В помещении было много окон – они выходили на обе стороны юго-западного угла дома, – и сейчас в них врывался приятный ветерок.
Уильям сел за большой стол с бесконечными ячейками и ворохом бумаг. Где тут пачка пустых бланков? В ней уже почти ничего не осталось. Проклятие, о чем думает этот тип? Он злоупотребляет алкоголем. Уильям однажды уже сделал ему выговор.
Он вручил Виоле пачку бланков и карандаш:
– Ну, записывай.
– Все?
– Конечно. Надо оберегать интересы наших будущих отпрысков! – торжественно проговорил он.
Виола хмыкнула:
– Ну тогда и ты записывай.
– Разумеется.
Он окинул стол взглядом, но еще одной пачки бланков не увидел. Ну что ж, можно воспользоваться и обратной стороной старых каблограмм.
– Генри, в честь твоего брата. Или Ричард, в честь твоего отца.
– Очень сентиментальный выбор! – одобрительно отозвалась она. – Но ты не упоминал о дочерях.
– И ты тоже.
– Может, Бриджет. А что, Дженкинс всегда ест за рабочим столом? И всегда по-свински?
Она подняла желтый бланк – написанный карандашом текст был покрыт пятнами жира.
Уильям нахмурился, вытирая пальцы носовым платком, ему тоже попались такие бланки. Он вытащил пачку телеграмм из ячейки с отметкой «разн.», то есть «разное», решив, что их скорее всего должны были игнорировать.
– Телеграфисты обычно преданны работе и не покидают своего поста ни днем, ни ночью, – заметил он, передавая ей свой носовой платок. – Но все каблограммы, которые он давал мне, были безупречно чистыми.
Виола фыркнула:
– Тебе следует с ним переговорить. Такая неряшливость легко привлечет самых гадких паразитов.
Уильям рассеянно кивнул – у него по спине побежали мурашки. Он держал в руке телеграмму, отправленную Грейнджером из Омахи меньше недели назад.
Виола сразу заметила, как изменилось настроение мужа.
– Что это, Уильям?
Она перегнулась через его плечо и прочла сообщение: «Коллинз и Хамфрис замыслили на «Синей птице» предательство».
Почему ему не сообщили? Тут не обошлось без Дженкинса. Возможно, его подкупили.
Уильяма охватила ярость.
– Какой же он вонючий подонок! – вскричала Виола.
Тихие шаги раздались за ближайшим окном. Ветер пошевелил бумаги в мусорной корзине.
Уильям молча прикоснулся к локтю Виолы. Та едва заметно кивнула. Благодарение Богу, она была близко от двери и могла убежать. Если с ней что-то случится…
Хорошо, что кинжал при нем. В Сан-Франциско джентльмены не носят оружия. Не принято. Поэтому Уильям носил его тайком.
Большой камень влетел в южное окно. В следующую секунду еще один разбил западное.
Уильям нырнул под письменный стол, утащив Виолу с собой и прикрыв ее своим телом.
Раздался выстрел, следом еще один. Они раскололи стену как раз в том месте, где находилась бы его голова, останься он сидеть в рабочем кресле.
Наступила тишина, которую нарушало лишь неравномерное пощелкивание телеграфного аппарата.
Его нож был наготове, чтобы немедленно пустить его в ход, если этот трус все-таки покажется.
– Тебе это с рук не сойдет, Дженкинс! – крикнул Уильям, прикинув расстояние до двери. Если только ему удастся отвлечь ублюдка на какое-то время, достаточное для того, чтобы Виола оказалась в безопасности…
В ответ Уильям услышал хриплый смех.
Дженкинс стоял у западной стены дома. Возможно, если он следит за этим окном…
Он взглянул на Виолу, спрашивая ее позволения. Крепко сжав губы, она едва заметно кивнула.
Он приложил пальцы сначала к своим губам, потом – к ее. Она одарила его беглой, но искренней улыбкой и перекрестилась. Он извлек из-под рубашки крестик, поцеловал его и бесшумно выкатился из-под стола, готовясь начать охоту за убийцей.
– Зачем ты это делаешь? – громко спросил он.
Дженкинс с горечью рассмеялся:
– Ты так и не узнал меня, верно, Донован? – Кажется, он перешел к южному окну? На этой стороне сада звуки были приглушенными. – Ты купил дело моего отца, оставил его ни с чем, он запил с горя и утонул по дороге из салуна домой. Я здесь, чтобы отомстить тебе!
– Джонсон из «Перевозок Хангтауна»? Ты изменил имя?
Уильям попытался вспомнить события прошлого.
– Изменил. Взял фамилию отчима, когда мать вышла замуж вторично. Фамилию этого негодяя, чтобы ты не смог меня узнать!
Уильям кивнул, вспомнив болтливого мужчину с вечно ноющей женой.
– Джонсон согласился на честную сделку. Иначе откуда бы он взял деньги, чтобы пять лет болтаться по салунам, не проработав ни дня?
– Ты называешь моего отца ничтожеством?
Несколько выстрелов раскололи штукатурку над письменным столом. Уильям мысленно обругал себя за болтливость: язык без костей.
Жильцы соседних домов подняли наконец тревогу. Но чтобы организовать команду разведчиков, нужно время, а Дженкинс может ускользнуть.
– Прошу тебя как мужчина мужчину – отпусти мою жену. Она тут ни при чем.
Уильям занял позицию между двух окон, держа наготове смертоносный кинжал.
Поколебавшись, Дженкинс ответил:
– Хорошо.
Уильям посмотрел на любимую и кивнул в сторону двери. По лицу Виолы текли слезы, не проронив ни слова, она выскользнула из комнаты.
На дорожке под окном захрустел гравий.
Уильям продолжал выжидать. Дыхание его было спокойным, пульс бился ровно, как всегда бывало во время боя.
Голова Дженкинса возникла в западном окне – темный силуэт на фоне заходящего солнца. Он наставил на Уильяма тяжелый армейский «кольт».
– Будь ты проклят, Донован! За свою подлость ты поплатишься жизнью, и твой род прекратится.
Уильям метнул свой верный кинжал. Он вонзился Дженкинсу в горло.
Предатель рухнул, умерев раньше, чем его голова ударилась о мощеную дорожку.
Из сада донесся звук быстрых шагов. Уильям мгновенно повернулся, потянувшись за оружием, спрятанным рядом с причинным местом.
Шаги замедлились и стали приближаться осторожнее. Их звук почти не был слышен за шумом, который подняли соседи, призывая полицию.
Уильям покачал головой. Ах уж эта неискушенность законопослушных граждан!..
– Виола, – окликнул он жену, – можешь войти. – Он выпрыгнул из окна на садовую дорожку.
Виола вышла из-за угла с дробовиком в руке. Она остановилась и хмуро посмотрела на валяющийся труп.
– Ты его убил? – разочарованно произнесла она. – А я хотела передать его полиции, а потом смотреть, как его повесят.
– Но ты забыла, что он в тебя стрелял!
Уильям невесело улыбнулся и накрыл тело предателя. Его жена была готова на любую жестокость, если тем, кого она любила, грозила опасность.
Виола фыркнула, но не стала протестовать, когда он обнял ее за талию. В следующую секунду она прильнула к нему. Будь проклят этот жалкий предатель, который так ее напугал!