в зловонную рану и прижала ладони к лицу, бессильно простонав:
– Амиго…
Собака не шевельнулась. Лина больше не смотрела на рану. Присев, она гладила холку, перебирала пальцами заскорузлую липкую шерсть. По руке, сжимающей у лица футболку, стекали горячие капли, катились по локтю, падали на морду.
Амиго не оставит Хосе… И не дотянет до утра… До наступления темноты, тела растерзают звери. Кто это сделал? животное? человек? Лина не могла думать, не могла удивляться, как жизнь ещё теплиться в теле… и не могла заставить себя подняться. Освободив шею от верёвки ошейника, исчезающего в пальцах Хосе, она гладила и гладила, собирала в пальцах складки дряблой кожи, словно могла заживить смертельные раны…
Глухо застонав, Лина выдернула из кармана пистолет, коснулась дулом покатого лба, зарыла меж ушами. Всё понимая, Амиго тяжело приоткрыл веки и медленно опустил. Рука дрогнула. Лина едва удержала кусок железа, ставший невероятно тяжёлым и скользким. До скрипа стиснула зубы, зажмурилась:
– Прости!
Воздух разорвался. Крик утонул в грохоте. Взметнулись птицы, испуганно захлопали крыльями. Эхо ударилось и вернулось от свалок вгрызающихся мусором в красновато-лиловое небо. Не разбирая дороги, шатаясь и спотыкаясь, Лина продиралась в густых зарослях. Ветки хлестали лицо, целились в глаза, выдирали волосы, рвали одежду. Поскользнувшись, она упала лицом вперёд, ушибла колено, до крови оцарапала бок. Сосредоточив волю на том, чтобы двигаться, поднялась, видя в просвете тёмно-зелёного коридора, понимающие человеческие глаза.
Выйдя на дорогу, Лина остановилась. Тяжело дыша, привалилась к столбу, обхватила руками холодный бетон, со всей ясностью осознавая: смерть унесла не только друзей – застрелив Амиго, она что-то убила в себе…
Сгорбившись и опустив плечи, Лина как робот зашагала вдоль дороги, состарившись на сотню лет.
Перед домом Кроссмана, она задержалась. Ярко освещённые окна первого этажа, разбросали прямоугольные пятна света на подстриженный газон. Мерцая в темноте, на ветру покачивались белые лилии, высаженные Мирандой. Сладковато-приторный запах донёсся от крыльца. Сунув руку в почтовый ящик, Лина сгребла охапку конвертов, глядя как длинная несуразная тень плывёт вместо неё по дорожке к ступенькам.
Пол смотрел телевизор в гостиной. Развалившись на диване, закинул скрещённые ноги в серых носках на стол. Миранда сидела в кресле у камина. Они одновременно подняли глаза.
– Дьявол! – Кроссман стряхнул с футболки капли разлитого пива.
– Где ты была?! – ахнула Миранда.
– Гуляла.
– Гуляла?! Ты себя видела? Ты…вся... Что это Пол, кровь?
– Что произошло? – напрягся Кроссман.
– Я упала.
– Упала?! Святые угодники, ты себя видела? – вскочила Миранда. – Ты выглядишь, как со скотобойни! И так же воняешь!
Лина пересекла комнату, присела рядом с Полом, откинула голову на спинку дивана.
– Встань! Встань немедленно! Ты испортишь обивку!
Лина не шевелилась. Ничего не слышала. Она смотрела бейсбольный матч.
– Пол, ты намерен позволять ей так себя вести?!
– Подожди, Миранда, успокойся. По-моему, она не в себе, – озадаченно произнёс Пол.
В ушах шумела кровь. Тонны воды красного цвета падали и падали на голову, заливали экран, каминную полку. Лина открыла рот, силилась перекричать… и наконец, голос прорезался, она выдавила:
– Пол, там, на Свалке в пустоши, где заброшенная железнодорожная ветка… умер человек. Я покажу на карте. Его... нужно похоронить. И… ещё собаку, – она закрыла рот, потом раскрыла и добавила: – Этим нужно заняться сейчас.
