судом решение, поднять вопросы, которые люди будут задавать себе даже десятилетия спустя – и не находить ответа.
Я окинула взглядом толпу протестующих с транспарантами. Сторонники Мэтти выступали у здания суда каждый день. Они даже не пытались прорваться в зал, вместо этого шумели снаружи, потрясая плакатами «МЭТТИ НЕВИНОВЕН», «ДЕЛО СФАБРИКОВАНО» и «СМИ ВСЕ ПОДСТРОИЛИ».
На другой стороне дороги, за кордоном полиции, разделявшим протестующих с противоположными мнениями, собрались те, кто считал приговор заслуженным. Они тоже принесли транспаранты и самодельные плакаты из простыней. «МОНСТР». «ОСТАНОВИТЕ НАСИЛИЕ ПРОТИВ ЖЕНЩИН».
– Пойдем, – поторопила мама и потянула меня за рукав. Голос и руки у нее дрожали.
Она первая засомневалась в Мэтти, и тем не менее сейчас была убеждена, что случилась ужасная несправедливость. Мы тащились домой от Олд-Бейли с таким же трудом, с каким выходили из дома в ночь пожара. По дороге наткнулись на группу мужчин, явно не из тех, кто поддерживал нашего Мэтти.
– Гребаный убийца! – прорычал один и смачно сплюнул.
– Надеюсь, его кастрируют.
– Тогда этот ублюдок легко отделается.
Мама остановилась как вкопанная и сверкнула глазами, будто хотела их испепелить.
– Жалкие ничтожества, вы не достойны даже произносить его имя!
Она зашагала прочь, а я семенила позади, не сводя с нее круглых от восхищения глаз.
Дома мама заперлась в своей комнате с бутылкой джина и не показывалась три дня. На мой стук не отвечала. И все же я знала, что она жива, по доносившимся из-за двери рыданиям.
Мне тоже хотелось плакать, но слез не было. Они копились внутри, ждали часа хлынуть наружу безудержным потоком. Тяжелая плита придавила спину, в горле стоял камень. А в голове кружили одни и те же темные мысли.
Что, если Мэтти не убийца? Что, если настоящий преступник все еще на свободе? Что я натворила?
Что, если женщины все еще в опасности? Что, если из-за меня погибнет кто-то еще?
А если он действительно виновен? Что я наделала? Не будь я такой слепой, пряча голову в песок, сколько жизней можно было бы спасти? Сколько семей сейчас не страдали бы?
Если он невиновен… Если он виновен…
Если он виновен, то виновна и я.
В любом случае, как ни крути, на моих руках была кровь.
Из-за меня кто-то лишился жизни.
Глава 59
Дес Баннистер ушел из жизни в половине седьмого вечера, ровно через три часа после того, как «Первый канал» прервал мультфильм «Мишка Йоги», чтобы объявить в эфире о результатах суда по делу об «убийствах Тени» – сообщить, что Мэтти признали виновным. Только спустя сутки мы узнали о том, что сосед добровольно покинул наш бренный мир. Почему он это сделал, навсегда осталось загадкой.
Не знаю, где он был до этого, однако вскоре после ареста Мэтти Дес вернулся домой. Я как раз спустилась на улицу, когда он разгружал свой фургончик – черные мусорные мешки, воняющие кислой капустой. Одежда засалена, армейские ботинки и штаны запачканы грязью.
– Где ты пропадал? – спросила я. Деса не было видно с того самого эпизода с упавшей в лужу картошкой.
– Уезжал, – процедил он сквозь зубы, не оборачиваясь, и зашел в дом.
Тогда мы с ним разговаривали в последний раз. Он все так же шумел по ночам, невыносимая рок-музыка доносилась в мою комнату сквозь половицы. Однако я больше не слышала, как его фургон подъезжает ранним утром или как гудят трубы, когда он набирает ванну.
Однажды я проснулась среди ночи, пошла в туалет и не успела включить свет, как заметила непонятное движение за окном. Кто-то ходил у нас во дворе.
Грабитель? Вор?
Я напряглась, меня бросало то в жар, то в холод. Хотела позвать маму, да так оцепенела, что язык не слушался.
Темная фигура шевельнулась и посмотрела вверх. Я спряталась, но в свете луны успела разглядеть белесое лицо Деса Баннистера. Жалюзи опущены, в окне темно. Он меня не увидел и вернулся к своему занятию – разравнивал лопатой землю.
Я наблюдала, как Дес, покончив с работой, вытер руки о штаны, взял банку пива и поднял к небу, будто чокался. Наутро я пошла во двор выяснить, чем это он занимался.
Мне пришло в голову, что он, вероятно, что-то закапывал, однако свежевскопанной земли я не нашла, да и не знала, где именно искать. Что ж… развернулась и уже хотела уйти, но подойдя к задней двери почувствовала на себе чей-то взгляд и успела заметить в окне Деса.
Когда я увидела его в следующий раз, он был уже мертв.
Бейли то скулил, то захлебывался лаем. Фургончик Деса стоял у дома, однако из его квартиры не доносилось привычных звуков. Мэтти только что признали виновным, и мне было не до соседа. Только бедный пес не замолкал и завывал так жалобно, что я забеспокоилась. Нет, не о Десе – о его собаке.
Мне не хотелось лишний раз общаться с ним, поэтому я не нажала на звонок, а приподняла крышку почтового ящика в двери и заглянула внутрь.
Не знаю, что я ожидала там увидеть, но открывшаяся моим глазам картина совершенно сбила меня с толку.
Однажды Мэтти сказал, что люди видят то, что хотят видеть. Он назвал это «заданным восприятием» и, полагаю, очень на него рассчитывал.
Не знаю, что в тот день обусловило мое восприятие, только увидела я торчащие из-за угла ноги Деса, у которых крутился Бейли. Когда глаза привыкли к свету, я заметила на белых носках кровь. Красные цветы на снегу.
Глаза все видели, но мозг отказывался верить.
– Дес! Это Софи, – звала я из-за двери.
Бейли поднял голову, прислушался.
– Ты ранен, Дес? Дес!
Грудь сдавило, не хватало воздуха. Стены сжимались. Я поняла, что произошло, инстинктивно, как лев понимает, что пришло время покинуть прайд, и все же не могла смириться с мыслью. Не готова была признать, что все происходит на самом деле.
– Дес, открой! Я тебе нагрубила. Прости.
Очевидно, Дес тоже о чем-то сожалел. Врачи «Скорой помощи» обнаружили рядом с его телом записку. Два слова такими же печатными буквами, как на оставленной у нас под дверью газете: «МНЕ ЖАЛЬ».
Я до сих пор не знаю, почему он свел счеты с жизнью и за что хотел извиниться. Видимо, страдал от депрессии, винил себя за смерть матери и за случившуюся двадцать лет назад аварию, в которой из-за него погиб ребенок.
Загадочная записка могла относиться к чему-то из этого или к совсем другому. Например, к тому, что