Спустя час, а может, и все два, паровоз вдруг ожил: задышал чаще, коротко свистнул, вагон дёрнулся, и под колёсами сперва нечасто, потом во всё возрастающем темпе застучали стыки. Вернулась Марта в расстроенных чувствах.
— У тебя ножик острый? — спросила, присев рядом.
— Конешно. А зачем он тебе?
— Надо спороть с платья синие ленточки. И немедленно.
— Зачем? — удивился он. — Пацаны, а ну отвали, дайте поговорить с сестрёнкой! — Те послушно отодвинулись.
— Ты, возможно, не обратил внимания… Когда мы были ещё внизу, эти два верзилы пялили глаза на девочек. И говорили такие гадости… У меня сердце кровью обливается, как подумаю!..
— Уж не снасильничать ли собираются?
— Именно так… Даже Лена с Нелей, вон те, что постарше, догадались, хоть и не понимают их языка. И особенно не избежать этого мне.
— Почему так решила? — обеспокоился не на шутку Андрей.
— «А вон та, в платье с синими полосками, — настоящая конфетка! «— Так, если слово в слово, сказал обо мне один из них. И добавил: жаль, мол, что старшой заберёт это лакомство себе…
— Что ты говоришь! — ужаснулся Андрей.
Вот я и подумала: нужно поскорее убрать с платья это украшение — буду не так приметна.
— Полоски убрать нетрудно. Но ты больше приметна другими своими украшениями. Как быть с ними?
— Ты о чём? — не поняла она.
— Будто не знаешь: привлекательная мордочка, стройная фигурка. А особую похоть вызвали у них, мне думается, твои выпуклости спереди. Их тоже надо бы убрать.
— Груди что ли? Но как же их уберешь…
— Придумать надо. Ленты в темноте спороть не получится, но мы отчекмарим их вместе с подолом. Платье длинное, и три сантиметра его почти не укоротят. Как и рукава.
— И зачем только я его напялила, такое приметное! — пожалела она.
— Лучше б ты родилась не такой красивой, — в свою очередь пожалел и он.
— Но я тебе помогу. Лицо мы обезобразим, с помощью слюны и пыли. Косы расплетём, волосы перепутаем. Будешь выглядеть, как полоумная идиотка, на которую и смотреть-то противно. Не возражаешь?
— Конечно, нет! Спасибо, что додумался.
— А вот сиськи… их надо примотать туго-туго, чтоб стали, как лепёшки Наверно, больно будет, они ведь у тебя ещё твёрдые.
— Потерплю. Только чем примотаем?
— На мне новая майка. Сделаем из неё широкий бинт, но чтоб хватило обмотать тебя раза два-три. А закрепим примотку лентами.
— Ты у меня такой сообразительный! — Исполненная благодарности, она обняла его и приникла щекой к лицу.
Через некоторое время состав сделал остановку на какой-то станции. Взобравшись на плечи высокорослого крепыша по имени Серёга, Андрей через зарешеченное окошко хотел сориентироваться, куда их завезли. Но не удалось: никаких построек видно не было; похоже, что стоят в тупике. Оставив вагон здесь, паровоз куда-то укатил.
Ещё засветло (если можно так сказать про полутёмный вагон) они с Мартой успели управиться со всем, что намечали. Переделывая «выпуклости» в «лепёшки», он поинтересовался:
— А что это твёрдое под левой сиськой?
— Твой вчерашний подарок, — пояснила бывшая именинница. — Я догадалась прихватить его утром с собой.
— Нашла место! Давай мне в карман. А то потеряешь.
— Не потеряю. Низ лифчика двойной, я, когда ты сидел отвернувшись, сделала прорезь в чашечке, и наш талисман там, как в кармашке.
— Ты сурьёзно веришь в талисманы? А по-моему, это такая же выдумка, как про бога или этих, как их, аллаха, будду и прочих.
— А я в талисман верю. И он отведёт от нас всякие беды.
— Пока что этого не вижу… Вот теперь ты похожа на пацана, — проведя ладонью по спине, а затем спереди, сказал Андрей, довольный своей работой.
В темноте и неизвестности время тянулось томительно медленно… Хотелось есть, а ещё больше — пить. Дневная духота стала несколько спадать, но воздух в вагоне становился всё более спёртым, поскольку кое-кто «сходил» в угол. Разговоры стихли, все стали укладываться на ночь. В отличие от ребят, улёгшихся покотом, девочки решили коротать ночь сидя, плотно прижавшись друг к дружке, чтоб не мёрзнуть: почти все они были одеты в лёгкие платьица или кофточки. Марта примостилась рядом с «братом». Андрей укрыл её пиджаком, а голову она пристроила ему на грудь.
Но уснуть не успели. Снаружи послышался весёлый, похоже — пьяный, смех, клацнул засов, и дверь со скрежетом отошла. В узком проёме блеснул свет, в вагон поднялись двое. Кое-кто вскочил.
— Лешаит! фсем лешайт! — приказал, задвинув дверь до упора, офицер.
Неожиданные посетители, раздвигая ногами лежащих, направились в угол к девчонкам. Те сидели, опустив книзу лица, так как свет от электрического фонарика слепил глаза. Один из охранявших, беря за волосы, поворачивал их к свету, разглядывал каждую, пока не осмотрел всех семерых. Кончился осмотр тем, что отобрали троих: Лену. Нелю и малявку с вьющимися кудряшками. Их подняли и стали подталкивадь к выходу:
— Пошоль, пошоль!
Чувствуя недоброе, старшие упирались, плача навзрыд. Меньшая визжала, как резаная, вырывалась из рук охранника, пока тот не передал её поджидавшему внизу напарнику.
Когда снова клацнул снаружи запор и стих плач уводимых, в притихшем вагоне послышались голоса:
— А нашо их забралы?
— Ты чо, идоси не знаешь?
— Невже ж совисти хватэ? Светки ж ще и трынадцяты нема.
— От же гады! Хрицы прокляти!
Андрей расслышал, что Марта всхлипывает. Обнял, принялся успокаивать:
— Не плачь, слышишь?. Что ж теперь… теперь уже ничем не поможешь. Ты из-за девочек?
— И за них, и за себя страшно. Они ведь долго искали меня. По полоскам на рукавах платья. Я чуть не умерла от ужаса: ну как найдут здесь… — И она опять залилась слезами.
— Не переживай так, — заходился он уговаривать. — Видишь, всё обошлось. Первый раз сработал талисман. Да ежли б и нашли… офицер увидел бы, какая ты страхолюдная и заехал бы в морду этому чёрту. За то, что хотел подшутить над своим начальством.
— Ты так думаешь? — перестала она всхлипывать.
— Уверен. Ты сейчас похожа не на конфетку, а на эту, как её, на кикимору болотную. Да и платье-то оказалось бы без приметных полосок.
— Ночью-то, может, и пронесёт, но днём…
— Да, надо что-то предпринимать… Поговорю с братвой, придумаем, как обезопаситься. Безвыходных положений не бывает.
Уговоры несколько успокоили её и приободрили. Вскоре она задремала, но и во сне изредка судорожно всхлипывала.
Андрей уснуть больше не смог. Размышлял, что бы такое придумать для спасения не только своей ненаглядной, но и оставшихся четырёх малолеток.