– Что? – Кроссман недоверчиво сморщил лоб.
– К утру их растерзают звери.
– Какие ещё звери?
– Дикие.
– Поо-л! Ты же не намерен заниматься этим? Это не твоё дело, правда?
– Да… но, как полицейский, я не могу игнорировать подобный сигнал, – примирительно ответил Кроссман.
– Вот именно, – подтвердила Лина, невидяще глядя в экран. – Не можешь.
– Ладно, досмотрю матч, потом займусь, – он откупорил пивную банку и поддался вперёд, моментально включаясь в игру.
Стуча каблуками, Миранда вышла из гостиной. Лина перевела глаза на письма, зажатые в кулаке. Отложила пачку в сторону. Знала наизусть содержание строгих конвертов: получала подобные ежедневно – ответы на разосланные резюме. Они её не интересовали. Зачем ей работа? Работа – означала жизнь. Работа утратила смысл. Всё утратило смысл.
Пол хлопнул ладонью по журнальному столику, громко выругал судью. Дюжина банок качнулась и скатилась на пол. Лина сгребла пустые жестянки и отнесла в мусор на кухню. Мойку распирала немытая посуда, как и посудомоечную машину забитую грязными тарелками под завязку. Надевая перчатки, Лина не заметила переступившую порог Миранду, только уловила привычную недовольную интонацию.
Монотонные звуки разбивались о воду белым шумом. Лина сделала напор сильнее, сосредоточилась на простых действиях: взять тарелку, провести губкой, отложить в сторону. Ей нравилось мыть посуду. В монотонных движениях, она находила успокоение, работая у Коула, когда спрятаться можно только за мойкой: чем больше посуды – тем длиннее передышка.
Пол резко затряс плечо:
– Это тебя, – он протянул телефонную трубку.
– Наверное, ошиблись.
– Нет. Это из госпиталя.
Лина закрыла воду и повернулась. Пальцы сопротивлялись, неохотно охватывая трубку. На другой стороне провода канцелярский тон, безликий, подобно больничным стенам, сообщил:
– … сегодня, 11 августа в 19-23, Майкл Стюарт Хейз, 1975 года рождения, скончался в Бруклинском окружном центре ВИЧ инфицированных от профузного лёгочного кровотечения. В графе родственники, один телефонный номер, подписанный: "Принцесса"…
Некоторое время, Лина просто сжимала трубку у лица и дышала: вдох-выдох, вдох-выдох. Наконец, подняла голову:
– Майк… умер.
– Я так и понял.
– Кто такой Майк? Твой дружок? Пол, скажи: как ты это терпишь?!
– Пол, – позвала Лина, вцепившись руками в край раковины.
– Что?
– Эти похороны… нам нужно… ими заняться...
– Лин, какого черта?
– Больше некому. Он мой друг.
– Он грёбаный педик и наркоман! У меня не хватит средств перехоронить всех твоих «друзей»! На Свалке, дорогая моя, смерть – статистика!
– О! И ты позволяешь ей водить подобные знакомства? Что, скажут на службе? Что подумают соседи? Нет, я не стерплю подобное. Я ухожу.
– Пол, он… моя семья.
– К черту! Мне осточертело заниматься подобными делами, – он упёрся ладонями в обеденный стол, раздражённо обернулся: – Миранда, подожди, сядь!
– Боже мой, Пол! Кого ты привёл в наш дом?
– Хорошо. Тогда я сама займусь, – сказала Лина.
– Каким образом? У тебя есть деньги на похоронное бюро? Где ты их возьмёшь, я тебя спрашиваю? – гаркнул Кроссман, ударив кулаком по столешнице.
– Не знаю. Ограблю кого-нибудь или убью.