— Здравствуйте, нейра. Можете говорить?
— Нейт Эйле, это вы? — я покрутила головой, убеждаясь, что никто не подслушивает. — Что-то случилось?
— Нейра Эллен, у меня есть для вас новости, — проговорил Сальвадор загадочным шёпотом.
— Новости? Какие? Вам удалось что-то узнать?
Послышалось молчание, а потом шелест, и торжествующий голос нейта Эйле произнёс:
— Всё прекрасно, я… заболел!
Глава 21
В лабораторию меня запустил Ули. Под глазами у паренька висели мешки, давно немытые волосы были затянуты в неряшливый хвост.
— Так и знала, что вы тут голодаете, — я поглядела с жалостью и протянула ему корзинку со свежими сырными булочками, копчёным мясом и яблоками. Успела по пути заскочить в лавку потому что знала не понаслышке, что увлекающиеся люди забывают обо всём на свете. кроме своего дела.
— Спасибо, но… — залепетал он, однако я пресекла все возражения, буквально впихнув ношу ему в руки. — Ешь-ешь, Ули, мозгу нужно питание. Ты ведь у нас будущее научное светило, а гастрит и язва — не самые лучшие спутники, уж поверь. А где нейт Эйле? — спросила я и осмотрелась.
— Он ждёт вас. Пойдёмте, я провожу.
От его сонного вида мне захотелось зевнуть во весь рот, что я и сделала, когда Ули отвернулся. Перед походом сюда я выпила пару энергетических пилюль, чтобы не свалиться, за что получила нагоняй от Пискуна.
— Ты ведь знаешь, что это вредно! Организм работает на износ.
— Знаю, дружище. Жить вообще вредно.
Мой пушистый друг был как всегда прав, но на счету каждая минута. А отосплюсь… ну, на пенсии, наверное. Если доживу.
— Ты невыносима, Эл!
— Тебе остаётся только смириться.
Мы прошли в дальнюю комнатку лаборатории. На диване в позе страдальца возлежал Сальвадор. Кожа бледная с лёгким желтоватым отливом, лицо осунувшееся.
— О, вы наконец-то пришли! — несмотря на больной вид, голос звучал вполне бодро и даже весело. — Сейчас-сейчас я встану, негоже валяться перед нейрой.
Кряхтя, он сделал попытку сесть, но рухнул обратно под горестный скрип пружин.
— Ох, сил нет вообще… простите.
Придвинув к дивану табуретку, я опустилась на неё и проверила пульс учёного.
— Не надо, не стоит утруждаться, поберегите себя. Когда вам стало плохо? Сколько вы выпили той воды?
Пульс его чуть частил, но, в целом, ничего критичного. Кожа была влажной и прохладной, глаза покраснели.
Учёный нахмурил брови.
— Мм… кажется, много. Да-да, очень много. Иной день только воду пил и ничего не ел. А дурно мне стало этим утром.
Больше двух недель этот естествоиспытатель глотал воду с предположительно заражённых территорий. Пока я работала в госпитале, они с Ули ползали по полям, осматривали скот, бесконечно опрашивали местных жителей. В целом получалось, что все странности начались больше десяти лет назад, просто очень долго никто не обращал внимания.
Я покачала головой.
— Давайте-ка обследую вас магическим зрением.
Как и предполагалось, никаких признаков болезни я не нашла, его организм был абсолютно чист. Но откуда тогда взялись симптомы? Или я что-то упускаю?
— У вас только упадок сил? Слабость?
— И даже жить не хочется, но я с этим борюсь, — усмехнулся учёный, и я позавидовала его оптимизму. Признаться честно, я давно не чувствовала себя такой растерянной. Я прекрасно знала, как лечить заболевания из своей профессиональной сферы, у нас были чёткие протоколы, опыт предыдущих лет, а здесь поиски надо начинать с нуля.
— Чтобы знать, как лечить, надо для начала выяснить, что мы вообще лечить собираемся, — сказала я, потерев подбородок.
— Я уже начал разработку сыворотки, но пока не знаю, что из этого получится.
— Нейт Эйле, вы ведь обратили внимание на то, что рождаемость в тех деревнях была низкой? Женщины просто не могли зачать или выносить младенцев. Эта скрытая инфекция влияет на репродуктивную функцию у людей, не даром ведь говорили, что детей с каждый годом рождается всё меньше.
— Скот тоже плодится плохо, хиреет и умирает, — согласился Сальвадор. — Урожай стал плохим. Конечно, можно списать всё на кару небесную или череду совпадений…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Но всё не так просто, — закончила я мысль.
