве ничем не оправданного варварства{205}.
Такая практика сохранилась и в Новое время. Об этом можно судить по докладу британского вице-консула в Мосуле от января 1909 года, то есть после Младотурецкой революции 1908 года:
Отношение мусульман к христианам и иудеям, к которым, как было сказано выше, они составляют большинство десять к одному, представляет собой отношение господина к рабам, к которым он проявляет определенную господскую терпимость, пока они не забывают свое место. Любые признаки притязаний на равенство незамедлительно пресекаются. На улице часто можно заметить, что почти каждый христианин покорно уступает дорогу даже мусульманскому ребенку. Всего несколько дней назад пишущий видел в саду двух почтенных евреев средних лет. Маленький мальчик-мусульманин, которому не могло быть больше восьми лет, шел мимо и, взяв по пути большой камень, запустил в них, потом еще один, с полнейшей беззаботностью, будто целился в собаку или птицу. Евреи остановились и увернулись от попадания, но никакого другого протеста не изъявили{206}.
По сравнению же с иранскими евреями евреи Османской империи жили в раю. Итоговый вердикт выносит венгерский еврей, востоковед Арминий Вамбери, который много путешествовал по Ирану и Центральной Азии: «Я не знаю более несчастного, беспомощного и жалкого человека на Божьей земле, чем Йахуди в этих странах… Бедного еврея презирают, унижают и пытают мусульмане, христиане и брамины, он самый бедный из бедных, его терзают армяне, греки и брамины»{207}.
Пожалуй, информированнее всех, писавших в XIX веке об Иране, был Джордж Керзон, позднее лорд Керзон, чья великая работа «Персия и персидский вопрос» вышла в 1892 году. Среди многочисленных упоминаний о евреях в этой стране он находит необходимым сказать об их положении в целом:
Во всех мусульманских странах Востока эти несчастные подвергаются гонениям, обычность которых научила и их самих, и весь мир считать эти гонения их нормальной судьбой. Вынужденные жить, как правило, отдельно — в гетто, или особом городском квартале — они с незапамятных времен страдали от невозможности выбрать для себя занятие, одежду, образ жизни, которые не выделяли бы их как социальных парий от своих сограждан. Большинство евреев в Персии — торговцы и ювелиры, изготовители вина и опиума, они музыканты, танцоры, мусорщики, разносчики, и занимаются также другими профессиями, к которым не принято проявлять большого уважения. Они редко достигают высокого имущественного положения. В Исфахане, где их, как говорят, насчитывается 3700 человек и где они занимают относительно более высокое положение, чем в других районах Персии, им не разрешается носить кулах, персидский головной убор, иметь магазины на базаре, возводить стены своего дома выше, чем у соседа-мусульманина, или ездить по улицам верхом. В Тегеране и Кашане их также много, и они вполне довольны своим положением. В Ширазе им очень плохо. В Бушире они процветают и свободны от преследований. Однако едва только в Персии или где-то еще происходит всплеск фанатизма, чаще всего евреи становятся первыми жертвами. Тогда рука каждого человека против них, и горе несчастному еврею, столкнувшемуся с персидской уличной толпой… Пока шах был в 1889 году в Европе, в Ширазе и Исфахане произошли спровоцированные в значительной степени уже упомянутым священнослужителем шейхом Ага Неджефи выступления фанатиков, в ходе которых один еврей был убит на улице, а его убийца, сначала оставшийся безнаказанным, в конце концов был приговорен только к битью палками. Шейх в целях улучшения или ужесточения ситуации обязался обнародовать ряд архаичных законов об ограничениях для евреев Исфахана: на их пищу, одежду, привычки, жизнь, имущество, наследование и торговлю. Зиль-эс-Солтан[46] боялся шевельнуться, чтобы не поставить свое положение под угрозу. Во многом именно вследствие этой вспышки влиятельная депутация от Англо-еврейской ассоциации ожидала шаха в Лондоне и вручила ему меморандум о своих единоверцах в Персии. Шах дал столь необходимые гарантии защиты, которые, надо надеяться, будут реализованы{208}.
Такие и многие другие описания, несомненно, помогли пробуждению у западных евреев беспокойства о восточных собратьях. Некоторые из авторов недвусмысленно призывали к действию. Так, Джон Макгрегор, побывавший в Сирии, Палестине и Египте в 1869 году, заметил: «Среди нас, английских неевреев, евреи достигли утонченности, чистоты, роскоши, элегантности — почему бы им не послать раввинам Галилеи хотя бы веники и мыло?»{209}
Несчастья евреев на исламских землях в эту эпоху не ограничивались бедностью и упадком. Впервые за столетия они оказались объектом активной вражды не только в Иране, где подобные вещи не были редкостью и в прежние времена, но и на османских землях, и в Марокко. С конца XVIII по XIX век изгнания, вспышки массового насилия и даже массовые убийства происходили все чаще. Между 1770 и 1786 годами евреи были изгнаны из Джедды, большинство их бежали в Йемен. В 1790 году произошли убийства евреев в Тетуане, в Марокко; в 1828-м в Багдаде. 1834 год ознаменовался началом периода насилия и грабежей в Цфате. В 1839 году в Мешхеде в Иране произошла резня евреев с насильственным обращением в ислам уцелевших, а в 1867 году резня евреев произошла в Барфуруше{210}. В 1840 году евреи Дамаска подверглись кровавому навету, первому из длинной серии во многих городах. Подобные вспышки разгорались в Марокко, Алжире, Тунисе, Ливии и других арабских странах Ближнего Востока.
С усилением централизации власти в XIX веке путем реформ османское управление стало во многом более эффективным. Так, заметно улучшилось положение евреев в Триполитании и Киренаике (двух провинциях, позднее ставших Ливией) после 1835 года, когда прежние автономные местные режимы сменились прямым османским управлением{211}. От периода реформ и до конца империи, со всеми модификациями политического строя, османские