— 3драсьте, дядя Пантелей! — впервые столь вежливо поздоровался он. — Как вы тут оказались?
В душе презирая его как предателя, он при встречах держался лояльно: здоровался и с ним, и с Мархвой Калистративной. Несколько обрадовался, что «попался» именно сосед: может, поспособствует уйти от облавщиков.
— Я-то тут по дилу, — холодно буркнул сосед, — а якого биса вы по заборах шастаетэ?
— Шли вот с нею на хутор, зашли на ярмарку, — пояснил он, забыв перестроиться на его диалект. — Стали выходить, а нас не пускают. Ну, мы и решили через забор. Да только она неудачно спрыгнула… кажись, сломала ногу. Это ж Марта, вы должны её знать: её мама работает секретаршей у самого коменданта, — добавил для верности.
— Шо, зовсим поламала, шой ходыть нэ може?
— Ну, может, и не «зовсим», но сильно подвернула.
— Ось тут нэдалэчко стоить якась машина, я попросю шохвёра, вин одвэзэ вас на хутир.
— Ей теперь не до хутора… Хай посидит с часик, пока боль утихнет, и я отведу её до дому, — предложил он свой выход из положения, но полицай повысил голос: — Шо сказано, тэ й робы! Поможи ий дойты до машины.
При их появлении с кузова крытого брезентом грузовика спрыгнул рыжий чубатый верзила.
— Ось, прыймы. Та нэ здумай отпустыть! — приказал Пантелей. — Може, це як раз ти, шо нашкодылы.
Верзила кивнул понимающе, легко пересадил обоих через задний борт в кузов, запрыгнул сам.
— Дять, за что нас схватили? — обратился к нему Андрей. — Мы никакого преступления не сделали! И вобще, что происходит?
— А то, шо якись пацаны — понял, нет? — напали ночью на стан… на комендатуру то ись. Охрана на минуту отлучилась, а они тем временем выпустили из каталажки — понял, нет? — аж двох арестованных бандитов. Вот их и хочут теперь заловить — понял, нет?
— Мы к этому никакого отношения не имеем. Я — вчера только с хутора, никого тут не знаю, кроме вот её. А она — дочь секретарши здешнего коменданта. Как его звать, не знаешь? — спросил у Марты.
— Господин Безе. Вы должны его знать, если бывали в комендатуре. Отпустите нас или сообщите ему или маме — он даст такое распоряжение. А мама еще и отблагодарит. Пожалуйста, прошу вас!
— Отпустить, сообщить. — вслух прикидывал рыжий. — Надо бы, конешно, но — слыхали приказ главного?
Послышался свисток вроде милицейского, затем громкая немецкая речь. Заработал мотор, грузовик тронулся с места. Марта — они сидели на откидной скамье рядом — шепнула на ухо:
— Приказано подать машину ко входу на рынок. Сейчас начнется…
— Вы шо там шепочетесь? А ну марш аж до кабинки — понял, нет?
Ничего, однако, не «началось «. Остановились у ворот. Тут уже поджидала большая толпа подростков, в основном мальчишек, и с ними тот, бритый и прилично одетый полицай.
— Откинь борт и помоги ребятишкам подняться наверх, — приказал он рыжему, но не строго — с улыбочкой на лице.
Ребята тянули руки, и тот втаскивал их под брезент. Никто не протестовал, напротив: слышался непринуждённый разноголосый гомон и даже смех.
— Чему это вы все радуетесь? — спросил Андрей у коренастого, с оспинами на лице пацана, виденного ими ранее и поднявшегося одним из первых в кузов.
— Ты чё, не понял? — удивился тот. — Съездим на склад, поможем нагрузить машину, а нам за это спички, карасин и мыло — бесплатно!
Вскоре вместительный кузов оказался набитым до отказа; было слышно, как закрепили задний борт, даже не вместив всех желающих получить дефицит бесплатно. Андрей смекнул, что можно, прорезав брезент, выпрыгнуть — и никто их обратно загонять не станет. Попросил Марту подняться — из-за нехватки места она сидела у него на коленях — чтобы достать из кармана складник. Но машина дёрнулась и стала быстро набирать скорость; вырулив на дорогу, шофёр дал газ…
Куда везут, в какую сторону? Из-за вздыбленной дорожной пыли определить было невозможно. Вскоре, впрочем, он сориентировался: слева показались развалины взорванного нашими при отходе хлебного элеватора. Значит, везут к железнодорожной станции.
Наконец грузовик остановился. Вместо рыжего сзади оказались два гитлеровца с автоматами. Они откинули борт, кузов стал пустеть. Андрей попросил рябого помочь ссадить сестру, сказав, что у Марты неладно с ногой. Тот, взяв её под мышки, поддержал, пока он снизу подхватил на руки. Щиколотка ещё болела, но «уже не так».
Из кабины вылез третий немец — щеголеватый, в чёрной форме, со знаками отличия, которых Андрей не знал, но догадывался: высокое начальство.
— Репьята! — обратился к детворе на ломаном русском. — Фсем паташоль плише. Слюшай меня корошо. Ме вас сапыль скасайт… как это? … што… склат, на котори… нушни нам товар… ехайт ната на поест. Ви тут потоштайт, никто ухотит нелсья!
Сделав такое объявление, офицер ушёл, наказав что-то автоматчикам.
Злополучные грузчики разделились на две группы (семеро девчонок несколько в сторонке), переговаривались, глазели по сторонам. Место, в общем-то, большинству хорошо знакомое: слева подъездные коммуникации к элеваторским зернохранилищам; спереди — метрах в сорока, — довольно высокая железнодорожная насыпь, откуда доносилось шипение невидимого из-за вагонов паровоза; справа — продолговатое кирпичное здание вокзала; рядом с ним — импровизированный пристанционный базарчик с двумя грубо сколоченными столами под развесистой гледичей (по-местному — дикой акацией). Оттуда глазело несколько женщин-торговок.
Андрей отозвал Марту в сторонку:
— Который ушёл, он не сказал, куда и зачем?
— Нет. Приказал этим глядеть в оба и всё.
— Ты это самое… Когда вернётся, поговори с ним по-вашему. Скажи, что вы с мамой тоже немцы, что она давно уже сотрудничает с новой властью. Напомни, что работает секретаршей у здешнего коменданта. — Марта отрицательно повертела головой, но он не дал ей возразить. — Прибреши, что вы с нетерпением ждали ихнего прихода и всё такое. Он тебя верняк отпустит.
— Нет, Андрюша, я этого делать не стану, — наотрез отказалась она. — Обоих нас он не отпустит, а без тебя мне ни свобода, ни даже жизнь не нужна. Вместе кашу заварили, вместе будем и расхлёбывать, чем бы это ни кончилось.
— Ну и напрасно! Нужно попытаться использовать этот единственный шанс: спасёшься сама, а может, с помощью мамы и меня выручишь.
— Пока доберусь до мамы — я ведь не только станицы не знаю, но даже, где она работает — тебя уже увезут.
— Спросишь, люди подскажут. Зато хоть ты не пострадаешь. Я не хочу, чтоб из-за меня…
— Нет! И слушать не желаю. Вовсе не из-за тебя. А шанс не единст венный: мама вот-вот придёт домой обедать…