Наверху в своей комнате девушка разрыдалась. Какая же она никудышная экономка! Она так и не научилась держать свое мнение при себе, проявляя почтение к другим. Несколько минут свели на нет тяжкий труд, проделанный за последний год. Как теперь она покажется на глаза своему нанимателю?
Кларри прикрыла рот ладонью, чтобы заглушить рыдания. Она не оставила себе иного выбора, кроме как подать прошение об увольнении. Герберт, видимо, этого и ожидает после случившегося. Как возликует Берти! А что же Уилл? В последние дни он почти не разговаривал с ней, так что, возможно, она ему уже не так и нужна.
Заставив себя успокоиться, Кларри вытерла слезы. Она обязана походатайствовать за Олив — по крайней мере, ее сестра не должна лишиться работы. Вся вина лежит на ней, и только на ней. Герберт должен это понимать.
Кларри пролежала всю ночь без сна, а ранним утром спустилась на второй этаж с письмом, в котором приносила свои извинения и просила об отставке. Она просунула конверт под дверь спальни Герберта и пошла вниз, чтобы затопить печь и приготовить чай и овсяную кашу.
Через двадцать минут девушка вздрогнула, услышав раздавшийся из кабинета требовательный звонок. С похолодевшим сердцем она отправилась наверх, готовясь принять на себя гнев Герберта.
— Входите, — велел он, услышав стук в дверь.
Кларри увидела его стоящим у окна. Тусклый утренний свет выхватывал седины в его всклокоченной шевелюре. Повернувшись к ней, он протянул руку с ее письмом и потряс им.
— Я прошу прощения, сэр, — выпалила Кларри. — Я не имела права все это говорить.
— Да, вы не имели на это права, — сказал он, сурово глядя на нее.
Отойдя от окна, Герберт, прихрамывая, обошел стол. Бесконечно долго он пристально смотрел на нее. Его измученное лицо покрылось глубокими морщинами страдания и усталости. Он словно состарился на десять лет.
— Но то, что вы сказали, — правда. Я был слишком эгоцентричен в своем горе. Я чувствовал себя таким виноватым…
Он замолчал, сглотнув. В его глазах блеснули слезы.
— И мне нужны были правдивые слова молодой женщины, чтобы я смог это понять.
Герберт вернул письмо потрясенной Кларри.
— Я хотел бы, чтобы вы пересмотрели свое решение.
— Вы… вы не желаете, чтобы я ушла? — запинаясь от смущения, спросила Кларри.
— Нет, не желаю, — ответил Герберт. — Пожалуйста, останьтесь, Кларри. Ради меня и ради Уилла.
Она видела, какого труда ему стоило просить ее. Кларри тут же ответила:
— Конечно, я останусь. Я совсем не хотела уходить. Спасибо, сэр.
— Нет, Кларри, это я должен вас благодарить.
Губы Герберта растянулись в натянутой улыбке. Девушка быстро сунула письмо в карман передника и повернулась, чтобы уйти.
— И еще, Кларри, — задержал ее Герберт. — Скажите Уиллу, что я хотел бы позавтракать с ним до того, как он отправится в школу.
— Да, сэр, — произнесла Кларри, и ее сердце радостно забилось. Она вышла из кабинета, закрыв за собой дверь.
Глава шестнадцатая
Лето 1907 года
То лето было самым счастливым в жизни Кларри с тех пор, как умер ее отец. Они с Рэйчел часто встречались, чтобы пойти в чайную или прогуляться в парке, если стояла хорошая погода. Теперь, когда Кларри уже не должна была отдавать половину своего жалованья, она смогла позволить себе купить Олив краски и мольберт. Они дважды брали у Стоков велосипеды и ездили за город на пикник, во время которого Олив занималась рисованием. Но больше всего Кларри ждала четверга, когда после обеда появлялся Джек с партией чая. Она задерживала его под разными предлогами — посмотреть, почему протекает кран, или устранить какую-нибудь мелкую поломку, после чего угощала его чаем и приготовленным Долли пирогом с тмином.
— Что ты там рисуешь? — спросил он однажды Олив, сидевшую напротив него за столом.
— Так, набросок, — ответила Олив, краснея.
— Покажи ему, — подбодрила ее Кларри.
Олив энергично замотала головой, но Джек протянул руку и выхватил у нее блокнот.
— Нет, не смотри! — взвизгнула Олив.
Джек захохотал.
— Это мы с тобой, — сказал он, показывая рисунок Кларри. — А на чайнике сидит купидон!
— Боже мой, Олив, — пробормотала Кларри, закрыв лицо руками.
Олив вырвала блокнот из рук Джека.
— Это просто шутка. Джек не должен был это видеть.
Их переполох показался молодому человеку забавным.
— Сколько еще у тебя рисунков? Целая кипа моих портретов, которую ты хранишь у себя в спальне, да?
— Не зазнавайся! — шутливо осадила его Кларри. — Было бы кого рисовать.
— Да, — надулась Олив, захлопнув альбом, — не такой уж ты и красавчик.
Джек прыснул.
— Вы, сестры Белхэйвен, умеете поставить парня на место. Мне завидуют все разносчики чая по эту сторону Тайна. Знали бы они, что я тут терплю.
Кларри шутливо толкнула его, смеясь, когда он, поставив чашку, встал, чтобы уходить. В дверях Джек спросил у нее:
— Может, сходим в «Павильон» завтра вечером?
Ее глаза засияли от радости, но ответ был неопределенным.
— Не знаю, освобожусь ли я вовремя. Мисс Ландсдоун приедет на ужин.
— Я буду им прислуживать, — предложила свою помощь Олив.
Кларри взглянула на нее с благодарностью.
— Справишься?
— Конечно, — ответила сестра. — Я подавала на стол гораздо чаще, чем ты.
— Значит, решено, — улыбнулся Джек. — Я зайду за тобой без четверти восемь.
Он послал Олив воздушный поцелуй.
— Спасибо, мой маленький купидончик.
Олив закатила глаза.
— Я делаю это для Кларри, а не для тебя.
Джек вышел, тихо смеясь.
За это лето Кларри с Джеком несколько раз были в мюзик-холле и в кино. Он покупал ей шоколадки, а после провожал домой, несмело целуя у двери в кухню и делая комплименты. Несмотря на то что он старался вести себя, как дамский угодник, его прикосновения были робкими и неуклюжими. Краснея, Кларри думала о том, что ей не с чем сравнивать, кроме страстных и самоуверенных объятий Уэсли. Но ей и не следует сравнивать! Джек был добрым и веселым парнем — и гораздо больше джентльменом, чем нахальный Робсон, несмотря на его более высокий социальный статус. Но все же она с раздражением ловила себя на том, что не может выкинуть Уэсли из головы, когда Джек обнимал ее за талию и целовал на прощание.
В особняке Стоков также происходили перемены. Герберт постепенно выбирался из депрессии, стараясь во время еды быть с Уиллом и снова погружаясь в работу. Свадьба Берти была назначена на сентябрь, и Вэрити с воодушевлением вернулась к переоформлению второго этажа. Уилла переселили в спальню поменьше, но он, похоже, был не против.