нельзя, — проворчала Наташка. — Ты своим бомжатам помогаешь, а они тебя еще и обгадят.
— Ты меня очень-то обгадила? — парировал я. — А вот когда под себя греб, воевали только так.
— Все правильно, — поддержала меня мама.
— Это да, ты раньше пакостный был, — подтвердил Борис.
— Честным быть выгодно, — продолжил я. — А сейчас как будто скрывают от нас это сакральное знание. Сейчас, наоборот, говорят, что, если ты нормальный — ты лох. Будь отморозком, шлюхой быть престижно. И что? Кто захочет иметь дело с отморозком или со шлюхой? Раз кинул, сбежал, два кинул, сбежал. И что ты так построишь? Даже если бегать всю жизнь, все равно ведь найдут и прибьют.
— А так тебя разведут, как лоха, — не сдавалась Наташка.
— Так не будь лохом, — ответил я. — Зато если будут знать, что с тобой можно иметь дело, к кому пойдут: к тому, кто разводит, или к тому, на кого можно положиться?
Дед в наш разговор не встревал, но слушал с интересом. Не выдержав, похлопал меня по спине — молодец, мол.
— Так, как сейчас, будет не всегда, — продолжил я. — Перебьют отморозков, они станут фриками.
— Фрикадельками! — рассмеялся Борис, не знавший такое слово.
— Ну, как сейчас бомжи, — объяснил я.
Мы миновали дом Канальи. Забор, который накренился и готов был рухнуть, стоял ровно, в прорехах светлели свеженькие доски — такие же, как хранились у бабушки в гараже. И бурьян во дворе — это просматривалось между досок — хозяин выкосил.
— Леша, вон, Канаев, пить бросил, — поделилась бабушка.
— Это хорошо, — потер руки я и подумал, что теперь понятно, почему Каналья.
— А пил? — удивился дед. — Такой парень хороший был.
— Из Афганистана без ноги вернулся и запил. Не сразу, конечно. Как Глаша умерла, совсем вразнос пошел.
— Это потому, что у него мопеда не было, — пошутил я, открывая бабушкину калитку.
Навстречу бросился Боцман, попытался меня облизать, но я отвернулся. Заметив деда, пес насторожился, но услышав заветное «свои» — побежал лобызать маму.
— Какого еще мопеда? — спросил Борис.
Заскрежетали ворота гаража, и оттуда вприпрыжку выскочил Юрка и вышел посвежевший и помолодевший Каналья, вытирая руки. Увидел деда, воскликнул:
— Шевкет Эдемович! А вы тут каким ветром?
— Внуки, вот.
— Это ваши? Толковые. Особенно… — Он посмотрел на меня. — Все, в общем, толковые.
— Как там мой мопед? — спросил я.
— Твой? — выпучил глаза Борька.
Каналья сделал приглашающий жест, и я зашагал в гараж. Борис потащился следом, переспросив:
— Твой мопед⁈
— Будущий наш, — подтвердил я.
На расчищенном пятачке между полками и «Победой» лежала свежевыкрашенная оранжевая рама, а вокруг нее были разложены запчасти. Каналья взял гнутую железку, которую я не узнал, ткнул Юрку пальцем.
— Что это?
— Стояночные рожки! — отчеканил он.
— Это?
— Ножки, чтобы ставить ножки!
Каналья поднимал детали одну за другой, а Юрка озвучивал:
— Натяжители цепи! Крепление для руля! Задний стоп-сигнал!
— Тот самый, который не нужен зайцу? — серьезно спросил Борис. — Папа так говорил.
Наблюдающий за нами дед улыбнулся.
— Три тысячи за все, — похвастался Каналья, — решил потратить так. В нашем городе не нашел «звезочдочку». Точнее нашел, но зубья сточены. И двигатель не нашел. За этим надо ехать в областной центр. Остальное нашел, но денег не хватило.
— А это что за бочонок? — спросил Борис.
— Воздушный фильтр, эх, темнота! — с готовностью ответил Юрка и отчеканил: — Чтобы всякая пыль в двигатель не летела.
— Автомеханик растет! — с гордостью сказал Каналья, а Борис заинтересовался стоп-сигналом.
— И поедем! — с готовностью сказал я, а в голове выстроилась схема, как сделать поездку максимально полезной. — На бабушкиной машине, вместе с ней.
Каналья почесал в затылке.
— Нужно серьезный повод придумать, чтобы она на это пошла.
— Повод есть! Предоставьте это мне. — Я посмотрел на деда и намекнул: — То, о чем мы на пустыре разговаривали.
Он подумал немного и кивнул.
— Кажется, понял.
В гараж заглянула мама, подошла к нам.
— Что это у вас тут за совещание?
Увидела мопед, кивнула и сказала с пониманием:
— Ясно, конструктор. Идемте к столу. — Она задержала взгляд на Каналье. — И вы, Алексей, идемте с нами. Спасибо, что возитесь с ними, учите.
Недавний алкоголик челюсть отвесил и промямлил:
— Так я… это… грязный.
Грязным он как раз-таки не был. Одежда изношена, это да. А так вполне чистый и даже выбритый. К нему — и на «вы», и с благодарностью, отвык он от такого, одичал.
— Ничего страшного, — ответила мама, уже выходя.
— Пойдем, дядь Леша.
Каюк взял его за руку, и огромный плечистый Каналья потопал за ним, цокая протезом по бетону.
На столе была здоровенная утка с яблоками. Вкусная — пальчики оближешь. Баклажаны, овощи на гриле и, куда же без них, кабачки кольцами с майонезом и чесноком, картошка.
Минут пять все ели чуть ли не урча, я поглядывал по сторонам. Дед не ел — вкушал, умело орудуя приборами. Также вилкой и ножом пользовался Каналья, остальные ели руками.
Интересно, каким сейчас был бы Каналья, если бы ему ногу не оторвало? Прибился бы к группировке афганцев? Открыл бы мастерскую? Так это и сейчас не поздно, если не сорвется, конечно.
Бабушка налила взрослым самогона, а Каналья перевернул рюмку и продолжил есть утку. Когда все насытились и разговорились, я понял, что час настал и, обмирая, обратился к бабушке так, как я это делал раньше:
— Ты покурить не хочешь?
Она вскинула брови, но сообразила, что я вызываю ее на разговор, кивнула.
— А вы, дядя Леша?
Каналья тоже понял, кивнул. Я посмотрел на деда, указал взглядом на дверь. Борис подорвался идти с нами, но бабушка ткнула в него пальцем.
— Ты подожди, нечего тебе табаком дышать.
— Ему, значит, можно! — возмутился он, имея в виду меня, но послушался, сел на место.
Едва дверь захлопнулась за спиной, как бабушка сказала:
— Что придумал, бизнесмен?
— Как денег заработать, конечно! — улыбнулся я.
Каналья достал папиросу, чиркнул спичкой.
— А я тут при чем?
— А без тебя никак, — развел руками я