Lēruma (Lärmstrasse, Шумная улица).
Раньше на рижском жаргоне латыши говорили:
leiters (trepes), beķereja (maiznīca), mālers (krāsotājs), fūrmanis (ormanis), Dinaburgas vakzāle (stacija), Šreinbuša (Čiekurkalns), pažarnieks (ugunsdzēsējs), lērums (troksnis), blēņas, blēņoties (palaidņoties), rakaris (palaidnis), porūzis (Vorhauss – priekštelpa), abet (aber – bet), aknibināties (nodarboties ar sīkumiem).
Ремесленники вообще «brūķēja» (использовали) только жаргон, например:
Vaservāga – līmeņrādis,
Borštele – pindzele,
šraubenciers – skrūvgriezis.
Paul Neldner – магазин музыкальных принадлежностей на Бастионном бульваре в доме Гросвальда, на втором этаже. Шикарный и особенный был кабинет магазина. Там находилась большая турецкая тахта, над ней – длинный гобелен с напоминающей Венецию баркаролой Гофмана. Стены увешаны фотографиями актеров, знаменитостей, с дарственными надписями. Флигель. Письменный стол с раритетами.
Хозяин магазина Paul Neldner был давний клиент моего отца. Служащий магазина приходил к нам как посыльный (bote), позвать отца. Вызов по телефону в то время еще не был в обычае. Когда фирма перестала существовать, ее купил O. Krolls. Служащий Нелднера позднее работал на главпочтамте дворником и был моим «большим другом». Я в то время работал в строительном бюро Почты. (1956)
Большие книжные магазины Риги посылали своим многолетним провинциальным подписчикам и клиентам книги, для осмотра, и с запиской: «Желаемое – возьмите, остальное – отошлите назад».
После Первой мировой войны постепенно «угасли» старые книжные магазины Риги. Еще, перебравшись из Петербурга, существовали Kymmel, Jonks Poliewsky, Deubner. Продавца последнего я потом встретил у Бартушевского, на Даугавмала. Если не ошибаюсь, теперь он, сгорбившийся, стоит в одном из книжных антикварных магазинов. Книжный «яд» впитался даже в продавца. (1954)
На Господской (Кунгу) улице находился магазин хирургических и санитарных принадлежностей Маркграфа. В годы учебы я как юниор носил туда связку мензурных рапир, заострять «клинки».
Магазин игрушек Vierecke und Leutke – был детским раем. Магазин был размещен на двух этажах. При входе продавец осведомлялся о возрасте ребенка. «Для какого возраста?» У кассы находилась реликвия магазина – простые жестяные базарные часики с шишечками. Магазин закончил свое существование, когда репатриировались балтийские немцы.
Большой магазин железных товаров на углу улиц Авоту и Гертрудес, принадлежавший еврею Гелфанду, в народе называли «У слона» (лтш. Pie elefanta).
Была замечательная турецкая пекарня (владелец – Хуснетдинов), которая находилась в доме на углу сегодняшней улицы Кр. Барона и бульвара Райниса. Все продавцы носили красные турецкие фески. Бедные люди у заднего выхода из магазина за пару копеек покупали обрезки от тортов.
В моем детстве всюду был заграничный шоколад. Очень популярной была моя любимая марка – Gala Peter. Ее мне покупал отец. Эта шоколадная фирма существовала еще после Первой мировой войны.
Schaar und Cavigel[286] – лучший рижский кондитер. Фирма существовала с начала XIX века. В мое время была известна своим лучшим ликером – бенедиктинским. В последний раз я его покупал когда уже вошли большевики, в 1940 году, на снятые со счета деньги.
У всех магазинов и мастерских были посыльные мальчишки, они разносили заказы. Помню такой виденный на улице случай: мальчик из кондитерской с тортом на подносе на голове дразнит уличного мальчишку: «Вот тебе, возьми!» Тот подбежал, подпрыгнул, схватил торт и дал волю ногам. Мальчишка из кондитерской остался стоять, пораженный, с раскрытым ртом, с подносом ведь не побежишь догонять.
Винный погреб Казарова находился на улице Кеныню. Отец туда имел обыкновение заходить, выпить стаканчик вина. Я иногда его провожал. В памяти осталась сырость погреба, перемешанная с винным ароматом. Сумерки в духе Гофмана.
Когда был мальчиком, видел в окно нашей мастерской, как конвой с обнаженными клинками гнал по Николаевской улице (К. Валдемара) каторжников из Цитадели на станцию. Шли серые столбы, звенели кандалами. За ними двигалась толпа женщин с детьми. Отправлялись за ними вослед, в Сибирь? Или только провожали своих любимых до станции?
