Читать интересную книгу Время дня: ночь - Александр Беатов

Начни уже сейчас! Начни с того, чтобы хотя бы не ругаться матом. Это, конечно, трудно в условиях Подвала и армии… Но это важно. Потому что это — начало. Нужно очистить своё сознание от грязи, чтобы оно заполнилось божественным… Кажется, что мне немножко это удалось. Не потому что я — такой. Я ничем не лучше других людей. Но почему-то Бог открылся мне…

Пиши, что ты об этом думаешь. Жду твоего ответа. Тогда поделюсь с тобою ещё многими другими очень важными в нашей жизни соображениями.

До встречи! Саша.

P.S. Читаю Л. Н. Толстого. Оказывается он был религиозным. Перечитай "Войну и Мир". Только ничего не пропускай. Те главы, которые кажутся "скучными", на самом деле — самые главные".

Саша запечатал письмо и отдал медсестре, попросив её опустить конверт в почтовый ящик. А сам прилёг на постели.

Ему вспомнилось, как на праздник Победы, 9 Мая, Саша Наумов пригласил его на пьянку. Сам он был с девушкой, которую звали Ольгой. У них был лёгкий роман. В Подвале, среди приятелей, Наумов часто жаловался на подругу, что она никак не хочет нарушить свою девственность. На праздник были приглашены ещё двое радиолюбителей с подругами. А для Сашки, даже не спросив его, хочет ли он этого или нет, Ольга привела свою подружку по школе Люду, неразговорчивую и некрасивую девушку. Было накуплено достаточное количество вина, и, уже изрядно выпив, под грохот какой-то "забойной" музыки, забыв о "минуте молчания" в память погибших, во время которой соседи колотили им по отопительным трубам, — молодёжь без удержу веселилась. Сашка и не помнил, как он оказался с Людой наедине и целовался с нею поздно ночью, лёжа в газоне, неподалёку от дома, где жил Наумов… Потом они доехали до Людиного дома, но домой она не пошла, а почему-то сразу согласилась провести с Сашей ночь в подъезде — и они ещё продолжали целоваться на ступеньках, у самого чердака… Если бы на месте Сашки оказался другой, например, такой парень, как Славка из Подвала, хваставшийся, как-то о том, как в пионерском лагере он, под предлогом получше разглядеть звёзды, забравшись на стог сена, заставил свою девушку потерять девственность, — то Люда бы вышла из подъезда женщиной. Но ничего такого между Сашей и Людой не произошло, и под утро они расстались…

Впрочем, игра была начата, и оба, не зная её правил, продолжали теперь встречаться на Воробьёвых горах и — без удержу целоваться… Целоваться было главным в их встречах. Сашка чувствовал себя неловко, не зная, о чём говорить с Людой. Она тоже была немногословной. Поэтому всё время оба молчали. Сашка не любил её, знал, что ничего серьёзного у них быть не может, и не стремился овладеть девушкой по-настоящему, чтобы не обидеть и не разочаровать человека. Однако, следуя какой-то инерции и примеру Наумова, продолжал встречаться с Людой, пока, наконец, не понял, что игра затянулась: девушка была влюблена в Сашку без памяти.

И тогда он под тем или иным предлогом стал отказываться от встреч, когда Люда звонила ему, чтобы назначить свидание, пока, наконец, не перестала звонить…

Саше было искренне жаль её. Но он не хотел обманывать ни её, ни себя. Он чувствовал, что лучше обрезать их отношения сейчас, чем потом, когда их связь зайдёт слишком далеко… Ни её, ни его — никто не обучал, как нужно поступать, чтобы не причинять другому зла и мучений… Приходилось на собственном опыте узнавать законы жизни, любви, страданий, которых для большинства людей не существовало. Как будто двое детей — мальчик и девочка — они оказались в одиночестве, на огромном поле, полном бугров и ям, и случайно встретившись, чуть не упали оба в одну из них. И не научившись ещё ходить, взялись было за руки, но из трусости одного, разошлись в разные стороны, чтобы пытать судьбу в одиночку — падать и вновь подниматься, встречать других людей, чтобы расставаться с ними и, наконец, увидеть свет, выползти из ямы, пойти по узенькой найденной с таким трудом тропке… И это было лучше, нежели они оба до сих пор бродили бы по этому полю или сидели в одной из понравившихся им ям…

Саша приоткрыл глаза.