Тут вмешался Ули, который успел быстро перекусить и теперь распространял умопомрачительный аромат мяса.
— Картина крови нейта Эйле схожа с картиной крови тех людей. Если хотите, можете посмотреть.
И юноша показал мне разные образцы. Я никогда не любила гистологию, зачёты причиняли мне почти физическую боль, особенно когда клетки крови надо было отличать друг от друга. А тут я поняла, что привлекло внимание Ули.
— Видите, как много стало белых телец? Их было меньше до болезни нейта Эйле.
Он говорил о лейкоцитах. Но как рассказать Ули о том, что они из себя представляют и для чего предназначены, и при этом не вызвать подозрений? Я ведь типа “ничего не знаю, ни разу такого не видела”.
Думай, мозг, думай!
— Было бы чем, — ехидно отозвался Пискун, который каким-то образом подслушал мои мысли.
— А тебе не кажется, что эти… — начала я неуверенно, — тельца… они могут бороться с заразой, которая попала в тело Сальвадора?
Ули задумчиво почесал голову.
— Я уже ничего не понимаю, нейра. Если позволите, я возьму образец вашей крови для исследования, — попросил юноша, опустив взгляд. — Это всё для науки.
— Да, конечно. Это не проблема.
Я нацедила в пробирку кровь из проколотого пальца, дала нейту Эйле несколько пузырьков из своего чемоданчика для детоксикации и строго-настрого запретила пить эту проклятую воду.
— Ну последнего я не могу обещать, — сказал учёный простодушно. — Я ведь должен стать первым, кто опишет эту болезнь, а крыс лабораторных неохота больше мучить. Они и так, бедняги, натерпелись за все эти годы.
Я метнула взгляд на клетку с грызунами, которые словно прислушивались к нашему разговору. Некоторые выглядели упитанными, шерсть лоснилась. Не похоже, что они сильно страдают.
— Придумал! — воскликнул вдруг Эйле. — Назову эту заразу в свою честь! Болезнь имени Сальвадора. Как вам? Гордо звучит?
Я устало вздохнула и провела ладонью по лицу. Если и существует на этом свете человек упрямей меня, то вот он! Теперь понимаю и Норвина, и Пискуна, и даже нейта Лейна. Глядя на учёного, вижу себя со стороны. Точно мой братец по разуму. И да, в нём я не сомневаюсь.
* * *
Норвин вернулся глубокой ночью, когда я уже собиралась спать в одиночестве. У нас успела появиться маленькая семейная традиция пить чай, сидя на веранде и наслаждаясь ночной прохладой. Только сегодня небо затянуло тучами, а с севера подул промозглый ветер. Хотелось скорее спрятаться под крышей.
— На рассвете я отправляюсь в Ничьи земли.
Я остановилась, так и не донеся чашку до рта.
— Зачем?
Что бы Норвин не сказал, мне уже не нравится эта затея. Среди местных ходит много дурных баек об этом месте, желающих отправиться туда на туристическую прогулку днём с огнём не сыскать.
— Кое-что надо проверить. Не переживай, я уже был там и, как видишь, цел, — он развёл руками и улыбнулся.
Захотелось обнять его крепко-крепко и никуда не отпускать. А вдруг?..
Нет-нет! Я стремительно отогнала дурные мысли. Это не может быть нашей последней встречей, мы ведь даже не успели побыть счастливыми. С меня хватило стресса из-за той раны.
Чтобы отвлечься от дурных мыслей, я рассказала Норвину несколько весёлых случаев из своей студенческой жизни. Он любил слушать обо мне, о моём мире, о том, как он развивался, о людях, оставивших след в истории.
— Знаешь, я даже завидую вам, — задумчиво произнёс муж. — У вас было столько талантливых и изобретательных людей.
— Они есть и у вас. Но ввести что-то новое безумно сложно, хотя время всё расставит по своим местам.
— А как там декан? — спросил муж, сжав пальцы в кулак. — Не трогает тебя?
Не знаю почему, но я опустила подробности последнего сновидения. Не хотелось, чтобы Норвин знал о приставаниях нейта Морригана к Эллен. Я ведь не лгу, просто скрываю часть правды. Нехорошо, знаю. Но ведь Норвин такой, ещё найдёт способ больше не пускать меня в госпиталь. А там роженицы, другие подопечные, и если буду сидеть под домашним арестом, Ойзенберг может распоясаться и снова начать дурить.