Сорок лет спустя. Мир настолько оцивилизировался, что всех – и жен, и детей, и седовласых стариков, тощих и худых, даже младенцев, собирали в машины и отправляли с утра пораньше, на восходе солнца, в путешествие, по рижским улицам – в Сибирь.
Цилиндры на улицах Старой Риги в то время были обыденностью. Носили их «господа» в том старомодном понимании, у которых в Риге была своя Господская (Кунгу) улица. И трубочисты отправлялись на работу в цилиндрах. В последний раз я видел трубочиста в цилиндре уже в советское время, однажды на Новый год. В то время это было чудом, и за ним бежали мальчишки и собаки.
Жилетки мужское сословие носило шикарные, муаровые, из ценных тканей. Иногда даже пестрые. Белые жилетки были в большой почести.
Господа не имели обыкновения покупать готовую обувь, – ну а если и приходилось, то это должна была бы быть только настоящая «марка». У моего отца – американские шнурованные сапоги Walk-Ower. Носили их только по воскресеньям, на выход. Хранились начищенные, в оригинальной картонной коробке. У них была просто удивительная кожа. У фирмы Walk-Ower в Риге был свой представитель.
Что за трости (štoki) в то время! Отец носил из черного эбенового дерева, с серебряными монограммами.
В начале века галоши (или калоши) были очень распространены. Снаружи – черная, гладкая резина, красная, мягкая, яркая подкладка. С респектабельным костюмом носили глубокие галоши (полусапоги). Они были мощные у военных, с блестящим окованным металлом подъемом сзади, в котором была особая ложбинка (штрабе) для конской езды.
Корсеты женщины носили повседневно. Чтобы надеть корсет, нужна была чья-то помощь. Так как мама дома была одна, ее корсетом занимался я, встав на стул. Ремесло по изготовлению корсетов сохранялось в Риге еще и при коммунистах в 1960-е годы. Свой частный дом у изготовительницы корсетов, мадам Доннере, находился на улице Лайпу 1. Такие салоны носили гордые названия, например Madame Mathilde.
Я испокон веку не пишу шариковой ручкой, только – металлическим пером. В моем детстве были еще люди, которые упрямо писали гусиным пером. Отличное железное перо было № 86.
Старые, хорошие лекарства, которые помогали практически при всех заболеваниях, носили название Pen Expeller и Peru balzams.
В корчмах музыку играли особые коробки «оркестриона». В последний раз я такую слышал в 1930-е годы в Руйене, в корчме Броля. В то время их заводили только для высоких гостей таких, как я и почтмейстер, кидая в машину единственную «уникальную» пятикопеечную монету царских времен.
Яркой личностью на фоне Старой Риги был архитектор Трофимов, отличный знаток Старого города. Свою дипломную работу о классических формах он защищал в «соответствующем» фраке с золотыми пуговицами.
Появление русского мальчишки в нашем дворе немедленно отмечалось высказыванием: «Vai negribi dabūt pa mordu!»
Рижские детские считалки.
«Энике бенике сикели са,
Эника беника кнак!»
«Один-единственный турецкий боб путешествовала в Англию,
Англия была закрыта, и тот ключ сломался.
Эйнс, цвей, дрей, ду бист фрей.
Виенс, диви, трис, ту эси бривс!»
«Энтер тентер, цвейер ментер
Зее цу Тиш, танце Фиш.
Айн, цвай, драй, ду бист фрай».
Пиво раньше хранили в бутылках с натуральной пробкой. В корчмах пробки доставали, аккуратно, не портя, особым штопором. Накопленные пробки возвращали в пивоварни и получали за них так называемые «пробочные деньги». Оберы пропивали их на особых пирах.
Старые названия рижского пива:
«Байритис» (Bayrisch Bier),
«Bock-Bier»,
«Mercens»,
«Berliner Weiss»,
особый напиток – «Sinalu».
Пивной анкерок – небольшая бочка пива, которую мужчина в кожаном фартуке приносил в дом заказчика.
Известный Rīgas ķimmelis начали делать в конце XVIII века, когда Laroche – французский иммигрант поселился в Риге на улице Смилшу и приступил к изготовлению ликера.
Конторка с высоким сиденьем находилась в каждом солидном предприятии. Еще долго держалась парочка, сохраняемая еще в 1930-е годы в Риге, Департаменте налогов. За одной из них некоторое время работал и я. Последнюю конторку видел в здании Биржи еще после Второй мировой войны. И у отца в свое время была в мастерской конторка.
Часы «Омега» у меня от отца. Часовщики радуются, когда их видят еще и сегодня.
Стиральное мыло было мраморное – белое, с синими прожилками.
Первые фаянсовые горшки WC можно было купить у Якша. Первые экземпляры этой редкости господа везли домой незапакованными, на извозчиках, держа на коленях как большую драгоценность.