— Подождите, капитан. Что случилось, майор Тревес?
— С момента как подошел корабль, мы переместились. Наши датчики сходят с ума. Мы вышли из обычного пространства.
— В кросс-переходе?
— Не совсем. Я бы сказал в пограничной зоне. Представьте, что стены туннели слиплись, и мы болтаемся в куске этого межпространства.
— Между нашей и параллельной реальностью… — с сомнением протянул Штраус. — Мифическое междумирье?
Сердце в груди зачастило. Странное перемещение взволновало куда больше, чем малоперспективный бой с каменюками.
— Смею предположить, гросс-адмирал, — проговорил Тревес. — Враг нас не видит.
Это почти очевидно. Штраус размял затекшие за многочасовой бой запястья и снова запустил связь.
— Похоже, ваши друзья, капитан, способны совмещать пространства. И чем это кончится для нас?
— Они говорит, что кристаллы для нас медленные и слепые. Они их смешат.
— Меня они не очень смешат. Да и слепыми не кажутся, — скептически хмыкнул Штраус.
Хотя прямо сейчас перемещающиеся друзы выглядели беспомощными и вялыми, будто плыли в масле. Хорошая мишень.
— Если мы выстрелим из этого места, то попадем?
— Сферы веселятся, говорят, метьтесь точнее и стреляйте. Не зря же они летели так долго. Теперь здесь и хотят поиграть. И расскажут все, что кристаллы задумали.
— Ну что ж, почему бы и нет, — Штраус оправил китель. — Поиграем вместе.
* * *
— Подготовить пакеты к сбросу на точки выхода из подпространства. Начинаю отчет. Пять, четыре…
Ларский напряженно ждал. Все выверено до долей секунд.
Невидимый удар с силой подкинул лазоревого драконам, и красавец завертелся в воздухе. Развлекаются твари.
— Пуск.
В небе вырос массивный крейсер. Золотые всполохи, белые вспышки ионного удара. И фиолетовые ракеты с белым носом и хаосом зеленых огоньков. Лупят ребята геомагнитными, надеются дезориентировать и разрушить информационные структуры. Еще и еще.
— Кристаллы на экраны! — гаркнул маршал.
— Треснули твари, — подскочил Ларский.
Черные трещины расходились, а между ними полыхало. Голубое обращалось в синее, хлестало из краев. В небо летели копья, сгустки энергии, похожие на мутные линзы. Силовое поле вокруг возникших ниоткуда крейсеров вспыхивало по краям, горело. Но те стреляли снова и снова. В расколы. Во вспучивающиеся наросты. Не давали перехватить инициативу.
— Где чертов десант? Мы теряем время.
Руазсов ревел, а штурмовые авиетки неслись вниз. Ковер драгоценных нагромождений, бесконечные всполохи режущих граней, и темные фигурки, падающие в этот котел. С виду такие беспомощные, пусть и вооруженные по самые уши. Тревога не давала Ларскому отвести взгляд, а мозг регистрировал короткие рапорты офицеров.
— Мурманск. Десант работает.
— Владивосток. Идут с задержкой, кристаллы начали перегруппировку.
— Лиссабон. Враг отражает выстрелы, расколы минимальны.
— Красноярск. Агломерация разбита. Отправляем зачистку.
Ларский ничем не поможет. Его дело наблюдать, думать, делать выводы. Его дело — заглянуть врагам в мозг. Но все мысли крутились на острие зрения, а смотрел он в единственное место. Мехико. Древняя история. Горные массивы и близость бесконечных водных просторов.
В ту ночь так и не удалось выжечь заразу. Она размножалась, словно из воздуха. Мощные цветные геометрические нагромождения. Совершенно нечеловеческие, в отличие от алмаатинских. И может поэтому куда более мощные. Бои у Мехико не утихали всю войну. Небо постоянно полыхало багровым.
А сейчас. Твари прозевали тяжелую артиллерию.
— Мумбаи. Враг перегруппировывается, десант отходит, запрашивают помощь.
На одном из экранов поднимался туманный скальпель. Адская сила врага, способная перемешать внутренности планеты.
— Токио, крейсер подбит. Требуется помощь.
— Тактический резерв на Лиссабон и Токио.
