по отношению к своим еврейским подданным более жесткую позицию, чем турки и арабы на Ближнем Востоке, то персы придерживались еще более строгого стандарта — возродившихся воинственных шиитов-двунадесятников. Для них евреи были не просто неверными, презренными и униженными сами по себе, а нечистыми — людьми, чье прикосновение вызывает скверну. Но еще до становления Сефевидов и утверждения шиизма в качестве государственной религии в начале XVI века евреям Ирана приходилось нелегко. Монгольские ханы использовали их в период своего господства; но, когда монголы сами обратились в ислам и стали перенимать отношения и нравы мусульманских подданных, они направили свою враждебность на недавних слуг своих языческих предков. Как это часто случалось, с прекращением или трансформацией господства пришельцев поднялась волна ненависти и мести по отношению к тем, кто им служил. После того как отдельные евреи достигли величия при монголах, которые, кстати, полностью отменили
зимму, последовала еще более суровая реакция. Некоторые евреи были казнены, а для их общины настали тяжелые времена{185}.
Информации о судьбе евреев в Иране в период, непосредственно предшествовавший подъему Сефевидов{186}, не много. Воцарение этой династии и создание мощного, единого и процветающего царства в Иране принесли евреям, как и другим жителям страны, некоторую побочную пользу. Однако их положение зачастую было трудным и всегда неустойчивым. В отличие от султанов Османской империи и даже Марокко, иранские Сефевиды и последующие династии, как правило, не желали предоставлять евреям каких-либо постов при своих дворах или должностей, дающих власть и влияние. Напротив, они порой неохотно позволяли им даже выжить. Случаи насильственного обращения в ислам, при всей их редкости в исламской истории, в большинстве произошли в Иране (один или два случая — в Марокко и Йемене). Просвещенный шах Аббас I (1588–1629) был на некоторое время исключением и позволил евреям, а также армянам и другим христианам поселиться в своей столице Исфахане. Но даже он к концу правления изменил свое отношение. Дискриминационные правила строго соблюдались, и в 1656 году, когда всех евреев было предписано изгнать из Исфахана по причине их ритуальной нечистоты, они вынужденно приняли ислам.
Позже, возможно из-за потери фискальных доходов, этот указ о принудительной смене религии был отозван. Согласно рифмованной хронике этих событий, написанной персидским евреем в XVII веке, мусульмане Йезда в ответ на подкрепленные золотом мольбы еврейских сограждан отправили делегацию знатных людей в Исфахан, чтобы заступиться за евреев перед шахом. Указывая на то, что отъезд евреев доставил бы большие неудобства мусульманам, они заявили, что принудительное обращение было бесполезным: «Можно вымыть негра двести раз, все равно тщетно будет искать хоть какого-то признака белизны»{187}. Французский путешественник Жан де Тевено приводит аналогичный аргумент за то, чтобы позволить евреям вернуться к своей вере: «Они обнаружили, что, как бы внешне те ни исповедовали магометанство, они все еще практикуют иудаизм; так что будут вынуждены опять терпеть их плохими евреями, раз уж не смогли сделать из них хороших мусульман»{188}. В 1661 году новый эдикт позволил евреям открыто вернуться к иудаизму при условии, что они заплатят задолженность по подушному налогу и будут носить еврейскую нашивку на верхней одежде{189}. Подобные меры принимались и в отношении христиан и зороастрийцев, которых также изгоняли из города. В 1658 году Папа Римский обратился к шаху от имени христиан; никто не обратился от имени евреев.
Правление суннита Надир-шаха (1736–1747) ознаменовало период большей терпимости и даже позволило сформировать новую еврейскую общину в шиитском святом городе Мешхеде, возможно, в качестве политического акта. Период послаблений не был длительным, и при династии Каджаров, правившей Ираном с 1794 по 1925 год, положение евреев резко ухудшилось. Европейские путешественники того времени единодушно характеризуют обстоятельства жизни евреев Ирана как страх и вырождение.
В Иране, как и в Марокко, евреи находили какую-то компенсацию за внешние страдания в собственной внутренней, духовной жизни. В обеих странах существовало развитое литературное творчество, в Северной Африке на еврейско-арабском, в Иране на еврейско-персидском. Последнее являет один из наиболее оригинальных и интересных видов еврейской литературы в эти века. Особый интерес представляют рифмованные повествования в персидском героическом стиле о библейских, а иногда и современных событиях{190}.
Положение евреев в Центральной Азии в целом было лучше, чем в Иране, и в 1840-х годах, когда евреи Мешхеда подверглись насильственному обращению, некоторые из них нашли убежище в Мерве и Шахрисабзе. Однако бухарских евреев не миновали подобные проблемы. В середине XVIII века правители Бухары предприняли первую (и не последнюю) попытку насильственной исламизации. Как и везде, эта и последующие принудительные акции породили группы марранов, которых спасло из затруднительного положения только русское завоевание{191}.
Как уже отмечалось, значительную часть наших главных источников информации об этом времени дают европейские путешественники, гости и даже жители — миссионеры, купцы, туристы, а также зачастую постоянные представители торговых обществ, банкиров, предпринимателей. Их присутствие было частью процесса общего возрастания европейского интереса и активности, открывшего вскоре новую эру в истории Ближнего Востока и, следовательно, всех живших там общин.
Глава IV. Конец традиции
В ноябре 1806 года Джеймс Грин, генеральный консул Его Величества короля Великобритании «во всех владениях императора Марокко», предпринял необычный демарш. По просьбе ряда евреев Гибралтара, подданных Его Величества, он обратился к султану с просьбой «отменить некий изданный Его Императорским Величеством указ, запрещающий всем лицам, исповедующим еврейскую религию, появляться в его владениях в европейской одежде». Г-н Грин сообщил, что он получил аудиенцию у султана, который «с радостью объявил, что отменил этот указ». Гибралтарские евреи, озабоченные марокканской, а также британской фиксацией отмены указа, обратились за заверением к г-ну Грину, «может ли он утверждать, что это заявление Его Императорского Величества уже опубликовано в его владениях, и имеем ли мы теперь право появляться там в нашей обычной одежде, что очень важно для нас, поскольку иногда по торговой необходимости мы оказываемся там»{192}.
Этот эпизод важен во многих отношениях. Гибралтарская скала находится во владении Великобритании с 1704 года, и, несмотря на договорное обязательство, вытребованное Испанией у Великобритании не разрешать «евреям или маврам» обживаться на скале, британские власти негласно были не против создания и развития большой еврейской общины. Действительно, к концу XVIII века евреи составляли основную, если не преобладающую часть гражданского населения в Гибралтаре{193}. Подавляющее большинство этих евреев прибыло из соседнего королевства Марокко, где многие из них сохранили семейные и жизненно важные