Сарасти пощелкал глоткой. Кошки порой так делают, заметив птицу за оконным стеклом.
КонСенсус застонал от грохота сталкивающихся миров: телеметрия с полевых датчиков, припавших ушами к земле. Камера на "чертике" опять потеряла управление. Изображение с нее шло обрезанное, зернистое. Объектив тупо пялился на край пробитой нами дыры в преисподнюю.
Стон затих. Последняя хилая тучка хрустальной пыли рассеялась в пространстве, едва видимая даже на максимальном разрешении.
Трупов нет. По крайней мере, видимых.
Внезапное движение в базовом лагере. Вначале мне померещилось, что сигнал "чертика" забивают помехи, размывая самые контрастные детали, — но нет, что-то определенно шевелилось, копошилось по краям прожженного нами отверстия, тысячи серых волоконец прорастали сквозь разрез и медленно шевелились в темноте.
— Ничего себе… — пробормотала Бейтс. — Должно быть, падение давления их провоцирует. Ничего себе способ конопатить пробоину.
"Роршах" принялся заживлять рану — через две недели после того, как мы ее нанесли.
Апогей миновал. Дальше только вниз. "Тезей" начал долгое падение на вражескую территорию.
— Не пользуется диафрагмами, — проговорил Сарасти.
Гены хитрый развод учинили мозгам,
Сделав траханье слаще всего.
Эти мелкие твари имели план,
Размножаться во время него.
Но мозги развели их сами в ответ.
Комом выпекся хитрый блин.
Вазэктомия — и всем привет —
Гены могут сосать бензин.[57]
r-отборники, "Усеклада"[58]
Секс от первого лица — настоящий, как настаивала Челси, — требует привычки: рваные вздохи, грубые шлепки, потная вонь от кожи, испещренной норами и оспинами, целый партнер с целым набором прихотей и капризов. Определенная животная притягательность в этом была, не поспоришь. В конце концов, именно так мы и любились миллионы лет. Но в этой… этой местечковой похоти всегда имелась доля вражды, нестыковки асинхронных ритмов. Не было сходимости. Только перестук сталкивающихся тел в борьбе за господство, где каждый пытается навязать другому свой ритм.
Челси относилась к сексу как к высшему воплощенно любви. Я, в конце концов, начал воспринимать его как рукопашный бой. Прежде, трахая созданий из моего собственного меню или пользуясь моделями из чужих, я всегда мог выбрать контрастность и разрешение, текстуру и позу. Телесные отправления, противодействие несовместных желаний, бесконечные ласки, от которых язык стирается до корня и клейко блестит лицо, — ныне они стали лишь капризами. Опции для мазохистов.
Но у Челси не было опций. Только стандартный набор.
Я ей потакал. Подозреваю, я был не более терпелив к ее извращениям, чем она — к моей неловкости в них. Мои усилия оправдывало совсем другое. Челси любила спорить обо всем на свете, лукавая, вдумчивая, любопытная, точно кошка, и била без предупреждения. Низведенная до уровня избыточного большинства, она продолжала простодушно и ярко наслаждаться жизнью. Взбалмошная и вспыльчивая, Челси была неравнодушна. К Пагу. Ко мне. Хотела узнать меня ближе. Проникнуть внутрь.
Это становилось серьезной проблемой.
— Мы могли бы попробовать снова, — сказала она как-то, когда пот и феромоны еще не рассеялись. — И ты даже не вспомнишь, отчего так мучился. Если захочешь, не вспомнишь даже, что вообще мучился.
Я с улыбкой отвернулся; грани ее лица внезапно показались мне грубыми и непривлекательными.
— Это уже который раз? Восьмой? Девятый?
— Я просто хочу, чтобы ты был счастлив, Лебедь. Настоящее счастье — это огромный дар, и я могу дать его тебе, если только ты позволишь.
— Ты не хочешь, чтобы я был счастлив, — мило промурлыкал я. — Ты хочешь меня наладить.
Она промычала что-то мне под кадык. Потом:
— Что?!
— Ты просто хочешь переделать меня во что-нибудь более… более уживчивое.
Челси приподняла голову.
— Посмотри на меня.
Я обернулся. Она отключила хроматофоры на щеке, переехавшая татуировка трепетала теперь на ее плече.
— Посмотри мне в глаза.
Я вглядывался в неровную кожу век, в сетку капилляров, вьющихся по склерам, испытывая отстраненное недоумение оттого, что подобные несовершенные, ветшающие органы все же способны временами зачаровывать меня.
— Так, — проговорила она. — Ты что имеешь в виду? Я пожал плечами.
— Ты продолжаешь делать вид, что это симбиоз. Мы оба знаем, что это конкуренция.
— Конкуренция.
— Ты пытаешься вынудить меня действовать по твоим правилам.
— Каким правилам?
— По которым хочешь строить наши отношения. Я не виню тебя, Челс, ни капельки. Мы пытаемся манипулировать друг другом с тех пор, как… черт, это даже не в человеческой натуре — это в натуре млекопитающих.
— Просто не верится. — Она покачала головой. Перед моими глазами закачались спутанные щупальца прядей. — Середина двадцать первого века на дворе, а ты мне втираешь очки про войну полов?
— Ну да, твой тюнинг — это новое слово в отношениях. Проникни внутрь и перепрограммируй партнера на максимальную покорность.
— Ты правда думаешь, что я пытаюсь тебя… тебя выдрессировать? Вышколить, как щенка?
— Ты поступаешь естественным образом.
— Не могу поверить, что ты говоришь подобную чушь мне.
Я думал, ты ценишь в наших отношениях честность.
— Каких отношениях? Тебе поверить, так их и нет. Просто… взаимное изнасилование или что-то вроде того.
В этом и смысл отношений.
— Вот только лапшу мне не надо вешать. — Она села краю кровати, свесив ноги. Спиной ко мне. — Я знаю, что я чувствую. Уж это единственное, что я точно знаю. Я всего лишь хотела сделать тебя счастливым.
— Я понимаю, ты в это веришь, — ласково отозвался я. — Понимаю, это не кажется тебе стратегией поведения. Так бывает с инстинктами, прописанными очень глубоко. Все кажется естественным, верным. Это обман природы.
— Это чей-то гадский обман.
Я сел рядом с ней, коснувшись плечом ее плеча. Она отстранилась.
— Я знаю, — проговорил я чуть погодя. — Знаю, как работает мозг. Это моя работа.
И ее тоже, если уж на то пошло. Человек, который зарабатывает на жизнь тюнингом мыслей, не может не знать основ проводки под капотом. Челси всего лишь сознательно их игнорировала; иначе ее праведный гнев лишился бы всякого смысла.
Я мог бы и об этом упомянуть, наверное, но понимал, какую нагрузку способна выдержать система, и не был готов к разрушающим испытаниям. Не хотел ее терять. Не хотел терять ощущение безопасности, чувство, будто кому-то небезразлична моя жизнь или смерть. Я всего лишь хотел отстранить ее немного. Хотел передохнуть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});