Сыпались короткие приказы. По кристаллическим слоям вслед крошечным дронам мчались легкие фигурки. Дула пушек вращались на плечах, плевались потоками огня. Бежать, расширять расколы, делать новые. Дело десанта — вышибить дверь, а огнем все зальют пехотинцы. Те шли следом. Более медленные, но неумолимые. Парни, у которых вместо одежды многофункциональные танки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Суки, бьют по океану.
— Черт бы побрал этих тварей!
Ларский очнулся и перевел взгляд. Волна закрывала небо. Или не волна, а пар, способный сварить все живое на сотни километров побережья.
— Все свободные крейсеры переместить в Токио! Немедленно!
Бледный Руазсов вытирал выступившую на лбу испарину. Дергать глупыми вопросами его не стоит. Но он обернулся сам:
— Должны, должны додавить. Перевес уже за нами. Главное, чтобы Штраус справился.
— Смотрите туда! — кто-то привлёк внимание.
На фоне голубого неба, над оплавленными в стекло кристаллами летал багряный дракон.
Поливал золотым пламенем останки врага.
Глава 19
Вчера и сегодня
Радужное сияние в полдень. Раскрашенное небо. Постепенно цвет приходит в движение, сгущается в облако. Безупречное, округлой формы, оно склоняется над прибрежной частью города. Над восхищенными людьми на набережной, зависшими в небе авиетками, затененными кровлями крыш. Мгновение, и радужный молот устремился вниз. Не крушит, не мнет. Пролетает насквозь, пронзая плоть города миллиардом искрящихся снежинок. В последний момент стройная фигура у парапета оборачивается. Испуганный взгляд Лизы, и разомкнутые губы. Он бросается жене навстречу. Успеть выдернуть из-под сверкающей смерти…
И просыпается.
Проклятие! Ларский вытянул затекшую от неудобного положения ногу. Заснул вчера практически сидя перед очередным семейным фильмом. Объемный кадр остановился, Лиза так и застыла: с яблоком у губ и раскрытой на коленях книгой. История их путешествия на Марс.
Вчера после дружеской попойки с Маррой Ларский притащился домой и запустил очередную запись. Даже не помнил, как это сделал. Ладно бы плоскую картинку или фотографии, но нет, травил себя ожившей реальностью практически через день. Марго много раз говорила не делать этого. А он не оставлял шансов ни себе, ни ей.
Нашарил за подушками дивана ополовиненную бутылку и повернул крышку. Минералка покалывала пузырьками пересохшее горло. Пустой желудок гулко ворчал. Так, душ, зарядка, разминка, завтрак и скачками на работу раздавать задания подчиненным. Если бы не вечера в пустом доме и накатывающая среди этих стен тоска вперемешку с виной, жизнь очень бы даже обнадеживала. А Марго только лишь обнадеживала, жить с Ларским не спешила. Может и к лучшему. Психологи сводят с ума похлеще женщин и воспоминаний. А тут сразу два фактора в одном. Да еще никак не удается переварить воспоминания.
Он уже дожевывал тост с томатно-беконовым рулетом, одновременно запихивая на место пустой лоток синтезатора, как замигал интерком.
— Доброе утро, дорогая, — протрубил Ларский довольным слоном.
После сытного завтрака тени ночных кошмаров и утренних сомнений растаяли.
— Привет, Ник!
Марго тепло улыбалась и крутила в руке какой-то непонятный пульт. Оказаться бы поближе и стянуть с упругой груди эту домашнюю футболку. Жалко не видно, в трусах ли задница, или уже упакована в слои лишней ткани.
— Напомни мне, Маргош, почему мы по утрам пользуемся разными синтезаторами?
— И разными ваннами, — добавила она с хрипотцой.
— А это и того хуже! Так почему?
— Если расскажешь, как и где ты сегодня проснулся, я тебе отвечу.
С чего он решил с женщиной-психологом будет легче, чем с женщиной-дизайнером.
— Не стану рассказывать, — проворчал он. — Знала бы, если бы сама будила.
Меньше всего Ларскому хотелось проснуться между настоящей Марго и как-будто-то бы настоящей Лизой. В очередном кошмаре звать бывшую жену по имени и, когда его разбудят, увидеть боль и понимание в обычно насмешливых глазах. В глубине души Ларский верил, что, если хочешь спасти отношения, надо вооружиться ложью и недомолвками. И не опускать оружия до самой победы. Рубка правды наихудшая тактика для взращивания нежных чувств.