семьдесят в длину.
— На место сел, — скомандовал парень, одним движением выхватывая револьвер. И дождавшись, когда команда будет выполнена, добавил: — А теперь прочь поехали. И чтоб я больше никого из вас тут не видел. Твари.
— Пожалеешь, — мстительно прошипел шестёрка из брички, настороженно осматривая Мишкино подворье.
«А ведь с них станется мне красного петуха подпустить, — подумал парень, проводив бричку мрачным взглядом. — Придётся сегодня в сарае ночевать. С оружием. И Монгола из денника выпущу. У него чутьё не хуже, чем у сторожевой собаки, и кусается, как тот алабай. Ладно, перебедуем».
Вернувшись в избу, он не спеша поужинал, попутно рассказывая тётке обо всём, что с ним случилось за этот вечер. Горестно вздохнув, Глафира кивнула и, удручённо махнув рукой, тихо сказала, утирая уголком платка глаза:
— Езжайте, сынок. Что ж делать, раз всё так повернулось.
— Так, не понял, — возмутился Мишка. — Что значит езжайте? А ты? А Танюшка?
— Так с ней и езжайте. А я уж тут как-нибудь. Ну куда я от дома своего, сынок? — всхлипнула Глафира.
— А куда мы от тебя? — в тон ей отозвался Мишка. — Ты хоть думай, что говоришь, мама Глаша. Танюшку я куда дену, когда сезон пойдёт? Я на заимку до самого Рождества уйду, и что с ней станется? А в доме кто хозяйничать станет? Да и куда я от пирогов твоих поеду? — закончил он, беря себя в руки и улыбнувшись.
— А что с домом делать? — робко спросила тётка.
— Соседям продадим. Вон, Лука сына женить собирается. Ему и продадим. Забор снимут и одним двором жить станут, — нашёлся парень, вспомнив свой разговор с соседом, у которого брал телегу.
— А Трифон вернётся? — еле слышно выдохнула тётка. — Ему куда?
— Нашла беду, — покрутил Мишка головой. — Трифон твой семь лет каторги получил. Так что вернётся он ещё не скоро. — «Если вообще вернётся», — про себя закончил парень. — Вот когда объявится, тогда и думать станем. Как бы ни было, а на улице не останется. В общем, так, мама Глаша. Или всем ехать, или никому. Но только ты помни, что дальше нам тут только хуже будет.
— Как скажешь, сынок. Ты хозяин в доме, — помолчав, кивнула Глафира и тут же сменила тему: — А скажи, Мишенька, девка та, Настя, глянулась тебе или как?
— Девка красивая, да только беда с ней, — нейтрально отозвался Мишка, насторожившись.
— Так ведь нет её вины в том, что бандиты спортили, — тут же завелась тётка.
— Я не про то, мама Глаша, — ответил Мишка, жестом остановив её тарахтение. — Да только знаю, что после такого многие бабы мужиков бояться начинают. Ну и какая тогда семья, ежели баба от собственного мужа шарахается?
— Бывает так, сынок, — с неожиданной улыбкой кивнула Глафира. — Да только мы с ней, пока маслобойку смотрели, потрещали по-бабьи. И я тебе так скажу. И ты ей глянулся. А про то не бери в голову. Не всё там так страшно было.
— Нет, мама Глаша, ты точно шпион, — растерянно буркнул Мишка, почёсывая в затылке. — Вас же, дай бог, полчаса в доме не было. Когда ж успели?
— Ой, сынок, ежели к бабе с лаской, так она, как та кошка, сама ластиться начнёт, — лукаво рассмеялась тётка. — Трудно ей, без родных да без матери. В дядькином доме её не обижают, но и ласки не видит. У атамана своих девок пять штук, да сынов трое. Вот он голову и ломает, как её с рук сбыть, да не обидеть. Чай, родная кровь.
— Мама Глаша, ты толком расскажи, что да как, а я подумаю, — вздохнул Мишка, устав от этого словесного потока.
— Их, когда с девками в тайге схватили, насильников по двое на каждую оказалось. Вот она и изловчилась. Когда первый заходиться начал, за ухо его укусила и у него же нож выдернула. А потом тем ножом обоих и порезала. Не насмерть, но сбежать сумела. Так что там, почитай, один и был. А уж потом казаки вернулись и нашли их. Да только беда уж случилась.
— Лихо, — одобрительно кивнул парень. — Сильна, подруга.
— Казачка, — поддержала его тётка. — Они завсегда боевитые. А Настя и сама уж замуж мечтает. Чтобы из дома дядькиного уйти. Да и то сказать, шестнадцать уже. Подружки все замужем, а она всё во вдовьем платке ходит. А девка сильная, справная и не белоручка. А уж если ты к ней с лаской, так она тебе ноги мыть станет да ту воду пить. Сам, небось, видел, как у неё глаза полыхнули, когда ты ей куклу подарил.
— Шестнадцать, — грустно усмехнулся Мишка. — Ей бы ещё в куклы играть, а её замуж. Дитя детей растить мечтает. Погоди. А откуда ты так подробно ту историю знаешь? — вдруг сообразил парень. — Только не говори, что сама рассказала.
— Была у меня знакомая добрая в станице, — улыбнулась Глафира. — Вот она и поведала. Да только имён не сказывала. А я потом и забыла про то. А тут как зашёл разговор, так и вспомнила.
— Думаешь, сложится у нас, без любви-то? — задумчиво спросил парень.
— Ох, сынок. Любовь искать всю жизнь можно. А доброй жены так и не получить. Ты уж мне поверь. Настя она девка добрая. Сама к тебе прильнёт, ежели ты поминать ей её беду не станешь и брезговать не будешь. И то сказать, за сироту-то дочку отдать охочих немного. Будь он хоть с деньгами.
— Тоже верно, — кивнул Мишка, задумываясь.
* * *
Сидя под дверью сарая, Мишка перебирал пальцами верёвку, к которой была привязана завёрнутая в кусок рогожи гайка. Не четки, конечно, но по сельской местности сойдёт. Толстое полено, на которое он положил свёрнутую вчетверо овечью шкуру, было поставлено так, чтобы любой заглянувший в сарай не сразу его увидел. В том, что посетители будут, он почему-то был абсолютно уверен.
Негромкий стук копыт Монгола заставил его улыбнуться. Конь, побродив по двору, отправился в свой денник, но перед этим, словно сторожевой пёс, обошёл его, тщательно обнюхав все углы. Иногда, при наблюдении за ним, Мишке казалось, что раньше этот конь и вправду был собакой. Уж очень повадки у него было соответственные. Только что не лаял и на углы лапу не задирал. А так настоящий сторожевой пёс. Иногда, под настроение, парень пытался понять, откуда у лошади могут взяться подобные замашки, но ничего умного так и не придумал.
Заглянув в щёлку, Мишка убедился, что во дворе всё в порядке, и вернулся к своим размышлениям. А подумать было о чём. Купец устроил ему настоящую травлю. Подмяв под