в руке у нее был бокал с вином, а по столу разбросаны пузырчатые упаковки от таблеток.
До меня не сразу дошло, что к чему. Телефон. Таблетки. Красные глаза.
Меня больше волновало, почему мама дома, а не на работе. Она уже много лет не освобождалась раньше меня.
Бабушка говорила, что я – ребенок с ключом на шее.
– Плохо это, Амелия-Роуз. Ничего путного из нее не выйдет, если тебя не будет рядом. Скользкая дорожка. Помнишь, что случилось с…
Если кто-то и шел по скользкой дорожке, так это мама, хотя бабушка этого не знала. Мама уже много лет почти ничего ей не рассказывала. И ее сложно винить. Будь бабушка моей мамой, я бы с ней тоже особо не делилась.
Вечер вторника проходил как обычно. Я бросила школьный рюкзак у двери. Мама сидела на своем привычном месте, не сводя глаз с бокала вина.
– Знаешь, это не хрустальный шар для гадания.
Настроение у меня скверное. Мистер Осмонд собрал всех в актовом зале, говорил об убийствах и несколько раз подчеркнул, что существует «презумпция невиновности». Конечно, он пытался помочь, а сделал только хуже. Учитывая, что вся его работа связана с детьми, по-моему, странно, что он не научился разбираться в их психологии.
– Плакалась директору? – язвила Салли во время перемены.
– Как ты спишь по ночам? – выкрикнул кто-то из толпы.
– Ты хоть думаешь об убитых женщинах?
– Об их семьях?
У меня не хватало сил спорить, руки повисли плетьми.
Звонок с уроков не принес облегчения. Дорога домой превратилась в очередное испытание, которое мне приходилось пройти в одиночестве. Беа больше не хотела со мной общаться. По обеим сторонам улицы стояли фургоны телевизионщиков. На тротуарах толпились журналисты и любопытные прохожие.
– Мы на первой полосе, – сообщила мама вскоре после ареста.
– Ты хочешь сказать, Мэтти?
Она покачала голова и протянула газету.
– Нет. Мы.
Каким-то образом прессе стали известны наши имена и адрес. На передовице – заголовок «Они знали?» и фотография, на которой мы с мамой выходим из дома.
– Мужик из газеты предложил мне тысячу фунтов, если я солью ему что-нибудь про вас, – сообщила Линда.
– Что ты ответила? – спросила мама.
– «Делом лучше займитесь». Что-то в этом духе.
В тот вечер к нам в дверь постучали. Репортеру с ТВ удалось пробраться в подъезд. Мама спала. Я заглянула в глазок и увидела женщину с рыжими кудряшками и пушистым микрофоном. Возле нее стоял оператор с включенной камерой.
После этого звонки с предложением «рассказать свою версию» не прекращались. Мама выпила успокоительное и легла. Я нашла отвертку и отключила домофон.
И вот я стою в дверях, смотрю на маму с неодобрением.
– Мне просто нужно немного побыть одной, – говорит она невнятно и немного шепеляво.
«Мне просто нужно немного побыть одной…» Не верится, что эта женщина совсем недавно учила меня смелости.
Она словно прочитала мои мысли:
– Я стараюсь. Только Мэтти все время звонит. Это очень трудно.
Я почувствовала выброс адреналина. Внутри все сжалось.
– Ты мне об этом ничего не говорила. Чего он хочет?
Она пожала плечами и пролила полбокала.
– Клянется, что невиновен. Что полиция поймала не того. Что любит меня.
Я уперлась пяткой в ковер. Никак не могла проглотить ком в горле.
– Это невыносимо, – жаловалась мама. – Каждый раз, когда он звонит, я чувствую себя такой виноватой…
– Виноватой? Почему?
Она покрутила вино, взбалтывая осадок. Смотрела в бокал так пристально, словно гадала на кофейной гуще.
– Во всем. Иногда я чувствую, что виновата одним тем, что жива.
– Может, тебе не отвечать на его звонки?
– Все не так просто… – Мама едва выговаривает слова.
Грудятся пустые бутылки и блистеры таблеток. Толпятся репортеры и зеваки.
В ту ночь я залезла к маме в кровать, когда она спала. Прошептала: «Прости».
Никто не услышал.
Глава 56
Иногда я задумываюсь, как изменилась бы наша жизнь, если б мы присутствовали на суде над Мэтти. Если б могли посмотреть ему в глаза. Если б он увидел, что мы смотрим.
Насколько все упростилось бы, если б его адвокаты подготовили нас, а не бросили на произвол судьбы, чтобы мы узнавали ужасающие подробности убийств вместе со всеми?
Дни проходили по-разному. Порой мне удавалось держать себя в руках, чаще – я была на грани. Вся жизнь как в тумане. Только ночные кошмары так реалистичны, что страшно засыпать.
Я не хотела идти в суд. Боялась услышать правду. Стыдилась. Если б я узнала раньше… Если б я его остановила… И тут же: что, если полиция ошиблась? Что, если это ужасная ошибка?
Я тонула в бесконечных «что, если…».
Маму тоже раздирали противоречия; правда, в отличие от меня, она намеревалась присутствовать в зале заседаний и подбадривать Мэтти. Помню, как мама перебирала свой гардероб в поисках подходящего наряда. «Задать правильный тон».
– Ты шутишь? – Линда была в ужасе. – Ты же не собираешься поддерживать его после всего, что он совершил?
– Я не знаю, виновен ли он.
– А что, если да? Девять убийств! От его рук погибла девочка младше Софи.
– Каждый имеет право на защиту в суде.
Линда прижала руку к губам.
– Боже, Амелия! Скажи мне, что ты не…
Мама переминалась с ноги на ногу, смотрела в пол.
– Ты же не… Поверить не могу. Оплачиваешь ему адвокатов! О чем ты думаешь?
– Помогаю немного, только и всего. Ты не представляешь, как это дорого!
Не поэтому ли Мэтти названивал маме? Тянул из нее деньги? Меня охватил гнев. Затем – чувство вины. Оно почти никогда меня не покидало.
– Господи, Эми. Ладно поддерживать его… – Линда подбирала слова. – Но спонсировать? Безумие.
– Я должна. – Мама говорила тихо, не поднимая глаз. – Неужели не ясно? Если есть хоть малейший шанс, что он не виноват…
Они спорили еще долго. Линда сказала, что не узнает маму. Та заявила, что выпьет таблетки и ляжет отдохнуть. К тому моменту она уже принимала много таблеток. Говорила, что с ними лучше спит. Однако пила их не только перед сном. А еще она не всегда ходила на работу. «Пожалуй, сегодня тоже отпрошусь…»
Примерно в это время мама перешла на джин. «Вино больше не помогает». И эта женщина всего пару месяцев назад не могла пригубить не разбавленное сладким соком вино…
– Все еще считаешь ее самой смелой на свете? – спросила я у Линды.
– Больше, чем раньше.
Судя по всему, Линде удалось достучаться до мамы, потому что, хотя она все еще защищала Мэтти перед всеми и отправляла деньги