Читать интересную книгу Рад, почти счастлив… - Ольга Покровская

Тогда он зашёл в магазин и купил себе новую книжку.

В тот же день на строительном рынке Иван приценился к железу, вагонке и половой доске, и привёз дедушке полный прайс-лист. Теперь они могли составить смету летнего ремонта. Дедушка хотел считать сам, но его руки не справились с мелкими кнопками калькулятора. Он сбивался, шутил, сердился, наконец, обиделся на машинку всерьёз и лёг отдыхать. Тогда на его место заступила бабушка и принялась ругать внука за нетрезвость идей и глупое потакание стариковской причуде. «Какой ему дом!» – ворчала она.

«Ничего… – думал Иван. – Наука идёт вперёд. Мы найдём какое-нибудь лекарство. Сильное лекарство от старости»…

Через неделю, в самую изюминку московской весны – к распустившимся почкам, забежал Костя. Не проснувшийся толком Иван на утренней кухне слушал его монолог:

– Значит, было так! Женька звонит мне и назначает встречу. Я готовлюсь. Надеваю всё чистое. В последний раз оглядываю прекрасный мир. В общем, жду от него всего. Прихожу – а он протягивает мне руку. Ладно, говорит, хватит валять дурака. Через мелочи надо уметь переступать. Если о каждую мелочь спотыкаться – все коленки обобьёшь. Мы всё, мол, выяснили – давай работать дальше. Тем более что Фолькеру нужна поддержка. Он, говорит, весь в разрухе. В общем, зовёт меня.

– А ты что? – заволновался Иван.

– А сам как думаешь? Угадай, а я скажу – так или нет!

Иван молчал.

– Ладно! – засмеялся Костя, довольный, что сумел заинтриговать друга. – Давай лучше, записывай мой новый номер! Я тот заблокировал – всё! В новую жизнь – с новым номером! А новая жизнь такая! – И смеясь, не в силах больше держать при себе свою тайну, сообщил Ивану, что принял решение. Никакого Женьки! Никакой журналистики вообще! Он пойдёт в какой-нибудь слабенький технический институт, в инженеры. Во-первых, там нет конкурса. Во-вторых, ему необходимо укреплять разум и логику, чему способствует математика!

– И вот что ещё! – продолжал Костя, пока Иван справлялся с потрясением. – Одолжи мне свой велик! В отсутствии вдохновения организму нужны спортивные стрессы!

Они вместе вышли из дому и направились к гаражу. Иван выкатил велосипед на весёлые апрельские лужи, мелкие, с голубым небом. Костя сел и, плеща небесами, объехал двор.

– Ну, пока! – крикнул он, проезжая мимо. – Спасибо! Я погнал. Я тебе позвоню.

«Неужто доедет до Краснопресненской? – размышлял Иван, стоя у гаража со свободно опущенными руками и глядя на поворот дороги, за которым исчез Костя. – Вот так-то… – думал он с чувством вины. – Взял и сбил человека с жизни…»

Оглянувшись на машину в гараже, Иван вспомнил, что и ему надо ехать – нельзя же совсем не показываться в офисе! К сожалению, слово «надо» играло скудную роль в его судьбе. «Надо бы» звучало чуть лучше, но тоже не помогло. Иван закрыл гараж и в печали, невесть откуда напавшей, пошёл на реку.

«Что, может, велик пожалел? – допрашивал он себя дорогой. – Может и тебе нужны в отсутствии вдохновения спортивные стрессы?»

Потерянный, какой-то лишний, он дошёл до реки, помочил ладонь в воде и вернулся обратно. Настроение, необъяснимо рванувшее вниз, не улучшилось. К тому же, он застал во дворе ужасную сцену, касающуюся его самым непосредственным образом.

У подъезда стояла машина Оли. Макс, рыдая, выдёргивал из открытого багажника пакеты с игрушками и нёсся с ними к подъезду. Оля догоняла его и за шиворот, чуть ли не за волосы, волокла назад к машине. Макс вырывался, подбирал обронённые в борьбе мешочки и снова рвался в подъезд. Звуков, сопровождавших борьбу, Иван не распознал, он стоял поодаль, словно в снегу, глухой и ошеломлённый.

Наконец, Макс победил и скрылся. Оля с двумя дамскими сумками и рюкзаком на плече оцепенело встала у машины. Её руки шевельнулись, в них взялись откуда-то сигареты, она закурила. Издалека Иван увидел отчётливую дрожь пальцев.

Быстрым шагом он подошёл и спросил:

– Что случилось?

Его вопрос прозвучал строго, он подумал даже, что Оля не станет отвечать на такой.

– Мы переезжаем, – сказала она с хрипотцой, и прокашлялась. – Будем пока жить на два дома, чтобы Макс привык, а летом совсем переберёмся.

– А если он не привыкнет? – спросил Иван, чувствуя, как закладывает грудь ледяным кирпичом.

– Привыкнет! – отрезала Оля. – Соседство с тобой – это, конечно, большая ценность, но не всё, понимаешь? И не надо меня шантажировать счастьем ребёнка.

– А может, как раз надо? Кто же это знает наверняка? – несмело, но искренне предположил Иван.

