строить гармоничные семьи.
К каше я не притронулся — ничего в горло не лезло. Нужно придумать, чем себя занять, иначе можно сойти с ума, причем деятельность должна быть связана с общением. Наша компания собирается вечером, но мы с дедом не в состоянии вести тренировку, да и желателен перерыв. К тому же до вечера надо дожить.
Что я хотел сделать, но не успел? Свести Бориса с художником, Наташку погнать в театральный кружок. Может, с ней схожу… И маму надо уговорить с нами поехать.
Поблагодарив хозяев, я побежал домой. Отчитавшись о состоянии отца, я откопал в ящике номер художника, уж и забыл, что его Эрик зовут, если б не записал, не вспомнил бы. Вместе с Борей мы позвонили из аппарата, что возле почты, и попросили неизвестную женщину позвать хозяина пятой комнаты. Я напомнил о себе и передал трубку Борису.
Дальше пусть договаривается сам, не маленький, тринадцать лет скоро. А ведь если Каретниковы решатся усыновить Яна, к которому пока только приглядываются, он будет учиться в Борином классе. И у брата тоже появится друг из Каретниковых.
Найдя занятие Борису, я предложил маме поехать в центр устраивать Наташку в театральный, встретил бешеное сопротивление сестры — дескать, взрослая я уже. И мама предложила всем нам пойти на дачу эксгумировать картошку и собирать помидоры, чему сестра, конечно, предпочла поискать театральный кружок.
Если бы не ранение отца, мы дружно выгуливали бы деда или страдали фигней, а так я лихорадочно старался заполнить действием все пустоты в душе, где гнездились дрянные мысли.
На даче меня атаковал Тимофей. Про отца я ничего ему не сказал, просто объявил, что вместо тренировки у нас работа в огороде и поставил его на лопату. Выкопав часть картошки, мы с мамой собрали урожай, полили баклажаны, перец и крошечные арбузики. Они всегда вырастали мелкими, им почва не подходила, но мама не сдавалась и каждый год пробовала новый сорт.
Вечером я снова позвонил в больницу и получил такой же ответ, как и утром.
И следующим утром ничего не изменилось, кроме голоса врача — теперь он был хриплым мужским.
И вечером.
Ожидание стало настолько привычным, что я с ним свыкся, оно не выматывало, от него не бросало в дрожь. Так становится привычной застарелая боль в спине или коленях.
Лишь на третье утро появились новости.
Глава 21
Третий день
— Вы кем являетесь Мартынову? — прозвучал в телефонной трубке голос врача — холодный, как лезвие скальпеля.
Аж нехорошо стало, словно открылся портал в мир мертвых, и оттуда повеяло могильным холодом.
— Сыном, — ответил я и услышал себя словно издали.
— Сегодня в четырнадцать ноль-ноль жду вас и остальных близких родственников в отделении.
— Как…
— Обо всем поговорим на месте, уж очень много вас звонит. До свидания.
Я глянул на часы: было девять утра. Заметив перемены во мне, наблюдающий за мной Илья настороженно спросил:
— Что случилось?
— Приглашают в отделение в два. — Я пожал плечами. — Если бы отец очнулся, врач бы сказал. Если бы его состояние ухудшилось, тоже сказал бы.
— Денег будет просить, — предположил Илья.
— Надеюсь, только это, — ответил я и только сейчас сообразил, что Каретниковых нет дома. — А где твои? И где малой?
— Повезли его на рынок покупать ему мелочевку: носки, трусы, футболки. Прикинь?
— Тебя это напрягает? — осторожно спросил я.
Друг задумался. На миг мне показалось, что он ревнует.
— Нет, что ты. Наоборот, интересно наблюдать. Он так радуется всяким мелочам. Да и прикольный малой, ты был прав. С мозгами.
— Ну и хорошо. Побегу-ка я домой, новостями поделюсь.
— Держись, дружище!
Дома меня ждали. Телефонный аппарат, что был неподалеку, так и не отремонтировали, и дети оттуда унесли отрезанную трубку. Дочь бабы Вали уехала, с остальными соседями мы не настолько близко общались, чтобы ввалиться к ним чуть свет с просьбой позвонить, потому я бегал по утрам к Илье.
— Ну что? — спросила мама, едва я переступил порог.
За эти дни она осунулась и похудела. Дед же, наоборот, отошел после сдачи крови и даже грозился нас сегодня погонять на базе. Борис, ковыряющий ложкой гречку, навострил уши. Наташка по-прежнему делала вид, что у нее нет отца и все, что с ним происходит, ее не волнует.
Причем она так убедительно играла, что я поверил бы, если бы не знал ее лучше — о недосыпе говорили красные глаза и заострившиеся скулы.
На самом деле в словах врача не было ничего хорошего, скорее наоборот. Но я решил не накручивать домашних раньше времени.
— Без перемен. Договорились встретиться с врачом в два часа дня, — отчитался я. — Вот он все подробно и расскажет. Я так понял, он всех родственников собирает, чтобы много раз одно и то же не повторять.
Мама помрачнела.
— Придется дома ждать. На правах кого я пойду? Жена там уже будет. — В ее голосе зазвенел металл.
Не обида маленькой девочки, у которой забрали любимое — холодная ярость взрослого. Случись такое несколько месяцев назад, я вынашивал бы планы отмщения Лялиной. Не потому, что хотел вернуть отца, а из солидарности с мамой и, получив команду «фас». Теперь же, посмотрев на Анну в горе и увидев ее отношение к отцу, негатива к ней не испытывал, но и особой симпатии — тоже. Зато испытывал острое желание узнать, почему женщины выбирают подобных ему и так дорожат ими?
— Мы тебе расскажем, — пообещал дед маме.
Пак кофе мы сдали валютчику еще позавчера. Второй дожидался воскресенья, и если поначалу мысли о том, как это я зайду к чужим людям и начну что-то предлагать, вгоняли в дрожь, то теперь было пофиг.
Двух часов дня мы с дедом еле дождались. Приехали раньше и нарезали круги вокруг больницы, пока не встретили встревоженную Лялину, которая сразу же к нам подошла. На ее лице буквально светился знак вопроса, и я сказал:
— Мы тоже ничего не знаем.
Анна повела плечами.
— Но почему ничего не сказали?
— Денег хотят, непонятно, что ли? — проворчал дед.
— Хорошо если так. — Лялина обреченно посмотрела на здание больницы. — Ничего же в больницах нет. Зарплаты мизерные, как у нас. Не за свой же счет им все покупать. Ну что, идем?
— Вы одна?