Случается что в жаркий день, после большего перегребу, выйдя на берег, Островитяне лягут отдыхать близ ручья. Всякий говорит: Тана-Юхту воды хочу; но ни кто за ней не встанет. Если находящийся тут Русский велит кому-нибудь принести оной и потом скажет ему, чтобы сам пил; то Островитянин не приминет поблагодарить. Тоже увидит, когда они лежат в жупане: хотя начальник селения говорит, что пить хочет; но и тогда ни кто не тронется с места, если тут нет сына его, или какого мальчика. Приехав в зимнее время в селение, верно услышит, что тут много голодных. Спроси кого нибудь: для чего не отправляется рыбу удить? получит в ответь, что ныне оная не ловится — Неправда, ловится — Да как я поеду, жене без меня скучно будет— Пошли его, он наудить рыбы, и поблагодарит еще.
Однако ныне Островитяне начинают делаться прилежнее. Если мудрено покажется, что такое небольшое число годов, могло произвести некоторую перемену в сих диких; то скажу, что не число лет было тому причиною, но предметы им представившиеся. Часто маловажная между нами вещь производит великую перемену в состоянии диких народов. Топор, завезенный к ним, произвел такие успехи в их понятиях, что ныне делают они в неделю то, над чем прежде целый год трудились. Привыкнув к табаку, для получения оного начинают быть деятельнее; да и сколько таких безделиц, в коих Коняиа поставляет теперь роскошь свою, и желание приобретения которых понуждает ум его придумывать все способствующие к тому средства. Роскошь помалу и здесь вкрадывается: прежде дикий не скучал не имея и птичьей парки, a ныне хочет одеться в Еврашечью или суконное платье. Жены начальников, или Тойонов, как их Русские называют, покупают красный бархат, иди красное сукно на парки; но не должно думать, что бы в сем наряде он более бережлив; ибо и в оном, точно также садятся на землю и по неосторожности пачкаются в жиру.
Коняги конечно беспечны в домашней жизни, но выехав на промысел звериный, или предпринимая что либо, совсем переменяются: тогда всякий труд для них сносен, голод и возможную крайность переносят терпеливо.
Случается, что буря принуждает их просиживать по несколько суток в байдарке, в открытом море; но и о сем они рассказывают, как о обыкновенном происшествии и с обычайным равнодушием.
Тело свое островитяне приучают с самого ребячества к перенесению боли, и дети из хвастовства, разрезывают оное до крови. Иногда по окончании игрища велят мальчику придти в Кажим с изломанною острою раковиною. Сей подходит к кому нибудь и спрашивает: молодец ли я? тот обыкновенно отвечает: удалой, да и отец твой и дед были также удалые. Тогда мальчик острым краем раковины, разрезывает свою руку, от плеча до кисти, и вытерпев сие пляшет, хвастаясь подвигом своим, достойным его праотцов. От сего у многих из ник увидит разрезы на руках, груди и спине; y иного (особливо у Колюжей) их так много, что на всем теле нет на три пальца целого места.
Почти все Американцы всегда ходят босиком, даже когда морозь более двадцати градусов. Я сказал уже, что после бани, в самую жестокую стужу, Коняг идет в море, просидит в воде с четверть часа и выйдя на берег сидит еще нагой на оном, довольно долго. Кажется как будто он совсем не чувствует холода. Случается, что Коняг, сидевший во время морозу долго в море, придя в Кажим, вызывает всех сечь себя: вытерпев сие добровольное наказание, имеет он право выбирать любую женщину.
Иногда Коняги кажутся любопытными, смотрят на все со вниманием и всегда у приехавших из гавани спрашивают: что нового?
Островитяне весьма пристрастны к азартным играм и я видел их проигрывающих в один день все свое имение. Разносит между сими мотами и Европейскими та, что дикие при всем несчастье сохраняют хладнокровие свое.
Я сказал, что равнодушие к несчастьям даже соотечественников своих, есть обыкновенная в них жестокость. Она так велика, что когда едут многие байдарки и одна из них опрокинется, то другие проезжают мимо, если утопающие не одного с ними селения.
Живущие на Северо-Западной стороне Кадьяка смелее и проворнее других своих соотечественников; от more что до прибытие Русских островитяне находились в беспрестанных войнах между собою, a более с соседственными народами, как то с Аляксинцами и Кинайцами; то те по положению своему будучи ближе к неприятелям, чаще имели нужду прибегать к храбрости и осторожности. Они и ныне хорошо стреляют из луков, a в остальной части острова не многие умеют.
Равнодушие сих дикарей к жизни, достойно удивления. Самоубийства здесь от самых малых причин иногда происходят и об отвращении оных мало заботятся. Когда кто скажет, что он хочет убиться, или утопиться; то его не станут ни удерживать, ни уговаривать об оставлении сего намерения, и даже увидев его утопающего, ни кто не поедет спасать.
Вообще все здешние народы любят вольность и независимость. Название Калги (Невольника), побуждает самого труса презирать смерть. Когда Русские пришли в первый раз в Кинайскую губу, то Начальник судна отрядил несколько людей для захвата диких, дабы ознакомиться с ними. Сии найдя семь или восемь семей Кинайцев, повели их к судну; но дикие думая, что влекутся в неволю, передавили по дороге всех своих жен и детей, a потом о сами удавились. Таковые примеры не редко здесь случались.
Некто из переводчиков спросил одного Дикаря о домашних его. У мена родился сын, отвечал он; я хотел убить его, но жена пожалев оставила. За чем хотел ты сделать такие злодеяние? вопросил тот с ужасом. Пусть лучше теперь умрет, нежели подросши сделается Каюрою (рабом), отвечал он.
Один молодой Американец привез к себе приятеля и угощал оного всем что было в доме; a разумеется, что в таком случае гость много есть. Отец сказал ему только, что будет, когда ты весь запас истратишь? ведь после сами потерпим голод. Когда тебе жаль, отвечал сын, то я завтра же утоплюсь и избавлю тебя от убытку. В самом деле, на другой день он сел в байдарку, выехал на середину губы, опрокинулся и утонул.
Другой лет пятнадцати или шестнадцати Американец, обучавшийся у медника, украл однажды у хозяина своего какую то безделицу, был уличен и пристыжен в дурном сем поступке; да и после, товарищи не переставали упрекать его. Мальчик стал задумываться и час от часу делался печальнее. В один день слышат за селением выстрел, приходят на звук, находят несчастного преступника застрелившегося и возле него лежащий пистолет.
Коняги не имеют порока свойственного почти всем диким, a именно воровства- я не слыхал, чтоб оное когда либо случалось между ими. Можно оставить Американца одного, в месте наполненном всякими по его мнению сокровищами, и он конечно ничего не возьмет, кроме нужного количества табаку: за что никогда уже нельзя поручиться, столь он сделался им необходим.