когда мы считаем своей обязанностью хоронить даже врагов наших» (ИВ, 4:8:5).
Отсюда следовал и другой вывод: лучше уж умереть от руки врагов, сдавшись на их милость, чем покончить с собой, совершив смертный грех.
Однако не стоит забывать, что к тому времени в том же иудаизме уже достаточно прочно утвердилась концепция «кидуш а-Шем» — «смерти во имя освящения имени Всевышнего», то есть готовности умереть, но не нарушить заповеди Творца, и самоубийство ради этой цели считалось подвигом. По мнению ряда исследователей, позже эта концепция была воспринята у евреев исламом, породив почитание мучеников-«шахидов», пошедших на смерть во имя Бога. И с этой точки зрения предложения Иосифа звучали для обступивших его евреев совершенно неприемлемо.
Сам Иосиф объясняет это тем, что «отчаяние сделало их глухими ко всяким вразумлениям, они давно уже приняли решение, и каждый из них был готов заколоть его на месте».
«И в этом положении, — продолжает автор „Иудейской войны“, — Иосифа не покинуло его благоразумие: в надежде на милость божью он решил рискнуть своей жизнью и сказал: „Раз решено умереть, так давайте предоставим жребию решить, кто кого должен убивать. Тот, на кого падет жребий, умрет от рук ближайшего за ним, и таким образом мы все по очереди примем смерть один от другого и избегнем необходимости сами убивать себя; будет, конечно, несправедливо, если после того, как другие уже умрут, один раздумает и останется в живых“. Этим предложением он вновь возвратил себе их доверие; уговорив других, он сам также участвовал с ними в жребии. Каждый, на кого пал жребий, по очереди добровольно дал себя заколоть другому, последовавшему за ним товарищу, так как вскоре за тем должен был умереть также и полководец, а смерть вместе с Иосифом казалась им лучше жизни. По счастливой случайности, а может быть, по божественному предопределению, остался последним именно Иосиф еще с одним. А так как он не хотел ни самому быть убитым по жребию, ни запятнать свои руки кровью соотечественника, то он убедил и последнего сдаться римлянам и сохранить себе жизнь» (ИВ. 4:8:7).
Итак, если следовать этой версии, в пещере, кроме Иосифа остался в живых еще только один человек — и Иосиф убедил его, что им не стоит вступать друг с другом в схватку, а следует выйти из пещеры и сдаться римлянам. Что они и сделали — и сразу после выхода встретились с Никанором и его солдатами, которые отвели Иосифа к Веспасиану.
Но вопрос о том, как все было на самом деле, остается. Повторим, есть историки, которые вообще не верят в этот рассказ Иосифа и считают его выдуманным для оправдания собственной капитуляции, хотя остается совершенно непонятным, зачем такое было выдумывать. Лион Фейхтвангер в романе «Иудейская война» предполагает, что Иосиф, желая выжить любой ценой, пользовался крапленым жребием и заранее все обставил так, чтобы тот на него не пал.
Любопытно, что в датируемом IV веком переводе «Иудейской войны» на латинский язык среди множества вставок, которые позволил себе переводчик, есть и более подробное описание этой сцены в пещере. Согласно этому источнику, жеребьевка была нужна Иосифу исключительно для отвода глаз. В пещере вместе с ним находился 41 воин, и Иосиф предложил, чтобы все они встали в круг, а затем, после бросания жребия, двое убивали каждого третьего. При этом он точно рассчитал, где должен был встать, чтобы остаться в живых, — так что никакой игры случая тут не было.
На основе этой ситуации знаменитый французский математик Клод-Гаспар Баше сформулировал в 1612 году знаменитую «задачу Иосифа Флавия» с вопросом о том, где именно в кругу из 41 человека должны были встать Иосиф и его товарищ, чтобы остаться последними, на кого выпадет жребий. Эта задача спустя три с лишним столетия вдохновила математика Станислава-Мартина Улама на создание понятия «счастливое число», а великого фокусника Вуди Арагона — на один из его изящных фокусов.
Но мы не станем утомлять читателя математическими формулами, а желающие ознакомиться с решением этой задачи могут это сделать при помощи интересной статьи М. Алексеева[40]. Нам же пока остается заметить, что сдача в плен, безусловно, означала начало нового этапа в жизни Иосифа. Говоря словами Г. Г. Генкеля, в тот день Иосиф умер как Иосиф бен Маттитьягу и родился как совсем другой человек — будущий Иосиф Флавий.
* * *
Чем ближе подходил конвоируемый легионерами Иосиф к сидящему на своем троне легата Веспасиану, тем яростнее бушевали страсти, охватившие римский лагерь.
Рядовые легионеры, помня, сколько их товарищей было убито евреями под командованием этого человека, требовали его немедленной казни. Однако офицеры отдавали должное мужеству пленника, который по большому счету был еще молод, но сражался на равных с великим Римом. А вот у Тита Веспасиана, настаивавшего на его пленении и выдаче гарантий на сохранение его жизни, он и в самом деле пробудил сочувствие.
Как предполагает сам Иосиф, «воспоминание о недавних геройских подвигах Иосифа и вид его в руках неприятеля навели его на размышления о силе судьбы, о быстрой переменчивости счастья на войне и непостоянстве всего, что наполняет жизнь человеческую» (ИВ, 4:8:8). Во всяком случае, многие исследователи на основе вышеприведенного отрывка и некоторых других обмолвок Иосифа считают, что Веспасиан по требованию армии уже был готов забрать назад свое слово и казнить вражеского полководца, и лишь настоятельное вмешательство его сына Тита спасло пленнику жизнь.
С этого, вероятно, и началось их сближение, позже переросшее если не в близкую дружбу, то в крепкое товарищество: Титу явно импонировал этот еврейский интеллектуал, поскольку он сам был не чужд интеллектуальных игр и живо интересовался самыми разными областями жизни. К тому же они были почти ровесниками — Иосиф был всего на четыре года старше.
Узнав, что Веспасиан намерен отправить его в Рим, к Нерону, где его судьба снова могла повиснуть на волоске, Иосиф попросил у полководца аудиенции наедине, однако тот согласился встретиться с ним лишь в присутствии Тита и его друзей.
Во время этой аудиенции Иосиф и встал в позу пророка, напустил на себя туман таинственности и объявил Веспасиану, что не покончил с собой исключительно потому, что должен исполнить волю Бога и сообщить ему, что он, Веспасиан, вскоре станет императором, повелителем Рима и мира, а его сын Тит унаследует его трон. Он же, Иосиф, просит лишь содержать его под стражей, чтобы казнить его в случае, если это предсказание не исполнится — за ложную клятву именем Творца.
Вот как об этом говорит сам Иосиф: «Иосиф тогда начал: „Ты думаешь, Веспасиан, что во мне ты приобрел только лишь