Иона преградил ей путь.
– Куда вы идете? – спросил он.
– В Уилл-лборн-П-плэйс. – От волнения ее голос был грубее, чем обычно.
Он кивнул.
– Тогда я возьму извозчика.
Лежа в широкой кровати графа Кардемора, леди Маргарет с наслаждением потянулась, зевнула и легла поудобней, чтобы еще подремать. Наблюдавший за ней Кардемор почувствовал острое желание снова вернуться к ней. Но была уже почти середина дня. И Изабель, и слуги могли догадаться о том, что происходит. Несмотря на то что они делили эту постель с ужасающей регулярностью, Кардемор считал, что им с Маргарет следовало соблюдать хотя бы внешнюю благопристойность. Он завязал небрежный узел на шейном платке и присел на кровать.
– Всему конец, – пробормотал он, наклонившись к ней и нежно целуя ее теплые губы. – Изабель скоро покончит со всеми своими официальными письмами, и вы потребуетесь ей, чтобы обсуждать свадебные наряды, приданое и прочие утомительные мелочи ее предстоящей свадьбы. Как бы я хотел, чтобы Долтри просто выкрал ее и увез в Гретна-Грин.
Маргарет улыбнулась, не открывая глаз.
– Она страшно счастлива, правда? Я так рада, что они взялись наконец за ум. Надо поблагодарить лорда Грейдона. Но… мы не понадобимся ей еще по крайней мере час, – прошептала она. – Я уверена, что Изабель собирается сообщить о замечательной новости всем своим знакомым.
– Маргарет Уолфорд, – сказал он сиплым голосом, – вы способны совратить и монаха. Ведите себя прилично. Я должен с вами кое о чем поговорить.
Она наконец открыла глаза.
– Мне не нравится, как это звучит.
Он улыбнулся.
– Ничего ужасного, обещаю. Просто вы должны принять одно решение.
– Какое?
– Стать моей женой. Я хочу жениться на вас, Маргарет.
Она широко открыла глаза.
– Мы не можем, – прошептала она. – Вы знаете, что это невозможно.
– В Англии, – согласился он. – Но не на континенте. Мы могли бы жить где-то еще, может быть, в Америке. Или на моих плантациях на Ямайке. Мне совершенно все равно. Лишь бы вы были со мной. Вы и наш ребенок, конечно. – Он откинул одеяло, многозначительным взглядом посмотрел на ее обнаженный живот и легко коснулся его кончиками пальцев. – Разве нам не следует пожениться ради него?
– Эрон, – удивленно произнесла она. – Как вы узнали? Я сама еще не до конца уверена.
Его улыбка была нежной.
– Я знаю каждую частичку вашего тела, дорогая. Вижу даже самое незначительное изменение.
– Я считала, что слишком стара, – прошептала она. – Я так боюсь, что это окажется правдой, – она ласково коснулась его щеки, – и в то же время так надеюсь. Не знаю, что нам с этим делать.
– Мы поженимся, – заявил он. – И у нас будет ребенок. Не думаете ли вы, что я позволю, чтобы мой сын или дочь были незаконнорожденными?
Она покачала головой.
– Вы можете лишиться своего титула. Кардемор-Холла. Всего. И даже если мы поженимся, в Англии наше дитя будет считаться внебрачным.
– Это не имеет значения. Ребенок будет знать, что он – дитя любви. И что мы поженились ради него. Наверное, я буду скучать по Кардемор-Холлу, а вот титул мне меньше всего нужен. Бог с ним, – сказал он и махнул рукой. – Кроме вас, мне ничего не нужно.
– А как же Лили, Изабель…
– Будут жить самостоятельно со своими мужьями и детьми, а мы часто будем их навещать, не бойтесь.
Только она открыла рот, чтобы ответить ему, как топот ног вверх по лестнице возвестил о грозящем вторжении.
– Милорд, – послышался голос Уиллиса за дверью спальни. – Простите за беспокойство, но это леди Лилиан.
