Но дело есть дело. Надо идти на завод. На противоположной стороне улицы по тротуару ходил взад и вперед Митько. Увидев меня, он перешел улицу и спросил:
— Все ушли или кто-то еще остался?
— Все. Пойдемте на завод. На сегодня, по-видимому, больше происшествий не будет.
На следующий день ночью штурмовики произвели обыск у нашего практиканта — инженера Фрида. Искали пишущую машинку, которой у него никогда не было.
«У нас это четко определено»
Специальные протесты не помогают, бесчинства продолжаются. «Может быть, поговорить с директором завода Геренсом?» — появляется у меня мысль.
Позвонил Геренсу:
— У меня есть вопросы, которые мне необходимо обсудить с вами.
— Буду рад вас видеть. Заходите.
Кабинет Геренса этажом выше. В большом кабинете он один. Поднимается из-за стола, здороваемся.
— Nehmen Sie Platz, bitte[91].
— Я хочу довести до вашего сведения, что в Эссене создаются такие условия, когда нам трудно пользоваться теми возможностями, которые открыты действующим между нашими организациями соглашением.
— А в чем дело? Разве мы чиним вам какие-либо помехи?
— В городе для нас созданы условия, которые мешают выполняемой нами работе. Вчера днем у меня на квартире был обыск, ночью с обыском пришли к нашему практиканту Фриду.
Геренс нахмурился. Видимо, разговор не доставлял ему удовольствия.
— Видите ли, — начал он, поднявшись из кресла и начав ходить по кабинету, — мы частная фирма и не вмешиваемся в дела правительства. У вас совершенно другая система, у вас все иначе. Нам порой даже трудно определить, где у вас кончаются функции правительственных учреждений и где начинается поле деятельности промышленных организаций. У нас это четко определено… Что же касается обысков и арестов, то они и у вас происходят. Вот недавно печать сообщила о том, что на Урале вами арестованы три инженера фирмы Метро-Виккерс.
— Это что же, в ответ на арест английских инженеров производятся обыски у советских специалистов?
— Конечно, нет, это я привел в качестве примера. Я даже не представляю, что мы можем сделать для вас. Единственно, чем я могу вам помочь, — это дать совет обратиться в Иностранный отдел полицейского управления. Там вам как иностранцу окажут необходимое содействие.
Легкий поклон, и он протянул мне руку. Визит ничего не дал.
У начальника гестапо
Когда я вернулся к себе в бюро, меня ждала телеграмма из Москвы, в которой сообщалось, что еще две недели назад в мой адрес направлено письмо с шестью железнодорожными билетами для закончивших на заводе работу практикантов.
Письмо с билетами я не получил и очень беспокоился. Решил пройти на почту и переговорить с начальником почтовой конторы. Его я хорошо знал, так как получал в день не менее тридцати писем и мне нередко приходилось у него бывать.
— Мне направлено из Москвы письмо. Я его давно жду, но оно мною не получено. Скажите, не направляют ли теперь для просмотра в полицию мою корреспонденцию?
Начальник покраснел.
— Я ни одного вашего письма никуда не направлял. Вы можете этому верить. Я никогда также не задерживал ни одного вашего письма.
— Но, может быть, прежде чем передать вам, их направляют по другому адресу?
— Вот этого я не знаю.
Опять неудача. А может быть, мне действительно сходить в полицейское управление? Но если уж идти, то во всяком случае идти надо не в Иностранный отдел, а в гестапо, к хозяевам.
На следующий день я и предпринял это путешествие. Гестапо занимало помещение на втором этаже огромного здания — полицайпрезидиума, где я нередко бывал, получая визы для поездки в другие страны, а также в Саарскую область. Но в гестапо я еще ни разу не был.
Вхожу в комнату секретаря начальника гестапо — Воппеля.
— Доложите, что с господином Воппелем хочет поговорить уполномоченный Советского Союза на заводе Круппа.
Секретарь исчез за дверью. Через минуту дверь открывается, и высокая, плотно сколоченная фигура Воппеля появляется на пороге.
— Прошу. Садитесь.
— Надолго? — не утерпел я, чтобы не съязвить.
— Можете уйти, когда захотите. Ведь не я вас приглашал. Вы сами пришли. Я знаю, о чем вы будете говорить, — не давая мне произнести ни слова, начал Воппель. — Но должен вам заявить: вас беспокоили не мои люди. Мои были у вас только один раз. Все остальное — дело рук штурмовиков. Вообще в городе черт знает что делается. Я как будто бы ответствен за порядок, но на самом деле мне трудно при существующем положении нести ответственность за все происходящее.
— Ну, а скажите откровенно, господин Воппель, мои письма не у вас находятся?
— Конечно, у меня. Эти идиоты на границе считают, что у меня нет других дел, кроме как читать ваши письма.
Воппель подошел к столу, открыл один из ящиков, начал рыться в бумагах и мурлыкать под нос популярную в то время песенку:
Ich habe kein Auto,Ich habe kein Rittergut,Ich habe nur Liebe für dich[92].
Меня невольно передернуло. А не скрывается ли за наигранной простотой и откровенностью вероломство и жестокость?
И я вспомнил о встрече с одним немцем в Картхаузене. Это было за четыре дня до моего прихода сюда. В субботу в конце дня я обычно выезжал в Картхаузен — небольшой поселок, где в то время жила моя жена с больной дочерью. Мы снимали комнату у старика Фромана. Фроман, владелец небольшого земельного участка, держал ресторанчик и сдавал несколько комнат в своем двухэтажном домике.
В воскресение у него собиралось много народа, в особенности в летнее время. Сюда приезжали отдыхать из городов индустриального Рура. Место было живописное, а цены за помещение и питание умеренные.
Фроман боготворил бывшего императора Вильгельма и и не одобрял Гитлера. Когда мы были наедине и никто не мог слышать его суждений, он говорил:
— Hitler ist nichts. Wilhelm — das war doch ein richtiger Mann[93].
В это воскресенье я встал рано и до завтрака, когда все еще спали, пошел прогуляться в лес, к которому примыкал земельный участок Фромана. Когда я возвращался, то на тропинке, ведущей к дому Фромана, увидел человека. Он ждал кого-то. Увидев меня, он медленно пошел мне навстречу. Как будто бы меня ждал. «Кто бы это мог быть?» — подумал я, приближаясь к незнакомцу.
— Heil Moskau![94]— тихо произнес незнакомец, когда мы с ним повстречались, и слегка приподнял левую руку, сжимая ее в кулак, — правая у него висела плетью.
Я ответил:
— Guten Morgen[95].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});