Вслед за догадкой пробуждается совесть. Всех убили, желая убить его одного. Все погибли ради него.
Что теперь делать?
Погибнуть за других.
Вот откуда могла возникнуть эта невероятная (в те времена небывалая) идея: погибнуть за всех. Она прямо вытекает из случившегося тогда факта, что все погибли за одного.
…Другие евангелисты не решились даже упомянуть вифлеемскую катастрофу. Из деликатности? Из опасений повредить безупречному образу? Или им страшно. Или им страшно за судьбу рукописи. Писать о таких вещах – смертельно опасно. (В Советском энциклопедическом словаре 1953 года нет Ежова, Берии, Троцкого, Бухарина… И, конечно, никакого Большого Террора, никаких детей врагов народа. Ни следа.)
А Матфей, не решившийся скрыть, настойчиво повторяет: всё это было предначертано свыше – мол, тут нет и тени Его вины – всё это за сотни лет предсказали пророки. Описав избиение младенцев, Матфей добавляет: «Сбылось реченное через пророка Иеремию, который говорит: глас в Раме слышен, плач и рыдание и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет».
Рассказывая о бегстве в Египет, Матфей опять ссылается на предсказание: «Ангел Господень является во сне Иосифу и говорит: беги в Египет, и будь там, доколе не скажу тебе, ибо Ирод хочет искать Младенца, чтобы погубить. Иосиф встал, взял Младенца и Матерь Его ночью и пошел в Египет, и там был до смерти Ирода, да сбудется реченное Господом через пророка, который говорит: из Египта воззвал Я Сына Моего».
* * *
Не возоплю: «Почто меня оставил?»Не превращу себя в благую весть!Поскольку боль – не нарушенье правил:Страданье есть способность тел,И человек есть испытатель боли.Но то ли свой ему неведом, то ли её предел.
Бродский
Он жил тихо и незаметно. Ребенком будучи, чудес не совершал. И в юности – не совершал. И даже став совсем взрослым, не пророчествовал, проповедей не произносил, учеников не имел, чудес не совершал. (Не то что зевсы, гермесы, гераклы.)
Сначала осознал вину. Потом задумался (вдобавок ко всему еще и от одиночества). И только к тридцати осознал долг и судьбу.
А потом – решился. Крестился у Иоанна. Дьявол спохватился, начал предлагать и то и сё. Но Его уже ничем не соблазнишь.
Как пишет евангелист Матфей: «C того времени Иисус начал проповедовать». Евангелист Лука уточняет: «начиная Свое служение, был лет тридцати». Потом – первое чудо (воду – в вино), первые исцеления…
Апостол евангелист Матфей описывает арест и казнь Иисуса как свидетель. Но откуда он, встретивший Христа уже тридцатилетнего, знает детали детства и даже беременности и родов? От Христа? От Его родителей? Это же не во сне Матфею приснилось. Значит, кто-то рассказал. Если даже не Иисус, то все равно Ему это, конечно, известно, раз уж известно Матфею.
Он легко мог избегнуть гибели. И не раз избегал, когда Его хотели казнить побиванием камнями. Избегал, ибо такая казнь – общее народное дело. Все кидают камни, пока преступник не умрет. Нет, надо погибнуть, как те, от руки властей. И даже так, что по приговору – своей власти, а руками – чужой, пришлой. Лучше не придумаешь.
Надо сделать так, чтобы тебя казнили. Казалось бы, это просто: соверши преступление и… Но надо сделать так, чтобы люди считали тебя невинно казненным. Власть считала виновным, а люди – невинным. Надо стать врагом высших властей – и Рима, и Синедриона, и правящей элиты. И надо, чтобы тебя полюбили люди (но не как источник денег или исцелений) – за идею.
Не весь народ орал «Распни!». Орали только те, кто сбежался на площадь; да и там не все орали, многие сочувствовали. Пасха – это здесь и сейчас. Оглянитесь: и сейчас полно подонков, которые ликуют, когда убивают кого-нибудь. Но разве это весь народ? Это вообще не народ.
Фарисеи домогались: почему Он с блудницами и мытарями? Потому что они – грешные и знают свою вину. Хотя никого не убили, из-за них никто не умер. Я – хуже всех, виновней всех. Чувство вины – могучее, иногда физически сгибает пополам, исторгает стоны. Как вспомнишь, чего натворил… Даже самые благополучные, даже императоры, даже жестокие Иваны Грозные, когда навалится чувство вины, бьют себя в грудь, восклицая: mea culpa!
У Него не было чувства юмора, это так понятно. И Он не любил, избегал слушать похвальбу Иосифа – это каждый раз было напоминанием, что за Него погибли тысячи невинных.