Его тон был гораздо красноречивее слов. Кардемор и Маргарет обменялись взглядами. Она выскользнула из постели, а Кардемор направился к двери.
– Иду! – сказал он, дожидаясь, пока Маргарет спрячется в соседней комнате, предназначенной для графини Кардемор. Уиллис ждал с тревожным выражением лица.
– Она в холле. В гостиной ждать отказалась.
Еще не спустившись, Кардемор понял, что случилось. С каждым шагом у него падало сердце, а когда он увидел, что сестра стоит внизу и смотрит на него, его душа окончательно ушла в пятки.
– Лили, – сказал он и онемел, увидев, какой жалкой и напуганной она была. Слезы струились по ее щекам. Она вцепилась в перила, словно боялась упасть. Позади нее стоял Иона, неподвижный и молчаливый, как статуя.
– Это п-правда? – всхлипывая спросила она. – Это прав-вда, Энтони?
– Лили, – он подошел на шаг ближе. – Позволь мне проводить тебя в гостиную.
Она решительно покачала головой.
– От-твечай мне! Т-ты ш-шант-тажировал его? Грейд-дона? Чт-тобы он ж-женился н-на мне?
Он судорожно вздохнул.
– Шантажировал. Но не для того, чтобы он женился на тебе.
– Т-тогда д-для ч-чего?
– Чтобы он сопровождал тебя и скрасил твое пребывание в Лондоне.
Она моргала. Слезы слепили ее. Ее тоненькую фигурку сотрясали рыдания.
– Н-не д-для т-того, чт-тобы он женился?
Он с такой силой сжал кулаки, что ногти впились в тело. Слуги исчезли. Послышались шаги Маргарет, спускающейся по лестнице.
– Я хотел заставить его жениться на тебе. Твое похищение… это моих рук дело. Целиком. Я сделал так, чтобы Грейдона тоже похитили и держали с тобой, чтобы ему пришлось потом спасать твою репутацию. Я не предполагал, что вам удастся бежать.
Качая поникшей головой, Лили твердила сквозь рыдания:
– О н-нет. О н-нет.
Качнувшись, она опустилась на колени и в отчаянии прижалась лбом к столбику перил.
– Лили! – леди Маргарет поспешно сбежала по лестнице, села ни нижнюю ступеньку и обняла плачущую золовку.
– Не плачь, моя дорогая. – Все будет хорошо.
Лили покачала головой и печально сказала:
– Н-ник-когда. Р-разрушено. Все.
Глава двадцать шестая
Кардемор-Холл выглядел как-то по-другому. Чего именно не хватало, Лили сказать не могла, но так было. То ли оттого, что она неожиданно для себя начала сравнивать свой любимый дом с Сан-Кэтирсом, к которому успела привязаться. А может быть, потому, что впервые была здесь одна, без брата, без тети, без Изабель.
Она каждый день одна обходила этот громадный дом, знакомые с детства комнаты. Вспоминала те времена, когда жила здесь, перебирала события, которые тут происходили. Посетила длинную галерею, в которой Кардемор устраивал в дождливые дни соревнования по бегу и всегда проигрывал их им с Изабель, хотя был больше и бегал быстрее. Вот библиотека, в которой дни и ночи напролет сидел ее отец, тихо разговаривая сам с собой. Она стояла здесь, прижавшись ухом к двери, когда поблизости не было никого из слуг. Странное дело, с самим собой отец умел говорить по-доброму. После его смерти она приходила сюда, усаживалась в его кресло и разглядывала портреты отца и матери, висевшие на стене: рядом с нежным лицом матери лицо отца казалось особенно суровым. Отец не любил Лили. Она никогда бы не поняла этого, если бы не приехал Эрон и не окружил ее заботой и лаской. Что такое отеческая любовь, она осознала благодаря своему брату. Он был для нее всем. Пока она не встретила Грейдона.