Мальчик, откинув голову, судорожно хватал ртом воздух и издавал приглушенные стоны, как будто боясь в полной мере обнаружить силу своего возбуждения. Стремительным жестом белая кисть властно обхватила затылок, притягивая запрокинутую голову рубина, и Рауль накрыл приоткрытый рот поцелуем, сминая податливую преграду губ, проникая языком глубже. Другая рука собственнически обхватила талию мальчика, решительно притягивая ближе к себе. При этом от взгляда монгрела не ускользнуло, с какой готовностью молоденький рубин подался бедрами вперед, прижимаясь к Советнику. А тот упивался его губами, не прерывая зрительного контакта с окаменевшим Катце — в лёгком прищуре зеленых глаз читалась ехидная усмешка.
Эм присел на край стола, просунув колено между ног мальчика, оторвал губы от его губ и начал легко, дразня, касаться его рта, а затем — мгновенно отстраняясь. Молодой человек каждый раз пытался поймать ускользавшие губы, но рука на его затылке, прихватив за волосы, удерживала движения головы. Блонди оторвался от губ рубина, удерживая его от новых попыток сближения. С лёгкой, почти нежной, улыбкой он заглядывал в затуманенные страстью карие глаза, слушая недовольные стоны.
— Мы не одни, — тихим, вкрадчивым голосом проговорил Эм. — Имейте уважение к господину Катце — ведите себя прилично. А то он уже минут пять стоит здесь, возмущенный вашим бесстыдством.
Лишь несколько мгновений потребовалось мальчику, чтобы осознать ситуацию. Потом он отпрянул от Рауля, отскочив на почтительное расстояние, быстрым движением накинул на плечо сползший костюм и вытянулся по струнке. Обычно благородно бледные щеки рубина теперь пылали не то от не отступившего возбуждения, не то от нахлынувшего смущения перед свидетелем проявленных им чувств. Он невидящим взглядом смотрел прямо перед собой, замерев, словно статуя, лишь распухшие до бесформенности, блестящие — будто в масле, приоткрытые губы, подрагивали от вырывавшегося из них сбивчивого дыхания, а грудь часто вздымалась вопреки явным попыткам удержать её.
Глаза Катце расширились от удивления, грудь горела, голова была как в тумане. Он не верил! Рауль завел любовника?! Из элиты?! Рауль, который целовал его и страстно и нежно! Рауль, который соблазнил его и заставил себя безнадежно полюбить! Рауль, который сломал ему жизнь, сломал его, сломал все принципы и изничтожил последние остатки стыда! Да, тот самый Рауль…
Катце почувствовал, как защипало глаза — дурацкие слезы! — они напрашивались сами собой.
— Я… — монгрел попытался хотя бы дойти до середины кабинета, не выказав своих истинных эмоций — пола под ногами он не чувствовал. — Простите, если помешал… это важные документы. Их на подпись прислал господин Минк, — дрожащими руками Катце быстро положил бумаги на край стола. Он невольно бросил робкий оценивающий взгляд на Руби, потом — горький — на Рауля.
«Значит все дело не в Юпитер… Не в запретах и законах… Все дело во мне. Во мне…» Дальше мысли становились бессвязными, в ушах стоял звон, кабинет перед глазами поплыл. Монгрел уцепился рукой за край столешницы, чтобы устоять на ногах.
Блонди с непонятной улыбкой наблюдал за душевными терзаниями монгрела. «Вовремя, да уж…» Рауль не мог описать словами свои чувства, возникшие, когда дверь его кабинета распахнулась, и то, что на её пороге стоял именно Катце, а не кто либо ещё, было почти бальзамом на мгновенно сжавшееся сердце. Естественно, что блонди не отказал себе в удовольствии поиграть. Это было более чем волнующе! Смотреть в глаза монгрелу, лаская в этот момент другого. Эму понравилось. Очень. Только вот Катце — нет. Ему было больно, намного сильнее, чем в самый первый день эксперимента, сильнее, чем когда Эм отправил его в бордель.
— Хорошо, — кивнул Рауль, глядя на документы, — я ими займусь.
Советник медленно поднялся со стола, на котором сидел и прошёл к столику с вином.
— Эльвио Стоун, что за вид? — холодно произнёс он. — Что с вашей формой?
— Виноват, господин Эм, — пробормотал рубин, побледнев.
— Немедленно извольте привести себя в порядок! И если можно, не здесь, — блонди почти презрительно посмотрел на несчастного мальчика.
— Разрешите идти, Советник? — не смотря на слова блонди, он достойно держался.
— Разрешаю… Идите…
Проследив взглядом практически вылетевшего за дверь рубина, Рауль вернулся к столу и стал медленно перебирать принесённые монгрелом бумаги.
— Ты хочешь этого мальчика, Катце? — даже не смотря в его сторону.
Катце смотрел на Рауля так, будто видел его впервые — в некотором роде так оно и было. От этого зрелища дилера почти тошнило.
— Хотеть всех и каждого — это ваша привилегия, — поморщился Катце, ощущая почти неукротимую злобу, которая вытесняла из его души шок. Монгрел старался держаться холодно, но тихий голос совершенно не вязался с его деловым тоном: — Подписывайте бумаги, я не задержусь здесь дольше положенного на это времени.
На самом деле, Катце сейчас просто захотелось очень сильно ударить Рауля — открытой ладонью по лицу — словно провинившегося любовника. «Все дело не в Юпитер… Все дело не в Юпитер…» — в голове словно звучало настойчивое тиканье — оно медленно и верно доводило монгрела до грани, за которой начинался беспредел, за которой Катце был равен с Раулем в праве на гнев.
— Неужели? — пугающий злой взгляд обратился на дилера. — Значит это в моей привилегии. Как мило с вашей стороны напомнить Мне О Моих Правах.
Блонди, отодвинув бумаги, тягуче-медленным движением поднялся из кресла и неспешно обошёл стол, будто давая монгрелу возможность убежать и спастись от неминуемого гнева Советника. Остановившись прямо напротив Катце, он пристально посмотрел ему в глаза.
— Ревнуешь? — вдруг презрительно усмехнулся он. — Это не самое лучшее чувство по отношению ко мне, помни об этом… Но, теперь ты хотя бы знаешь что это такое, что тоже неплохо… — возможно это был намёк на прошлую интрижку дилера, а может простая констатация факта.
— Ревную? Я? — Катце смерил Рауля брезгливым взглядом. Он так хотел разозлить блонди, что на все остальное ему стало наплевать. Где-то в глубине сознания зародилось странное и незнакомое ощущение — полной потери контроля. Остановиться уже было практически невозможно. — Не обольщайся, Рауль. Я стонал под тобой только потому, что ты этого очень хотел. Еще неизвестно, кто с кем играл. — Усмешка слишком зла, чтобы не раздражать: — Да мне плевать по большому счету, с кем ты спишь, только обидно, что ты не способен вызывать к себе ничего, кроме страха и жалости. Этот твой Стоун искренен с тобой? — Монгрел выплюнул этот вопрос так, словно залепил блонди пощечину. — Или он тоже позволяет трахать себя только потому, что ты выше его по положению?