Рядом с его тумбочкой стоял Борис и, вытянув верхний ящик, листал Сашин дневник, полагая, видимо, что юноша спит. Саша не пошевелился и сквозь щёлочки глаз продолжал наблюдать за стукачом…

Свинцовое вытянутое лицо, без эмоций, с загибом губ вниз, хладнокровно смотрело своими глазами в ящик. Обе руки были наготове: одна — захлопнуть тетрадь, другая — сразу же задвинуть ящик, в случае если Саша пошевельнётся. Как давно он читал его дневник — Саша не знал. Но он решил оборвать его занятие и стал поворачиваться со спины на бок — в тот же миг Борис оказался на своей кровати. Даже если бы Саша уличил его в чтении, тумбочка была общая, он имел право ею пользоваться…

"Что он мог узнать такого из моего дневника?" — подумал Саша. — "Ведь я и писал-то в расчёте на подобное… И тем не менее… Цитаты из "Войны и мира"… Всё — о религии… Почему они до сих пор так усиленно наблюдают за мною? Неужели прочли письмо к Наумову?"

После ужина Саша вытащил дневник и начал перечитывать, начав с первой записи:

   "I met a little girl   Who came from another land.   I could not speak her language   But I took her by the hand.   We danced together…   Had such fun…   Dancing — is a language,   You can speak with anyone…"

By Edith Segal.[1]

О чём скажет стукачу это стихотворение, которое Сашка запомнил ещё со времён, когда учился в школе? Разве поймёт этот урод то, что сейчас, здесь, в психбольнице, он вспомнил его и записал, думая о той девочке, из Германии, в которую был когда-то влюблён, у которой папа был дипломатом, и которая каждое утро ездила в школу на голубом автомобиле?..

Саша с ностальгически сладким чувством предавался воспоминаниям того времени, выдумывал не существовавшее, мечтал о том, как, выйдя из больницы, несмотря на то, что он — такой неблагополучный, соберётся, придёт снова к её подъезду, дождётся, встретит её и всё ей расскажет… Разве не поймёт она его? А потом они возьмутся за руки и пойдут вместе куда-нибудь. Им обоим будет так хорошо! Будет опять весна… Будет таять снег, и по мостовым будут бежать ручьи… Всё будет так, как тогда, когда он впервые увидел её на автобусной остановке…

Тяжело было возвращаться к действительности после таких погружений в воспоминания и грёзы…

Саша стал читать дальше:

"Князь Андрей у Л. Толстого:

"Как же я могу быть убитым? Я, со своим богатым духовным миром, я, которого все так любят".

Да и действительно, какое значение может иметь всё это, что может испортиться, сломаться, истереться? По сравнению с тем, что мне нравится и не нравится, что, я знаю, должно быть так и только так идеально, но… чего… нет…

Мысль не обязательно нужно доказать; мыслью необходимо однажды проникнуться, почувствовать, понять, как аксиому, — то есть, что это может быть только так и это не подлежит моему сомнению. Поверить нужно. В вере мы увидим тысячу аргументов, которые невозможно выразить, доказать словами, а возможно только интуитивно почувствовать. И это будет больше, чем доказательство, плоское, геометрическое. Это — сама чистая, ничем не отравленная суть…"

Саша остановился. Если стукач что-то понял, то следовало ожидать продолжения разговора с врачом", — подумал он. — "Как мне ответить на вопрос: верующий ли я? Я ведь и сам ещё не знаю! Ведь я только что уверовал. Ведь я ещё многое не проверил… И со многими вещами не согласен… Но теперь уже всё равно… Пусть читает, подонок! Буду и дальше писать всё, что думаю, всё, что нужно мне! Авось прорастёт в его грязной душе хоть что-нибудь хорошее…

На следующий день Саша написал Володе-дворнику письмо, объяснил ему, где он находится, пригласил навестить, "подобно тому, как он навещал некогда своего приятеля". Зачем Саша намекнул этими словами о разговоре в кафе? Он и сам не знал. Наверное, хотелось, чтобы Володя проявил такое же к нему участие, показал, что он такой же хороший и верный друг, каким он, был для Сашиного тёзки, прошедшего через психушку.

Володя приехал через две недели. Намёк в письме был понят, и он тайком передал Саше четвертинку водки, извинился, что не привёз большего количества, поскольку сильно поиздержался и не знает, где достать денег, чтобы заняться лечением зубов.

Саша поблагодарил Володю, спрятал бутылку в большой боковой карман пижамы.

"Запретный плод — сладок!" Он не столько хотел выпить, сколько ему было интересно совершить то, о чём потом можно было бы вспомнить вместе с дворником, поговорить, рассказать кому-то другому…

Но к Саше Володя относился иначе, чем к своему другому приятелю… Если того он считал здоровым, то Сашу — нет…

Об этом он не постеснялся даже сказать, когда они прогуливались по территории больницы. Саша похвастался приятелю о том, как ему удалось обхитрить сначала заводского психотерапевта, чтобы попасть в больницу, затем — теперешних больничных врачей и психологов на тестировании.