умнее, чем можно было предположить по конструкции их корабля.
– И уж точно умнее, чем можно было судить по их подходу, – вставила Судья-Савант Тхаджи. – Они просто-напросто высадились и вломились к нам в шлюз. Как дети, честное слово!
– Я склонна расценить это как взаимное непонимание, – заметила, не шевельнув и перышком, Асенат. – Или недооценку. Они стремились попасть внутрь. Мы полагали, что контролируем их. А потом они сбежали.
– И носятся на воле! – возмущенно воскликнула Судья-Савант. – Причиняют ущерб! Нам докладывают о нескольких жертвах в округе 12-34-77 – без сомнения, это их работа! Более того, им удалось захватить машину!
– Очень тяжкий проступок, – отметила Биолог-Савант. – Основание для удаления.
– Или экстракции, – ответила Судья-Савант, в знак едва сдерживаемого омерзения взъерошив серые и фиолетовые перья.
В продолжение спора Мемор стояла неподвижно. Заговорить сейчас означало навлечь на себя беду. Она отдала бразды правления Подсознанию, и то послало воспоминание о прогулке к погребальной яме, величественной, элегантной и скорбной конструкции. В центре Ямы располагалась Цитадель Почтенных Усопших, где тела перерабатывались на матрикс вместе с растениями, насекомыми, животными и истощенным почвенным слоем, какой помогут Почтенные Усопшие возродить. Тщательно запрятанные в недрах Цитадели машины управляли неспешным мутным потоком, анализировали его на содержание бактерий, проверяли температуру, кислотность, концентрацию микроэлементов. Сперва в Яму, потом на удобрение в Сад. Судьба у всех одна.
Когда Подсознание, удовлетворившись произведенным вмешательством, отхлынуло и освободило память, Мемор снова сосредоточилась на происходящем вокруг. На нее посыпались упреки и обвинения, жарко зашелестели перья. Она позволила им окатить себя – в столь напряженные минуты это оказывается наилучшей тактикой. Оскорбления лучше не запоминать. Она пропустила их мимо, делая вид, что слушает, но не принимая всерьез.
В этом ей также помогало Подсознание.
Судья-Савант потребовала для нее казни, то есть «переработки». Остальные разошлись во мнениях. Неясно было, кого поставить на место Мемор. Споры, споры. Если бы Мемор запоминала их и откладывала на постоянное хранение в памяти, впоследствии, уцелей она, ее бы мучили угрызения совести и сомнения. Это, несомненно, повредит работе. Лучше не запоминать, пускай пройдет стороной.
Однако вопросы насчет приматов выдергивали ее из необходимого забытья. Несколько освежив сознание, Мемор указала, что ею были использованы классические методы психоконтроля – ведь приматы достоверно являются общественными животными. Она начала с того, что разместила их на сравнительно небольшой территории, обеспечив пищей ровно в таком количестве, чтобы те не померли с голоду.
– Тем не менее голод продолжал сказываться на их поведении. В течение десяти интервалов сна приматов – похоже, они явились с планеты, где сутки длятся довольно долго, – выявились классические симптомы. Некоторые принялись активно общаться с нами, очевидно, выискивая пищу. Я полагаю, что в конечном счете они бы стали идентифицировать себя в меньшей мере с представителями своей группы, а в большей – с нами; если быть точной, то со мною.
– Очень, очень хорошо, – позволил себе поддержать ее услужливый лизоблюд. Остальные, разумеется, проигнорировали его.
– В течение пяти следующих интервалов сна поведение приматов претерпело изменения. Начались споры, в том числе и в ходе совместного принятия пищи. Это тоже укладывалось в классическую теорию – пища становится основным предметом их интересов, голод вынуждает их соперничать и вносит раздоры.
– Ты взломала их социальный код? Разбила солидарность?
– Отчасти, – сказала Мемор, надеясь, что такой ответ примут за самоуничижение. В общем-то она и не знала, удалось ли ей это. Торопясь, она повела дальше: – Очевидно, они предприняли далекое совместное путешествие. Нельзя было надеяться разбить их единение так быстро. Время здесь выступает нашим союзником.
– Появились признаки ранней Адаптации?
– Думаю, что да. Приматы часто радовались, когда кто-то из моих помощников приносил им еду или проявлял благосклонность.
– Подтверждает ли проведенный тобою анализ их разумов возможность их Адаптации?
– Со временем. Да.
Это обеспечило ей перья поддержки. Напряжение несколько спало. Кончилось дело тем, что вопрос поставили на голосование. Мемор, исстрадавшись, просто ожидала, пока каждая из голосующих проконсультируется со своим Подсознанием и пошлет электронной системе сигнал. Асенат велела отобразить результаты. Повисла тишина. Собрание было шокировано.
– Ты выжила и сохраняешь должность, – произнесла Асенат, позволив себе нотку неодобрения. – Но я продолжу наблюдать за твоими действиями. Помни, что в любой момент тебя могут вернуть сюда для отчета ассамблее.
Мемор, в свою очередь, исполнила расслабленный поклон.
Некоторые презрительно заухали, но больше было мягких мелодичных нот одобрения, вздохов, аплодирующих ногоклацев.
Собравшиеся в Палате завели ритмичное скандирование. Протокол требовал выразить групповое настроение, и в долю мига таковое было им предоставлено. Пение навлекло древний ритм. В песне говорилось о том, что не является Существенным, а не о том, что им выступает. От этого по Палате прокатился долгий раскатистый клич, перекрывший уханье и мерные басы. Едины мы в радости вечно…
Это явно служило упреком Мемор, напоминанием, чего именно требует от каждой особи Народа Вселенная Существенного.
Она счастлива была отделаться таким порицанием. Она даже присоединилась к хору: заревела, затопала, заухала. Трубный клич возносился, нарастал, вовлекал ее и всех остальных.
Свободна.
Но еще долго мучили ее видения Ямы и Сада.
28
Клифф проснулся. Земля дрожала. Он проморгался (в глаза точно песка сыпанули), обвел взглядом высокие папоротники, в тени которых они нашли себе укрытие. В тенях ничего не видно. Никто не удирает.
Но он чувствовал, как откуда-то снизу исходит слабая, непрерывная дрожь. Геологической активности здесь быть не могло, значит, работают исполинские механизмы по ту сторону Чаши. Он поднялся, сделал несколько шагов босыми ногами по земле, ощутил вибрацию. В одном направлении она вроде бы усиливалась, казалась громче. Он пошел туда. Земля задрожала сильнее. Всполошились и зашумели птицы.
Затем шум начал стихать, но он продолжал идти. К тому моменту, как дошел до скального выступа причудливых очертаний, вибрация пропала совсем. Вероятно, источник ее переместился. По ту сторону должна находиться колоссальная движущаяся платформа или что-то в этом роде.
Он вдруг понял, что вышел из тени. Почувствовал одиночество и уязвимость. Оглядел (по счастью, пустое) небо и проворно шмыгнул назад под прикрытие папоротниковых деревьев.
Как перепуганный суслик, злобно подумал он.
Спать он больше не мог. До пробуждения же ему привиделось что-то о Бет, умеренно эротичное. Самая большая проблема отряда – нескончаемый день. У всех были трудности со сном: вокруг в листве и у корней все время что-то шныряло, рылось, скакало, отвлекало, будило. Сейчас, однако, остальные вроде бы мирно дремали, временами похрапывая. Он позавидовал им. С другой стороны, выпала возможность поразмыслить наедине с собой, заняться планами.
Он лег и уставился вверх. Сквозь листву просвечивала звезда. Змеившаяся