же я перемещался во всех трех измерениях, и глаза хотя бы одной открывали неведомый ранее нюанс в известной ей карте идей, настроений и впечатлений, даже если две другие не находили ничего особо примечательного, открытие первой пополняло палитру двух других новым оттенком.
Известная школьная задача о том, что…
карета, запряженная одним рысаком, двигается со скоростью десять верст в час. С какой скоростью будет двигаться карета, запряженная двумя рысаками?
… касательно Марианеты имела отличное решение. Восприятие каждой не дублировало других, а дополняло.
Если Марианета была единственным существом, то я бы выродился в одномерную струну, которой запрещено даже колебание, ибо оно предполагает движение в несуществующем втором измерении. Или в терминах оптики: одномерность напоминала кривобокость прожектора, вырывающего из темноты отдельные черты – необязательно особо важные – и погружающего в темноту все остальные, вполне возможно, куда более существенные. Так все мы видимся в глазах отдельного наблюдателя.
Мне, двумерному, дозволялось быть гладкой поверхностью океана, отделяющей две стихии, без права участия в увлекательной и опасной жизни обеих. В восприятии реальной трехмерной Марианеты, как в центре светящейся сферы, ничего невозможно было ни скрыть, ни пропустить.
– Если не они, – тем временем продолжала Нета, подразумевая мои недостатки.
АННА: мы бы приняли тебя в свой рой.
– Догадываюсь, какие, – встрял я.
НЕТА: Если ты правильно догадываешься, то…
– нам придется принять тебя, – раздобрилась Анна.
МАРИ: вопреки всем твоим недостаткам.
– Думаю, я слишком молод, мужчина и, как две капли, не похож ни на одну из вас. И ни один из этих недостатков исправлять не намерен.
НЕТА: Один из них очень быстро исправится сам.
– Любопытно, каким манером ты собираешься исправлять два других, если будешь намерен, – приподняв руки, Мари жестом пометила кавычками последние два слова.
– Так правильно я угадал свои недостатки? – настаиваю я.
МАРИ: Твои твои недостатки мне нравятся больше, чем мои твои недостатки.
Марианета говорила без пауз, не перебивая себя, не торопясь и не задерживаясь, будто скрытый под куполом потолка дирижер управлял их представлением. Интонация и пластика голоса менялись, плавно переходя от одной пчелки к другой ни разу не оборвавшись, не поскользнувшись и не оступившись. Если бы я слушал с закрытыми глазами, то не заподозрил, что это речь трех женщин, а не одной.
Ладно, телепатично пасовали они взгляды, играючи, подобно игрокам в волейбол.
Понадобилось всего несколько минут в начале встречи, чтобы привыкнуть к их манере подавать мысли, пасовать взгляды, добивать фразы. Чуть дольше пришлось привыкать к передаче пластики интонаций.
С легкостью и нескрываемым удовольствием они зазывали меня в западню, триангулируя11 в скрытых от меня измерениях, незаметно изучая и еще неприметнее обмениваясь между собой сделанными открытиями.
– До вас я почему-то считал, что близнецы более склонны разговаривать одновременно, а не каскадами, как это делаете вы.
Ответ последовал настолько очевидный, что я начал сожалеть, что не играю с Марианетой в разгадки. Смог бы с легкостью заслуженно записать на себя три очка.
– Мы так говорили раньше, но потом изменили этой привычке – слишком тривиально, – одним тембром, интонацией, силой голоса и на одном дыхании произнесла Марианета.
Если когда-нибудь изобретут геометропарат – прибор для фотографирования геометрических образов, в которые превращаются слова после того, как произнесенные, выброшены на свалку за ненадобностью, то последняя фраза при всей виртуозности своего исполнения однозначно обернулась бы в «глупую луну на этом глупом небосклоне». Каскады же после уродливого хорала, напротив, с усиленным ублаготворением начали пополнять мои коллекции пирамид.
Одна вещь остается все еще невыясненной…
– Каким образом вы решаете, кому продолжить начатую фразу? Содержание продолжения я понять могу. Несколько раз сам находил в себе фразу, которую мгновение спустя слышал от одной из вас. Но ни разу не смог угадать, кто подхватит эстафету. Имею в виду интеллектуально предсказать. Если бездумно угадывать, то, вероятно, каждый второй раз по теории вероятности, попадал бы в правильную пчелку. Если бы вы приняли меня в свой рой, то я бы непрестанно сталкивался лбами с каждой из вас поочередно. То, что я только что сказал, имеет какой-то смысл?
– О, это имеет замечательный смысл, – неожиданно перехватила инициативу Анна, – поверь, нам понадобилось время распутать эту сороконожку.
НЕТА: Полагаю, ты помнишь притчу о сороконожке.
– Сороконожку спросили, как она управляется со своими сорока ножками. Она задумалась и не смогла сделать ни шага.
МАРИ: Так и мы. Просто перестали думать и пустились на самотек.
АННА: Ты знаешь, что это значит?
– Да… – подумав, исправился, – нет, не имею представления.
НЕТА: Если ты решишь присоединиться к нашему рою, то первое, что ты должен будешь сделать – перестать думать.
– Сомневаюсь. Как только я перестану думать, вы утратите ко мне всякий интерес. Женщина может оставаться привлекательной даже, когда не думает. У мужчины такого выбора нет.
Отвечай, не задумываясь, о чем ты сейчас думаешь. Быстро – не думай, – затараторила Нета.
– Не теряйте времени. Я знаю этот тест.
– Какой тест? – удивилась Анна.
– Вы проверяете мою внушаемость. Буду ли следовать вашей инструкции, противоречащей моей внутренней установке.
МАРИ: Мы про это ничего не знали.
НЕТА: Очень интересно. Если человек поторопится ответить, значит, он внушаем.
АННА: Я знала про этот тест.
– Предательница! – сквозь зубы процедила Маринета достаточно громко, чтобы я мог слышать.
– Вы серьезно ничего про это не знали? – проигнорировал я две последние реплики. Играть – так играть. – В таком случае откроюсь. Я думаю о том, что очень скоро, если вы конечно не выставите меня до того за самовольство, самодовольство или по другой причине, я смогу отличить вас.
НЕТА: Мы не выставим.
АННА: Не слишком ли самоуверенно?
НЕТА: Даже папа́ не всегда нас различает.
Уж, позвольте этому не поверить, милые подружки, подумал я. Вероятно, у него есть причина притвориться. У меня такой причины нет. Мое правило – «художник видит разницу, сходство видит профан»12.
– Это неожиданность. Вы такие разные. Если, конечно, не разыгрываете меня. Вполне возможно, через минуту вы обменяетесь ролями и запутаете меня. Хотя кто знает, может, уже запутали. Пока я перетаскивал мебель, вы благополучно переоделись и пересели, а я по-прежнему считаю, что слева в кресле – Мари.
АННА: У тебя хорошо развито воображение.
НЕТА: или страх розыгрыша.
АННА: или заговора.
МАРИ: И все это только для того, чтобы запутать тебя?!
Между вопросом и восклицательным взглядом она поместила короткое разочарование моим самомнением, но сразу сменила его на улыбку, означавшую: «Не волнуйся, это не испортит наше мнение о тебе»
АННА: Можешь вычеркнуть это со