Поэтому приходится смиряться нам обоим. Я знаю, вскорости наступит день, когда она не сможет встать с постели, и тогда мне нужно будет найти работу здесь, рядом с домом. Хорошо, что есть неподалёку кочегарка, а в ней кочегар дядя Шурик, мой хороший знакомый. Он старый, лет за пятьдесят, и много пьёт. Сказал, как только станет нужно, он уступит мне свою работу, потому что, видите ли, очень ценит мою маму, и пенсия у него уже есть, он какой-то там УБД, участник, в общем. Знать, на роду написано мне быть кочегаром.
Пока же мне приходится каждый день седлать Жёлтую Жабу, как весело называют мой автомобиль окрестные детишки, и ехать на работу в город, в порт. А вечером возвращаться домой и продираться сквозь дебри невыясненных отношений, застарелых обид и невыдуманных страхов. Например, страха боли и смерти, а ещё сожалений об утекшей сквозь пальцы жизни… Да, купить машину помог мне шеф. Он однажды просто выдал мне аванс, достаточный для покупки Жабы, и велел прекратить не только все разговоры, но и все мысли об этом долге. Что я и выполняю.
Но я опять отвлёкся. На тридцать первый километр я прибыл раньше всех, если не считать увязавшуюся за мной Офелию, мою собаку. Ну и водитель грузовичка, пожилой мужичок, всё же нашёл в себе силы выбраться из кабины, хотя и не знал, что делать. Втроём мы уронили с крыши на бок рыжую машину Гаврика. Они с отцом Николаем бы-ли, в общем-то, целы, набили только шишек да чуток помялись и посеклись лопнувшим стеклом. Не зря придуманы ремни безопасности! Однако сплющенная крыша не позволила нам открыть двери, и я взломал их монтировочкой, которую бегом принёс водитель грузовичка. Мы вытащили Гаврика и Папу Колю из рыжего измятого седана, как из подбитого танка, откинув дверь, словно люк.
Сложнее оказалось с Фомичом. Когда я приподнял стеклянное забрало его шлема, то увидел, что он в полном сознании и в таком же оцепенении. А ужас и муку в его глазах мне никакими словами не описать, сколько ни пытайся. Я даже поёжился малость и на шаг отступил. Но тут приковылял Гаврик, опустился рядом на коленки и стащил с одеревеневшего Петюши шлем. Потом наклонился и что-то прошептал ему в ухо. Петя всхлипнул, застонал, сел рывком, прямой, как палка, и заткнул крагами уши. Глаза он постарался зажмурить, а самого его мелко затрясло.
Ситуацию немного разрядила Офелия. Она подбежала к Петюше, заскулила и стала лизать его в нос. Петя выдохнул, обмяк, руки в крагах уронил на землю, будто лишился последних сил, но лицо от собаки прятать не стал и, главное, постепенно перестал дрожать. Гаврик отошёл от них к отцу Николаю, который стоял неподалёку и выданным мною бинтом вытирал кровь, сочащуюся из порезанного лба. Лицо священника было бледно.
– Простите, Гавриил Петрович, – заговорил он сдавленным шёпотом, – вы тоже видели это?
Гаврик кивнул.
– А мотоциклист? Он понял?
Гарик кивнул ещё раз.
– Так страшно. Несчастный человек! – Священник вздрогнул. – Но кто его… оттуда выдернул? – Он замолчал и вдруг сообразил. – Вы?!
– Нет. Я только попросил. – Гаврик опустил взгляд, отошел и сел на землю. Потом лёг, повернулся на бок и закрыл глаза.
В эту минуту из-за поворота появился автомобиль Чингисхана. А сразу за ним патрульный экипаж дорожной полиции с мигалками. Шеф затормозил прямо возле лежащего на земле Гаврика, энергично вышел из машины и склонился над ним. Приподнял ему веки, пощупал пульс.
– Господа офицеры! – обратился он к неторопливо выбирающимся из своего авто полицейским. – Этому человеку нужна срочная помощь. Я отвезу его в деревенскую больницу. С вашим руководством есть договорённость, а для составления протокола вам, я уверен, будет достаточно показаний этих людей.
Он кивнул на Петюшу, отца Николая и водителя грузовичка и добавил, коротко взглянув на меня:
– Михаил, вы поедете со мной и поможете.
Шеф говорил с интонацией, не допускающей никаких возражений. Никто ничего и не возразил. Вдвоём мы уложили Гаврика на задний диван его джипа и поехали к нам в больницу. Там нам сказали, что тётя Света, наш врач, взяла свой чемодан и пошла проведать мою маму. Пошла пешком, так как «буханка» скорой на ремонте. Мы развернулись и поехали ко мне домой. Тётя Света была уже там, она пользовала маму и как-то даже сильно и не удивилась нашему приезду, разве что впечатлилась мощью и напором Чингисхана. Тот, как ребёнка, внёс Гаврика в дом на руках и уложил на кровать в соседней комнате.
Мама лежала в постели и чувствовала себя скверно. Тётя Света вышла от неё, помыла руки в кухне и подсела ко второму пациенту.
– Надюша просила передать ему, что она не боится, – сказала она, ощупывая Гаврика. – Чего – не объяснила. Видимо, он знает. А у него похоже на инсульт. Сейчас укольчик сделаем, и везите в город.
Вот, пожалуй, и всё. Полиция профессионально разобралась в происшествии. Пётр Фомич пришёл в себя и изложил инспекторам, как он нарушил правила, а водитель грузовичка и отец Николай подтвердили его слова. Гаврик умер на другой день в больнице, но причинно-следственной связи между ДТП и его смертью установлено не было. А в вещмешке у него было чистое бельё и больше ничего.
Похороны описывать не буду, они прошли обычно, так же как у бича Андрюхи. Присутствовали только Папа Коля, Чингисхан, Вакуум с Лягушечкой и я. Да, Петюша тоже пришёл, стоял в стороне с непонятным лицом. Кстати, липучки на колесе не оказалось, куда делась, неизвестно. Отвалилась, видно, по дороге, или Гаврик отлепил. Ему ли было не знать, что она там есть.
Когда всё закончилось, я вернулся домой – мама перестала вставать с постели. Работаю теперь вместо дяди Шурика в кочегарке, а он иногда сидит с мамой, и, когда я возвращаюсь со смены, от них обоих пахнет пивом. Шеф оформил дарственную на свою квартиру Ваське с Серафимой, они не знали, что и сказать. Сам уехал куда-то на Север, на какой-то остров, обещал связаться, как устроится.
Да, теперь уж точно всё – свой огромный джип, выкрашенный чёрным раптором, Чингисхан отдал отцу Николаю вместо пришедшего в негодность рыжего автомобиля Гаврика. Вот, а мы порой удивляемся, откуда, мол, у попов такие монстры?