больше жизни. И это чувство больше, чем может вместить ее сердце. Оно настолько велико, что его хватает на двоих, и отец рядом с ней становится нормальным человеком.
— Дед потерял много крови, — хрипнул я. — Ему надо лежать пару дней.
Анна обернулась ко мне, и меня обдало ее отчаяньем: «Не бросайте меня, пожалуйста! Я не справлюсь одна!» Что же делать? Я и сам изведусь дома, а когда мы вместе, то беда вроде бы делится на троих.
В коридоре появился напарник отца, Игорь Олегович, который был с ним во время операции в лагере. Подошел к нам, но больше к Лялиной, выгреб из кармана деньги:
— Вот, собрали на лекарства всем отделом. Тридцать две тысячи новыми и двадцать — старыми. Этого должно хватить на первое время.
— У меня есть пятьдесят долларов, — сказал дед. — Но не с собой.
И у меня были деньги, те, что я заработал на мопед, и тоже не с собой.
Следом за ментом прибежала Лика Лялина — встрепанная, в домашнем халате и тапках. Повисла на матери, а меня будто и не увидела.
Я потянул деда за руку.
— Идем домой.
Дед покачнулся, и Анна к нам обернулась и сказала напарнику отца:
— Игорь, это Шевкет Эдемович, отец Ромы. Он сдавал кровь. Отвези его домой.
— Как Рома? Как вы?
Лялина взяла себя в руки, все ему рассказала, и только после этого Игорь Олегович отвел нас уже не к «уазику», а к оранжевым служебным «Жигулям».
Домой мы с дедом вернулись уже затемно. Дед постоянно останавливался, чтобы отдышаться, но все-таки доковылял до квартиры. К нам вышли мама и Борис, увидели, в каком состоянии дед, и повременили с вопросами.
— Это ничего, — говорил он, усаживаясь в кресло, где раньше спала Наташка. — Мужчинам после сорока рекомендовано сдавать кровь два раза в год. Такая профилактика тромбоза у меня случилась. Вот я за весь год и отстрелялся.
— Как… он? — прошелестела мама.
— На операции. Сказали, состояние тяжелое, но выкарабкается. — Боря закрыл глаза и выдохнул, дед продолжил: — На него было покушение. Два огнестрельных ранения, еще и третье, но оно неопасное. Благо что вторая пуля застряла меж ребер. Никак из «Пээма» стреляли.
От слабости у деда начал заплетаться язык.
Маме он не стал описывать всю серьезность ситуации — не хватало, чтобы и она ночь не спала.
Я вошел к себе в комнату. Наташка смотрела телек, лузгая семечки, и старательно делала вид, что ей на отца плевать. Но я слишком хорошо ее знал, ей в принципе все равно бывало очень редко и практически никогда. Она во все пыталась вникнуть и на любую мелочь бурно реагировала. А тут шутки ли — покушение на отца.
Я уселся рядом и рассказал все, как есть, и что дед немного соврал о его состоянии, чтобы не волновать маму и Бориса.
— Мне плевать, — процедила она то ли со злостью, то ли борясь со слезами. — Он для меня умер… тогда.
Наташа зеркалила отношения отца и деда. Такая же упрямая, как они. Но она же сожрет себя, за то, что отказалась повидаться с отцом перед смертью! До сих пор ненавидит его? Или ей просто хочется, чтобы он признал свою вину, и тогда она сумеет простить?
Так ведь и дед свою вину перед покойной женой не признал! Он до сих пор всячески пытался оправдаться. «Сын, я люблю тебя, но я все равно считаю, что прав». М-да.
— Пойдем ночью на море, чтобы отвлечься? — предложил я.
— С мамой и дедом? — спросила сестра, бездумно глядя на движущиеся силуэты на экране телевизора.
— Дед не сможет. Он столько крови сдал, что еле ходит.
Все равно я не усну, а если пустоту ожидания чем-то заполнить, она не будет такой мучительной.
Глава 20
Десять граммов неизвестности
На месте сидеть было невыносимо. Стоило остаться наедине с собой, и мысли набрасывались стаей голодных псов — и взрослые, и детские, и дурацкие вневозрастные.
Строгий, как у прокурора, вневозрастный голос обличал:
— Это ты его убил. Ты собственными руками. Не ищи себе оправданий. И старушку тоже ты убил! Если бы не ты, они жили бы дальше!
Адвокатом выступал мой внутренний взрослый:
— Стечение обстоятельств, не более того. К тому же отец жив. И будет жить — сильный и относительно молодой организм справится.
— Не лги себе. Ты знаешь, что он умрет, и ты ответишь по всей строгости перед своей совестью. А она у тебя о-го-го, и всегда на моей стороне.
Хотелось сжать голову руками.
— Надо что-то делать! Отца убили преступники! — бил копытом внутренний ребенок. — Надо их ловить, помогать милиции, это нельзя так оставить! Преступники где-то здесь, а-а-а! Именно ты их найдешь и именно сейчас!
Взрослый объяснял:
— Эта жажда деятельности — желание наполнить ту самую пустоту и заткнуть злокачественную совесть. А по факту — напрыгивание на танк голым задом. Ну поставишь ты всех на уши, и что? Только суету создашь. Ты и представить себе не можешь, как менты мстят за своих! Да они такие заслоны поставили, что мышь не пробежит! Капитан милиции — это не безвестная пропавшая девчонка, поверь, уже вся их агентурная сеть на ушах стоит.
Вспомнилось, как в семь лет я дружил с дворовым псом Братом — кличка у него была такая, гулял вместе с ним, едой делился, он меня считал хозяином. В одно непрекрасное утро он не выбежал к подъезду меня встречать, и на обочине я нашел его труп. Моего друга сбила машина! А поскольку Брат был крупным, я решил, что на бампере точно остались повреждения, и вместо школы отправился искать преступника в надежде найти и покарать, разбить ему стекла, колеса спустить.
Естественно, не нашел. Не успокоился и продолжил поиски до ночи. А когда пришел домой, был бит, потом меня выпороли еще раз — за прогул. Убийцу пса я так и не нашел, хоть потом еще месяц присматривался к бамперам. Даже мысли не закрадывалось, что сбить его мог грузовик или автобус, от которого пес отлетел, как кузнечик. Водила мог быть неместным. Царапины и вмятины бампер машины подозреваемого мог получить в другом месте, а крови на нем не было изначально, потому что пес был целым на вид.
Я