— Как долго?
— Я должен закончить свой переговорник через два-три дня. А потом для верности хочу поработать с ним ещё дня три, чтобы наверняка убедиться, что сообщение дошло. — (Попробовать разную частоту. Учесть атмосферные условия. Потянуть время, чтобы побыть ещё с тобой, милая: любовь всех нас делает лжецами.) — А тем временем мы можем послать гонцов за теми людьми, которых ты мне обещала.
— Хорошо. Я могу подождать… ещё с неделю, а все наши могут отправиться и раньше. Надежда придает нам сил. — Дония припала к нему. — И каждая ночь будет твоей, дорогой, только твоей.
Глава 20
Странно было оказаться вновь на корабле. Когда Джоссерек вышел из отведенной ему каюты, соленый ветер, его пение в снастях, поскрипывание дерева и такелажа, шорох и шлепки волн у борта, раскачивание палубы под ногами заставили его почувствовать себя преображенным.
Полдюжины сопровождавших его рогавиков тоже с трудом признали его. Он чисто побрился, подстриг свои черные волосы и сменил шерсть и кожу севера на матросскую парусину. Рога-вики обменивались улыбками и жестами с командой, но явно чувствовали себя здесь неловко. По темному морю катились белые гребни; соленые брызги жалили кожу; земля, с которой их доставили сюда на шлюпке, едва виднелась на северном горизонте.
— Адмирал назначил мне встречу, — сказал Джоссерек. — Хочешь пойти со мной, Феро?
— Да, — кивнул торговец из рода Валики, главный его проводник и советник. — А остальные?
— Ну-у, ты же знаешь наших начальников. Да вы, ребята, и не поймете ничего из того, что там будет говориться; и наша задача пока всего лишь обменяться сведениями. — Следуя с Феро за боем, который принес, ему приглашение, Джоссерек спросил: — Вас хорошо разместили?
— Тут все, конечно, очень интересно. Но как ни устали мы с дороги, сомневаюсь, сможем ли мы уснуть внизу, в таком скопище тел. Нельзя ли нам разложить свои мешки прямо здесь?
Джоссерек осмотрелся. «Гордость Альмерика» по тоннажу соответствовал торговому судну, хотя его пушки больше подошли бы линкору.
— Уверен, что можно. Места тут много, а до начала каких-либо боевых действий мы, конечно, высадим вас на берег.
Адмирал Роннах принял их у себя в каюте. Он был из племени Деррэн, как и Джоссерек, но это ничем их не связывало. Гораздо сильнее связывал их флотский мундир с золотой летучей рыбой, который носил адмирал.
— Здравствуйте, господа. Прошу садиться. Наш общий язык, должно быть, рагидийский? Сигары? Как вы добрались из… из того места, откуда послали нам радиограмму?
— Скакали во весь дух, — ответил Джоссерек. У него не было слов, чтобы описать те пространства, которые они преодолели. Им пришлось переправиться через Становую, избегая патрулей с имперских аванпостов, и ехать на восток чуть ли не до Диких лесов, прежде чем повернуть на юг по песчаным прибрежным низинам. Нигде на территории Арваннета нельзя было назначить определенного места встречи.
— Мы уж начали беспокоиться — день за днем посылаем шлюпку, а вас все нет, — признался Роннах. — Слишком уж много неизвестных величин в этом деле, на мой взгляд.
— Каково положение дел сейчас, мой адмирал? — напрягся Джоссерек.
— Боюсь, что оно в зачаточном состоянии. Эфир трещит от переговоров с Ичингом. Вы сами понимаете, там будут рады, если Рагидийскую Империю потеснят на несколько пядей — при условии, что это не будет стоить им войны. Поэтому все сугубо неофициально, и Старейшины потребуют ещё уйму информации и разъяснений, прежде чем позволят нам действовать. Мы высадили на берег несколько агентов, в городе тайно установлен передатчик, вот почти и все.
— Большего я и не ожидал, — кивнул Джоссерек. (Правда, позволял себе надеяться — ради Доний. Но…) — Придется мне, как видно, служить у самого себя офицером по связи, работая одновременно у вас в штабе и сражаясь с начальством у нас на родине — и одни боги знают, что еще.
Феро молча слушал, непонимающе глядя рысьими глазами.
Шумел проливной дождь, смывая с арваннетских улиц в каналы всю летнюю грязь и осеннюю листву. Логовища за окнами дома Касиру казались покинутыми — дома, трактиры и притоны притаились под дождем, и Адова Обитель едва маячила над крышами. Но в уютной комнате, обитой сливовым бархатом, ярко светили лампы, сверкали хрусталь и серебро и благоухали курильницы.
Помощник атамана Братства Костоломов откинулся назад, затянулся дурманным зельем, выпустил дымок, заволокший его сухое лицо, и промолвил:
— Да, ты пережил целый эпос. Но я, боюсь, не гожусь в эпические герои. Они все норовят погибнуть смолоду и как можно кровавее.
Джоссерек пошевелился на стуле.
— Хочешь жить, как теперь — затравленным и измотанным, пока ищейки Империи не выведут вас всех под корень? На Новокипской дороге я видел пугала — говорят, будто их сделали из кож казненных преступников. По мне, это жутко страшная смерть, страшнее, чем от меча.
— Но потерпевшие поражение повстанцы погибнут ещё более садистски. До сих пор в Логовищах было ещё терпимо. Оккупационные войска слишком малочисленны и слишком заняты другими делами, чтобы предпринимать что-то, кроме случайных облав. Им не часто удается взять кого-нибудь стоящего. Хуже всего то, что мы лишились покровительства Гильдий.
— Одно только это вас задушит, — подался вперед Джоссерек. — Пойми, я даю тебе возможность заключить тот самый союз с Людьми Моря и северянами, на который ты надеялся. Я не прошу тебя дать ответ сегодня же. Видимо, ты не можешь. Моей стороне тоже нужна определенная уверенность в успехе перед началом действий. Я — один из нескольких, ведущих переговоры с различными силами города, которым нужно договориться и объединиться, иначе восстание действительно потеряет всякий смысл. Может быть, мы с тобой займемся этим вместе? И если ты увидишь, что нам хоть что-нибудь светит, то свяжешь нас ещё с кем-нибудь?
— На это понадобится время.
— Знаю, — довольно мрачно ответил Джоссерек. А Касиру просветлел:
— Ну что ж… на таких условиях мы сможем договориться. Ты — мой дорогой гость.
Эрсер эн-Хаван, Святейший советник по светским делам, сидел в облачении своего Серого ордена на мраморном троне, сделанном в столь давние времена, что в его сиденье и спинке образовались углубления, и вертел в пальцах сферу из дымчатого хрусталя, которую носил на шее. Границы льдов и линии побережий, вырезанные на ней, были не такие, как на нынешних картах. В строго обставленной комнате стоял полумрак. Джоссерека ввели сюда с завязанными глазами. Он знал только, что находится где-то в Венценосном соборе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});