— Да, — буркнул Шима.
— Тогда как могли вы серьезно воспринять эту смешную выходку ее бессознательного тела, когда она с самого начала нутром чувствовала, что я — гомосексуалист?
— К-как это?
— Ну да, — улыбнулся Индъдни. — Я это не скрываю, но и не выставляю напоказ, однако мадам все поняла с нашей первой встречи. Так что в данном случае хорошо, если она попросту опять по ошибке напрыгнула не на тот плакат. Хуже, если ее тело провинилось, по-детски грубо напроказив, зная, что вызов не будет принят и останется без последствий. Шиму передернуло.
— О Господи! Ой, Боже! Каким я был последним кретином! Подозревал. Присматривался к каждому ее взгляду на вас. Какой я дурак! — Он разразился истерическим хохотом, перешедшим в рыдание, затем уткнул пристыженное лицо в обивку стены.
Гретхен пристально посмотрела на Индъдни. Субадар вздернул бровь и улыбнулся ей. Она выразительно затрясла головой. Его улыбка не дрогнула.
Шима резко повернулся.
— Я хочу принести извинения.
— Нет необходимости, доктор.
— Но, черт побери, мне нужно получить прощение!
— Вы его уже получили.
— Так что остынь, малыш, — ласково сказала Гретхен. — Ты сидишь на самом дне своей бочки из-под рассола. Ниже упасть уже нельзя. Пора тебе начинать карабкаться кверху, прямо сейчас.
— Какая-то сбитая метафора, но весьма подходящая, — усмехнулся Индъдни. — Худшее позади, и среди нас нет места чувству вины или стыда. Не следует допускать, чтобы безумие преисподней подсознания прорывалось в нашу цивилизованную жизнь. Оставим это гадкое место и удалимся в более благоприятную обстановку… ко мне домой. Я уверен, что там вы сумеете вернуть силы и прийти в себя. А нам следует выслушать сообщение мадам о ее путешествии в Фазма-мир — по свежим следам.
Когда они покидали обитую мягким камеру, Гретхен молча, одними губами сказала Индъдни:
— Вы. Очень. Очень. Хороший. Человек.
Глава 17
Некоторые изысканные мелочи в квартире Индъдни могли быть оценены по достоинству лишь избранными. Свет давали прозрачные лампочки накаливания: «За огромную взятку я раскрою, кто этот новый Томас Альва Эдисон, который делает их для меня». Метровый глобус был таким древним, что на нем были отмечены белые пятна с надписью «Terra Incognita». На 47° северной широты прилипла дохлая зеленая муха — только пристальный осмотр позволял установить, что трупик сделан из нефрита, агата и золотой филиграни. «Шантаж с применением пыток — и я раскрою тайну современного Фаберже, который сотворил для меня это. А теперь, если вы отошли немного и с удобством расположились, начнем».
— Скажите сперва, сколько времени я отсутствовала? — осведомилась Гретхен.
— Двадцать минут, — отозвался Шима. — Я дал тебе только четверть от того количества прометия, которое мы приняли в первый раз. Это жуткое средство. С ним шутки плохи.
— Знаешь, Блэз, ты не перестарался ни на йоту, уменьшая дозу. Моим дремучим первобытным чувствам Фазма-мир подсунул зыбкие образы Роршаха. Мутные чернильные (id-ильные?) пятна. Я все еще не могу и наполовину с ними разобраться. Сначала я попала в черноту…
— А это, доктор, было, когда мадам не могла считывать ваши ощущения.
— Угу.
— Госпожа Нунн, по ходу ваших воспоминаний, не могли бы вы делать для нас наброски? Вот блокнот и карандаш.
— Я не художник, но постараюсь, субадар.
— Весьма благодарен. Очень будет полезно при обсуждении смысла.
— Потом в глухой черноте начали высверкивать звезды, линии, завихрения и какая-то чушь. Нарисовать? Очень сложная картинка…
— Нет, Гретхен, не нужно. Это ты, как в пузырьковой камере, воспринимала высоко-энергетические частицы.
— Потом вокруг все стало белым, а я увидела Черную Дыру, — вроде птицы в полете, или шлема, или парика — как в «Фоли-Бержер» Тулуз-Лотрека. Вот как-то так… И оно глядело на меня…
Оно начало расти и вроде бы превратилось в урну или такую, знаете, супницу…
…но супница была с глазами, хотите верьте, хотите нет!
Потом была ваза… или мне тогда так показалось — но я уверена, что кому ни покажи пятна Роршаха, каждый увидит в них что-то свое…
Правда, теперь мне это скорее напоминает карту Таро «Le Pendu» — «Висельник», и мне страшно…
Потом чернота стала сгущаться, рассыпаться — не знаю, во что, но очень противное. Посмотрите сами…
Образовалась корона или бабочка над сердцем, или тузом пик, или грушей из сливного бачка… вот так…
Но все время за мной как будто следили какие-то глаза…
А потом вдруг явилось что-то вроде полярного гуся в полете или атакующего шершня…
Фазма-мир — это все время изменяющийся кошмар, и мне представали какие-то видения, ни на что не похожие. Крылья гуся или пчелы вдруг оборачивались колдовской африканской маской, жуткой личиной шамана, знахаря вуду, но в то же время это походило и на чью-то голову, или на ключ к чему-то…
Внезапно мне стало казаться, что Ид-кляксы Фазма-мира пытаются установить со мной контакт, объяснить raison d'etre своей культуры, но как если бы они говорили по-японски, китайски или на языке космических пришельцев. А глаза все смотрели на меня.
Потом передо мной на столик взгромоздилась сумасшедшая курица и беспрерывно кудахтала на меня, только я ее не слышала. Я ничего не слышала. В Фазма-мире тишина, как в гробу.
А уж что меня поразило, так это когда хорошенькое Ид женского пола стало со мной кокетничать и строить мне глазки. Глаза. Все время глаза. Кляксы или пятна — все равно глаза. Вот так…
А потом человечек из кружочков и палочек начал приставать ко мне. Вы правы, субудар, основные движущие силы — это наслаждение и удовлетворение…
А темное женское Ид следило за ним, или за мной, или за нами обоими. Снова глаза…
И ее лицо вдруг исказилось, стало еще одной сатанинской личиной.
Потом на меня стал напрыгивать человечек — негр из черточек…
И превратился в Смерть в наброшенном плаще, которая тянулась сгрести меня…
Мне кажется, что, наверное, я попыталась спастись, и появился образ, похожий… нет, не знаю… словно распахнутая мне навстречу западня. Вот такая. Могут неодушевленные предметы обладать Ид?..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});