– Лили! – Грейдон торопливо сбежал вниз по лестнице. – Пойдемте, я провожу вас наверх.
Он хотел взять ее на руки, но она вырвалась и отвернулась от него, сердито вытирая ладонью мокрое лицо.
– З-заставьте ег-го в-вернуться! В-вы его выгнали. В-вы и в-верните!
– Нет, – решительно сказал он. – Никогда.
Она налетела на него и, всхлипывая, стала молотить по лицу и груди с яростью ребенка. Грейдон сдерживал ее, принимая легкие удары, пока она не упала к нему на грудь и не разрыдалась. Он взял ее на руки, отнес в голубую гостиную, посадил на софу и нежно вытер ее лицо своим носовым платком. Потом встал.
– Я пришлю к вам мистера Кассина. – Он повернулся к двери.
– Энт-тон-ни, – плача остановила она его. Он взглянул на нее. – Я с-сожал-лею, – прошептала она.
– И я. Очень сожалею, Лили.
В эту ночь Лили долго ждала, когда Грейдон вернется домой. Он ушел немедленно после ужасной сцены, которую она устроила, не сказав ни слова о том, куда направляется. Она предположила, что он пошел в клуб или поиграть в карты к одному из друзей. Но даже если пошел к своей обожаемой мисс Гамильтон, Лили знала, что в этом виновата сама. Она вывела его из себя своим ребяческим поведением, своей глупостью.
Чарльз Кассин долго оставался с ней в ее гостиной. Сначала он был очень зол, но, когда она попыталась ему все объяснить, немного смягчился.
– Не могу поверить в то, что вы позволили этому человеку так мучить себя без всякой пользы, – сказал он. – Неужели вы не помните, что вам пришлось пережить со всеми прежними учителями?
Она слишком устала, чтобы разговаривать, ее горло ломило от боли. Она показала знаками:
– Я была слишком ленивой. Чтобы заговорить, надо очень сильно постараться.
Он ответил серьезно и угрюмо:
– Лили, вы знаете, что сказали доктора. Ваши голосовые связки повреждены необратимо, и, перегружая их, вы можете причинить им еще больше вреда. Вы никогда не сможете разговаривать так, как другие. Вам надо смириться с этим.
Но Лили смиряться не желала. Заговорить – значило навсегда остаться рядом с мужем, сделаться частью его жизни. Сейчас она могла только удовлетворять его в постели, которую он, слава Богу, пока что делил с ней каждую ночь, кроме тех, когда наступали ее критические периоды. Это происходило с ужасающей регулярностью. Даже в этом ей не повезло: она не могла подарить ему ребенка. Она просидела у окна еще час, а потом, обессиленная, ушла спать одна. Среди ночи муж пришел к ней, пахнущий табаком и бренди, и разбудил ее нежными теплыми поцелуями.
– Энт-тони, – прошептала она, с радостью позволяя ему стянуть с себя ночную рубашку.
– Я сожалею, – прошептал он. – Сожалею обо всем.
Слезы брызнули у нее из глаз, и она прижалась к нему в собственном безмолвном извинении.
– Не плачьте больше, Лили, – сказал он, поцелуями осушая ее слезы. – Я этого не вынесу. Просто позвольте мне любить вас. Вы так мне нужны!
Потом они лежали, удовлетворенные, и Лили с изумлением почувствовала, что здесь, в супружеской постели, в объятиях друг друга, даже в разгар несчастий, все у них обстояло прекрасно.
Утром Грейдон проснулся от звука голоса Лили, доносящегося из гостиной.
– Энт-тони. Энт-тони.
Его имя. Произнесенное почти безукоризненно. Ему это совсем не нравилось. Он поднялся, накинул халат и пошел в свою комнату, не мешая Лили тренироваться. Налил себе горячего кофе и сел за конторку.
Его коллекция записок очень пополнилась за последние несколько недель. В те долгие месяцы, когда он был один в Лондоне, скучая по Лили, он провел много вечеров, приводя сотни ее записок в хронологический порядок. Теперь, читая их сначала, он мог вспомнить любой день, который они провели вместе с момента их встречи.
Была огромная разница между теплыми дружескими посланиями, которые она писала ему почти год назад, и формальными записками, которые он получал сейчас. Интересно, вернется ли она когда-нибудь к своей прежней задиристой, шутливой и доверительной манере. Хотя дом был день и ночь наполнен звуками ее голоса, Грейдона не покидало чувство, что жена все еще где-то далеко.
Глава двадцать четвертая
Неделю спустя Лили и Грейдон сидели рядом в своей коляске. Они оба нервничали, потому что ехали на свой первый совместный бал в этом сезоне. Лили молила Бога лишь о том, чтобы все прошло так, как она планировала. Сегодня она докажет Грейдону, что может быть такой женой, какая ему нужна. Сегодня она докажет это всему обществу.
Он не хотел идти на этот бал, один из самых больших в этом сезоне, но Лили настояла. С тех пор как она приехала в Лондон, он не брал ее с собой никуда, кроме оперы или театра. Этот бал был первым крупным приемом, на котором они собирались появиться с момента их свадьбы. Она чувствовала, как растет его напряжение по мере того, как они приближаются к месту назначения.
Она ободряюще улыбнулась ему, а он взял ее затянутую в перчатку руку в свои. Сидевший напротив них Иона, которому было явно не по себе в бархатном красном камзоле, закатил глаза и отвернулся к окну. Грейдон усмехнулся и обратился к Лили:
– Вы уверены, что хотите пройти через все это, Лили? Еще не поздно повернуть назад и провести спокойный вечер дома. Такие приемы, как вы знаете, отнимают много сил. Будет жарко и очень тесно.
Она похлопала Иону по колену и сделала ему знак. Он был превосходным переводчиком, хотя и передавал ее слова на уличном жаргоне. От его острого взгляда не ускользало ни одно движение, даже при тусклом освещении в карете.
– Ее светлость говорят, что чувствуют себя как шестипенсовая монета, так что не волнуйтесь ни о чем.
Грейдон покорно вздохнул.
– Отлично, моя дорогая. Раз вы так считаете. Я говорил вам, что вы чудесно выглядите?
– Полсотни раз, милорд, – сухо сказал Иона.
Лили была рада, что муж одобрил то платье, которое она надела. Оно было ярким – золотое с синим – и сшито по последней французской моде. Смелое, но не вызывающее. Ей вдруг захотелось привлечь к себе внимание, как и подобает графине Грейдон.
Грейдон изысканно выглядел в своем прекрасно сшитом темно-синем смокинге. Она, кивая, слегка потянула его за рукав. Он понял комплимент и поблагодарил ее. Потом накрыл ее руку своей и так и не отпускал.
Лили повернулась к окну, думая о том, будет ли мисс Гамильтон на этом балу. Удивительно, как все поменялось местами. Она думала, что станет любовницей Грейдона, а мисс Гамильтон его женой. Сейчас все было наоборот. Каждый день всю прошлую неделю Грейдон исчезал, не говоря ни слова о том, куда и зачем идет, и каждый вечер возвращался немного утомленный, со слегка виноватым видом. Не трудно было догадаться, где он был.