по какой-то причине – без ссор и без особых раздоров – мы отдалились. Остались только мы, и я могу существовать только внутри нашей дружбы, наше пространство – это бункер, бомбоубежище, снаружи идут войны и завоевания, происходят наводнения и распространяются гамма-лучи и атомная энергия.
Поэтому я ее уговорила: мне стало тошно от одной мысли, что придется кому-то звонить, выпрашивать приглашение на другую вечеринку, убалтывать, чтобы получить чье-то внимание.
Кристиано уехал, они вместе с братьями и их друзьями сняли коттедж в Тоскане и всей оравой направились туда, затарились алкоголем, кучей пасты и готовым соусом, прихватили упаковку чечевицы, чтобы съесть по традиции после полуночи, и традиционные же для Нового года свиные колбаски – три штуки.
Нас они не позвали.
За три часа до праздника мы собрались дома у Агаты, в ее комнате-мансарде с горчично-желтыми стенами и полуторной кроватью, со шкафом во всю стену, под завязку набитым платьями, с зеркалом в полный рост около комода. Агата и Ирис виделись несколько раз, но близко не знакомы, пути двух моих подруг никогда не пересекались по-настоящему, они скорее параллельно тянулись в течение моей жизни – до сегодняшнего вечера. Я наблюдала, как они подбирали наряды: блузки, топы, шорты, юбки, – обменивались косметикой, копались в ярких баульчиках, плойкой укладывали друг другу локоны и с воодушевлением хвастались поддетыми под платья красными кружевными трусиками (тоже дань традиции), наносили на веки глиттер, слишком густо намазывали губы блеском, пританцовывали, прибавляя громкость на магнитофоне, болтали, как будто у них всегда было много общего.
Ирис обожает лошадей, три раза в неделю ездит на ипподром за городом, она не может позволить себе купить лошадь и оплачивать дорогие уроки с преподавателем, поэтому, чтобы тренироваться и держаться в седле, она помогает объезжать особенно норовистых жеребцов, чистит их скребком, расчесывает им гриву, следит, чтобы им давали правильный корм, а в вольерах не было грязи, дает уроки детям, организовывает для богатых американок конные прогулки и пикники в лесах Мартиньяно.
Агата из семьи фермеров, и как бы она ни старалась об этом забыть, как бы ни стремилась любой ценой отделиться от них и не иметь отношения к их простецким занятиям, их деревенский образ жизни слился с ней воедино, потому что все знают ее отца, прекрасно представляют, чем она займется в будущем: будет вести бухгалтерский учет, участвовать в семейном деле, перестанет прикидываться дамой из высшего общества, вернется к корням. Но сегодня у Агаты появился повод гордиться своим происхождением и семейным имуществом: по выходным они, как правило, тоже ездят на лошадях по полям, используют такие-то и акие-то седла, они в семье не любят дрессировку и прыжки через барьеры, предпочитают верховую езду в стиле вестерн, жить на ферме и разводить свиней, гусей и лошадей.
Я почти сразу сознательно выпала из разговора, отошла от их блестящих платьев, от лака, которым они красили ногти, я чувствовала себя незаметной, не имеющей никаких заслуг, своего рода посредником, что поспособствовал заключению этого, казалось, безупречного союза. Я весь вечер лелеяла в душе эту чужеродность, выломанное ребро, дыру в селезенке, неутолимое желание начать все сначала, с приглашения на вечеринку, поменять все, отказаться, предложить Ирис отпраздновать Новый год вдвоем у меня дома, с отцом, который по случаю праздника напивается ровно тридцать первого декабря, с матерью, которая надевает красный свитер и танцует с близнецами на кухне – кажется, что им весело, они живые, беззаботные, и я их за это ненавижу.
Уздечки, жокейские шапочки, специальные сапоги, сколько лошадей одновременно бывает в манеже, какой высоты препятствия ты берешь, как часто устраиваешь конные прогулки, ты когда-нибудь каталась без седла, а поехали вместе, да в следующую субботу, например.
Я тем временем продолжала подводить глаза, каждый раз подводка смазывается и выходит пятно, посмотреть на меня в зеркало – я какой-то второстепенный персонаж, надрываюсь, чтобы меня заметили, лицо уже просто не узнать: губы опухли оттого, что я постоянно возила по ним помадой, волосы спутанные, тоже как будто раздулись, как десна, когда воспаляется. Атомная война на лице, не иначе.
– Мы опоздаем, уже два часа прошло, а вы все никак не соберетесь, – злобно и с завистью в голосе сказала я; принялась собирать раскиданные по комнате вещи, которые не подошли для праздника, побросала их в черный рюкзак Мариано; я ничего не понимаю в животных, ни в кошках, ни в собаках, ни в утках, ни в журавлях или фламинго, ни в жирафах, ни в лошадях, они меня утомляют даже в книгах. – Ужасная фотка, – добавила я и показала на рамку, стоявшую на одной из полок.
Я, Агата, Карлотта сидим на скамейке на станции, снимок сделан на одноразовую камеру, и мы на нем выглядим так же: как будто нас один раз использовали и выбросили, помяли, износили – и сдали в переработку.
Две из трех девочек на фото уже мертвы: первая из них – я, точнее, моя двенадцатилетняя версия, ненавидящая свои уши, отказывающаяся плавать в бассейне, терпящая насмешки кудрявого пацана, я, чью ракетку еще не сломали, чей характер еще не испортился окончательно, мне за нее стыдно, она мне отвратительна, между нами сотни световых лет, расстояние, как от Земли до Сатурна.
– А мне нравится, хорошо вышли, – пытается оправдаться Агата, но быстро меняет тему, берет пять флакончиков с духами, встряхивает у нас под носом, предлагает выбрать, бутыльки постукивают, позванивают, а я смотрю на них как на склянки с токсичными удобрениями.
И вот я здесь, надушилась, пахну карамелью и сливками, а чучело из соломы горит, и вместе с ним наш 2005 год, конечно, следующий будет удачным, так говорят астрологи, а им нашептали звезды, год, полный любви и здоровья, шумный, прекрасный, незабываемый 2006-й.
Мы накрыли импровизированный стол, поужинали пиццей и картошкой фри, запили пивом «Перони», которое смешали с вином, украденным у родителей в погребе, мой вклад – картонная пачка самого дешевого «Тавернелло», все остальные пришли от него в ужас.
Парень Агаты – сын торговца цветами, у него квадратная челюсть, слишком широкое лицо, вечно загорелая кожа, он учится составлять букеты, правильно подрезать стебельки, выбирать упаковочную бумагу, убеждать клиента выбрать розы подороже.
Я оказалась за столом, где сидели еще человек десять, и каждого из них я знаю разве что в лицо, и все они из категории «не хочу иметь с вами дела»; трое из этих ребят пялились на меня весь вечер.
– Это ты, что ль, девушка Скерани?
Я говорю, нет, мы с Кристиано не встречаемся, даже не приятели, мы вообще друг для друга никто, он уехал в Тоскану,