Он говорил: «Пустите детей приходить ко Мне, ибо их есть Царствие небесное. А кто обидит одного из малых сих, тому лучше бы мельничный жернов на шею и утопить». Что Он чувствует, когда говорит это?
Кто обидит одного – того утопить. А что делать тому, кто – пусть невольно – стал причиной смерти тысяч детей?
«Пустите детей приходить ко Мне». Но – не имел детей. Может быть, не хотел позволить Себе радости отцовства, будучи причиною такого бескрайнего горя. А может, зная, что предстоит Голгофа, не хотел стать причиной горя своих детей.
Нельзя заводить семью: чтобы их не взяли в заложники; чтобы не стать причиной горя и сиротства; и чтобы не было наследника. Тогда отцовское достанется не одному, а всем. Всё – всем, и ничего материального.
Он должен погибнуть. Отныне это путь.
Искупление вины. Значит, нельзя погибнуть на войне или в стычке – нельзя стать героем. Нельзя просто умереть, просто покончить с собой – броситься вниз головой (предложение дьявола).
Поняв – становишься обречен. Отсюда Его уверенность в гибели. Отсюда Его нежелание избежать.
Дети мучились – и Ты должен. Их казнили – и Ты должен быть казнен. Всех их – за Тебя. И Ты…
Они – невинно. Ты – добровольно.
Надоела?
22 апреля 2009
Г-н президент, вчера Бахмину с грудным ребенком отпустили на свободу. А почему?
Законное право на условно-досрочное освобождение (УДО) она получила больше года назад. Но в мае прошлого года суд в Мордовии (где она сидела) отказал ей, несмотря на похвальную характеристику, беременность и пр. смягчающие обстоятельства. Мало кто верил, что это случайная жестокость. Большинству казалось, что маленькие судьи в Мордовии выполняют волю больших людей в Кремле. Потом ей отказали в сентябре, потом арестантка родила, потом ей опять отказали. Точнее – отказали двоим, потому что она уже сидела с дочкой.
И вот она на свободе. А что изменилось? Ведь ее держали и беременную, и с ребенком. Значит, дело не в ней. Возможно, вам просто надоело слышать о ней всякий раз, как вы встречаетесь с порядочными людьми.
Мы честно старались вам помочь. Еще 29 сентября 2008-го в письме под названием «Царская милость» говорилось, что для вас гораздо выгоднее ее отпустить. Помните?
Наша публикация не помогла. Всё так и случилось. Вдобавок после этого письма в интернете начался сбор подписей за ее освобождение. Откликнулись десятки тысяч, в том числе очень знаменитые и уважаемые люди. И это не помогло.
Вам как юристу и борцу с правовым нигилизмом будет, безусловно, интересно прочесть, почему судья не отпускал беременную зэчку.
В постановлении об отказе он написал: «Под исправлением осужденных следует понимать формирование у них уважительного отношения к человеку, обществу, труду, нормам, правилам и традициям человеческого общежития, а также стимулирование правопослушного поведения, которые у осужденной Бахминой не сформировались. С учетом всех обстоятельств суд находит, что Бахмина нуждается в дальнейшем отбывании наказания в виде лишения свободы в целях исправления осужденной».
То есть суд заботился о душе грешницы (в точности, как святая инквизиция).
Последний раз ей отказали в УДО под предлогом, что она уже не в Мордовии, а где-то под Москвой. И Преображенский суд Москвы три месяца ждал, пока придут документы из Мордовии.
Без документов отпускать нельзя, это понятно. Но скажите, г-н президент, если бы ваш родственник или какой-нибудь одноклассник-однокурсник получил бы право на УДО, неужели эта история тянулась бы год?
Если по закону – ее освободили бы год назад. Если под влиянием общественного мнения – ее освободили бы полгода назад. Но ничего не помогало. И документы, конечно, неслучайно три месяца ползли эти пятьсот километров.
Хорошо, что мать с грудным ребенком на свободе. Плохо, что эта «судебная процедура» так похожа на произвол. Произвол – это воля, свободная от законов, от правил, от морали, от уважения к людям. Вы на своем культурном языке называете это «правовым нигилизмом» и хотите вылечить от него великую страну. Не спрашиваю, каким лекарством. Но принимают ли его высшие руководители – хотелось бы знать. Потому что если высшая власть не лечится от произвола, то ни судьи в провинции не выздоровеют, ни гаишники в Москве.
Звучали голоса: мол, почему просят только за Бахмину, хотя сидят и другие беременные. Но те – за убийства и насилие. И только она – за «экономическое преступление», не связанное с опасностью для чьей-либо жизни.