– Я это знаю наверняка! – крикнула Оля. – А ты на меня давишь из эгоизма, чтоб было, как тебе лучше. И добьёшься ведь! Я всё раньше за тебя волновалась, думала – смоет тебя со свету вместе с твоими бабушками и дедушками. Чепуха полнейшая! Это обманное впечатление. Ты дико целеустремлённый и никогда не погибнешь. Просто цель у тебя довольно-таки странная – халявить по жизни и оказывать мелкие милости детям и старикам. Природу ещё ты любишь, да? Ну вот, у тебя и вышел в короткие сроки такой эксклюзивный рай – минимум напряга, максимум добродетели. И ты будешь жить долго и счастливо. Ты красивый, добрый. У тебя всё получается. Ты и женишься ещё на Елене Прекрасной! Так что не прибедняйся!

– Это всё не так, не о том!.. – заговорил было Иван.

Оля, полуотвернувшись, курила. Лямка рюкзака сползла с её плеча на локоть. Иван хотел поправить, но только вздохнул и, покачав головой, пошёл к подъезду.

Там ждало его спасение. Едва войдя, не успев ещё вызвать лифт, он услышал дальний топот. Это сверху бежал Макс – ему не разрешалось одному ездить в лифте. Иван взлетел по лестнице навстречу. На пролёте второго этажа он поймал горячего, потного Макса прямо в руки и отёр его щёки от слёз, как от дождя. А затем подсадил на перила, чтобы поговорить серьёзно, лицом к лицу.

– Ты поезжай спокойно, – сказал он тихо, но строго. – Вы там не останетесь. Я как раз сейчас это устраиваю.

– А это долго? – шепнул с надеждой Макс.

– Не знаю, как получится, – отвечал Иван. – Пока терпи. Но только маме ни слова, ты понял? А то всё испортишь.

И Макс, с одной стороны не доверяя, с другой – безусловно веря Ивану, поскакал вниз по лестнице, чтобы в заговорщицком настроении, без всяких капризов и слёз, поехать с мамой.

Дома Иван сел за закрытое пианино и попробовал представить себе Олину жизнь: как она встаёт – с застрявшей в виске пулей будильника – и идёт мыть больную голову под душ. Потом включает на кухне фен, и сквозь его гул орёт на Макса за то, что он плохо ест и медленно собирается, и за то, что у него насморк…

Всё – дальше думать не требовалось. Иван и раньше знал, но не решался сформулировать жёстко: кто еще виноват в Олиной жизни, кроме него?

Он поднял крышку пианино и тихонько, без педали, начал играть, что помнил. За каких-нибудь пять минут музыкой продуло, проветрило его ум.

Он встал и спустился во двор. Оля с Максом ещё возились возле машины.

– Оля, – произнёс он, не слыша своего голоса. – Я прошу тебя. Ради Христа, останьтесь!

Подниматься домой было тяжелей, чем спускаться. Никогда ещё в жизни Иван не брал таких крупных долгов, как сегодня. И всё же, если вспомнить Макса на лестнице – то и не жалко. Не жалко ещё и, если вспомнить…

Так, перебирая, что было ценного и за что готов платить, он смотрел из кухонного окна на пустой двор, и потихоньку вернул себе ровность духа.

Его спокойные мысли перебила Ольга Николаевна.

– Ты что это? – спросила она, войдя на кухню и встав за его спиной.

– Да ничего, – сказал Иван, отвернувшись от окна. – Ты видела, Оля с Максом переезжают! Я обещал Максу, что он не уедет.

Иван взглянул на маму и подождал. Ольга Николаевна молчала – до конца ещё не убитая, но уже готовая к обмороку.

– Знаешь, мама – мне не то чтобы хорошо… – произнёс он. – Парадокс… Мне кажется, благодаря этому долгу, я, наконец, свободен и могу поступить по совести. То есть – я как будто у собственной совести одолжил…

– Я не понимаю твоих метафор! – с напряжением произнесла Ольга Николаевна. – Ты хоть отдаёшь себе отчёт, что это такое – взять на себя заботу без любви? Принять эту вечную тревогу, лишить себя свободы передвижения, свободы чувств… Всего – понимаешь? Пойдёшь пахать с утра до ночи. Пойдёшь, пойдёшь – тебе будет стыдно, что ты плохо кормишь семью. Но учти – эту ношу никто на тебя не взваливает. Ты хватаешь её сам, как дурак.

– Она лежит на моей дороге. Причём, давно, – сказал Иван.

Больше Ольга Николаевна не могла держаться.

– Нет, это кошмар какой-то! – вскипела она. – Вместо того чтобы бороться за счастье, ты униженно озираешься – кому бы пригодиться! Кому пригожусь – с тем пойду! Это я тебя упустила в детстве! Нет-нет, молчи! – замахала она. – Молчи! Ещё одной тирады про долг я не выдержу! Ты молчи – а я скажу! У человека в твоём возрасте есть прежде всего долг перед своей судьбой! У него есть долг перед своим талантом, который он обязан реализовать, перед своей душой и, если хочешь, телом! Вот эти долги у него есть. А чтобы грехи замаливать – для этого у тебя будет старость.