Кларри отошла назад, а Герберт прижал ладонь Луизы к лицу.
— Что, любовь моя? — спросил он срывающимся голосом. — Говори!
— Хочу, — прошептала она, — хочу…
— Чего ты хочешь? — допытывался Герберт. — Чтобы я послал за врачом? Ты этого хочешь?
Она качнула головой из стороны в сторону, с мольбой устремив глаза мимо мужа на Кларри. Девушка уже догадалась, что пытается сказать Луиза.
— Миссис Сток хочет видеть Уилла! — крикнула Кларри. — Я схожу за ним.
Не дожидаясь разрешения, девушка надавила на звонок, который прозвенел внизу, и стремглав бросилась из комнаты.
Всклокоченный Уилл встретил ее на лестнице. Его глаза округлились от испуга.
— Я услышал звонок, а вас на месте не оказалось…
— Твоя мама хочет тебя видеть, — сказала ему Кларри.
У нее сжалось сердце от его взволнованного вида.
— Скорее иди к ней.
Уилл побежал вверх, перепрыгивая через две ступеньки, потом замешкался и обернулся.
— Я забыл скрипку. Мама захочет послушать мою игру.
— Ты иди, а я принесу скрипку, — сказала Кларри. — Быстрее!
Мальчик побежал, на ходу крича матери о том, что он уже идет. Кларри кинулась вниз за инструментом. Ее сердце колотилось от страха. Скрипка лежала под скомканным одеялом, которое Уилл стряхнул с себя в спешке, услышав звонок. Схватив ее, Кларри поспешила наверх.
Герберт все так же держал ладонь жены, как и тогда, когда Кларри выходила из спальни. Уилл топтался рядом. Веки Луизы были наполовину опущены, рот приоткрыт. Ее тяжелое дыхание стало ровнее.
Уилл обернулся к Кларри. Его глаза были полны слез.
— Мама ничего не говорит, — прошептал он. — По-моему, она меня не узнаéт.
Мистер Сток ничего не сказал. Кларри протянула мальчику скрипку.
— Мама хочет, чтобы ты ей сыграл. Вот что она говорила.
Уилл замялся в нерешительности, взглянув на отца.
— Мне играть, папа?
Герберт, казалось, не услышал его. Все, на что он был сейчас способен, — это держать жену за руку, как будто так он удерживал ее в этом мире.
Кларри коснулась плеча Уилла и кивнула, ободряя.
— Поиграй для мамы, — мягко сказала она.
Уилл прижал скрипку подбородком и несмело заиграл «Воды Тайна», пьесу, которую они недавно разучили с Олив. Дойдя до конца, он сделал паузу и заиграл сначала, на этот раз более уверенно.
После того как смычок в последний раз коснулся струн, эхо долго звучало между ними, словно не желая умирать. Мелодия, казалось, растворилась в воздухе, и снова повисла тишина. Полнейшая тишина. Уилл стоял, поддерживая скрипку, Герберт по-прежнему сжимал ладонь жены.
Кларри сдержала крик — шумное дыхание Луизы затихло. Девушка дотронулась до Уилла.
— Мама ушла, — сказала она тихо.
Но мальчик, вздрогнув, отпрянул, роняя инструмент, и бросился к кровати.
— Мама! — закричал он. — Мама!
Герберт испустил жуткий стон. Кларри подняла скрипку и поспешно вышла из комнаты, оставляя их наедине с их горем. Через секунду она услышала, как взревел Герберт:
— Отойди, не трогай ее!
— Она не умерла! — завопил Уилл. — Не умерла!
Кларри застыла. Ей захотелось вбежать обратно и, обняв, утешить мальчика, как должен был бы сделать его отец.
— Убирайся! — завыл Герберт, словно животное, попавшее в капкан. — Оставь меня с ней, бога ради!
Рыдающий Уилл выбежал из комнаты с безумным взглядом.
— Уилл… — Кларри попыталась остановить его, но он оттолкнул ее и, добежав до лестницы, устремился вниз.
Она услышала, как он возится у входной двери, пытаясь вырваться наружу. Девушка бросилась к комнате Берти и забарабанила в дверь.
— Сэр, пожалуйста, быстрее! — кричала она, продолжая стучать, пока он не отозвался.
— Что такое? — сердито сказал Берти.
Его обычно приглаженные волосы сейчас торчали в разные стороны.
— Прошу прощения, мистер Берти, — выпалила Кларри, — но миссис Сток… Вы нужны сейчас вашему отцу.
Видя, в каком она состоянии, Берти, не задавая вопросов, направился в комнату матери. Кларри помчалась вниз искать Уилла.
Мальчик отпер массивную входную дверь, оставив ее открытой настежь. Кларри выбежала на площадь, разыскивая Уилла среди теней в тусклом свете газовых фонарей. Боже праведный, только бы он не убежал далеко!
Зайдя за угол, Кларри услышала плач. Уилл сидел, сгорбившись, на оградке, трясясь от рыданий и отчаяния. Девушка наклонилась к нему и дотронулась до его плеча.
— Мне так жаль, Уилл, — прошептала она.
— Это я в-виноват, — заговорил мальчик, всхлипывая. — Я думал, от м-музыки ей станет лучше. Какое ребячество. Я глупый, глупый-преглупый мальчишка!
Кларри опустилась рядом с ним на колени. Он повторял укоризненные слова Герберта и Берти.
— Ты совершенно ни в чем не виноват, — возразила девушка твердо. — Твоя мать уже давно болела, и у нее не было сил на то, чтобы побороть простуду. Даже доктор не смог ей помочь.
— Папа с-сказал, чтобы я ушел, — горестно произнес Уилл. — Он н-ненавидит меня.
— Вовсе нет, — заверила его Кларри. — Твой папа раздавлен горем и не понимает, что говорит.
Она притянула мальчика к себе.
— Ты нужен ему, Уилл. Вы должны поддерживать друг друга. Пообещай, что больше не станешь убегать.
Он кивнул и прижался к ней.
— Вы от нас не уйдете, правда? Теперь, когда мама…
Уилл не смог заставить себя произнести это слово.
— Нет, конечно, — пообещала Кларри. — Я останусь до тех пор, пока буду вам нужна.
Она прижимала его к себе в этой промозглой темноте, желая оградить этого нежного, любящего мальчика от горя, способного его раздавить.
Глава четырнадцатая
В эту зиму дом номер двенадцать на площади Саммерхилл был погружен в глубокую скорбь. Герберт был безутешен. Свадьбу Берти отложили до лучших времен. Герберт запирался в кабинете на долгие часы. Он загружал себя работой, чтобы заглушить свое горе. Герберт стал резок с Кларри, а Олив лишил свободного доступа к его библиотеке. Таким образом он наказывал девушек за то, что они не сообщили ему вовремя об ухудшении состояния Луизы. Некоторое время Герберт был так холоден с ними, что Кларри начала подумывать об увольнении и о том, что они с сестрой окажутся на улице, но по не известным ей причинам этого не произошло.
Уилл слонялся по дому как привидение, подавленный и несчастный. Его тринадцатый день рожденья прошел почти незаметно. Кларри и Олив подарили ему нотную тетрадь, а Долли испекла пирог. Кларри старалась утешить мальчика, как только могла, побуждая его продолжать заниматься музыкой, но Герберт теперь не выносил звуков скрипки.