метров в секунду, или 30 километров в минуту, и с каждой минутой эта скорость возрастает.
Настало непродолжительное молчание.
— А любопытно было бы, — вдруг прервал его экс-дипломат, — взглянуть отсюда на Землю. С этими словами он быстро взобрался по маленькой лестнице и открыл ставень окна, устроенного в конической части гранаты. Невольный крик удивления сорвался при этом с его губ: затерянная в море солнечных лучей, Земля казалась полумесяцем очень небольших размеров.
— И это моя родная планета! — проговорил молодой граф, презрительно пожимая плечами.
Затем, спустившись, он спросил:
— На каком расстоянии мы находимся от Земли?
— На каком? — удивленно протянул Сломка, — разве ты не слышал сейчас, что мы в восьми тысячах миль от Луны?
— Отлично слышал.
— Ну, так вычти из девяноста тысяч восемь, — останется восемьдесят две тысячи… Это так просто!
— Ах, да! — пробормотал немного сконфуженный Гонтран, — я и не сообразил!
Затем его мысли приняли другое направление.
— Скажи пожалуйста, — обратился он к приятелю, — почему Земля мне кажется отсюда всё-таки больше, чем Луна с Земли?
Сломка бросил испуганный взгляд в сторону Михаила Васильевича; но старый учёный, углубившись в созерцание Луны, видимо, ничего не слышал. Тогда, быстро увлекая графа в другой угол каюты, инженер прошептал:
— Несчастный, видно ты совсем не любишь m-lle Елену?
— Как не люблю?!
— Иначе ты не стал бы делать всё возможное, чтобы упасть в глазах Михаила Васильевича.
— Я по понимаю.
— Не удивлялся ли ты сейчас, что на равном расстоянии Земля кажется тебе больше, чем Луна?
— Ну, так что же?
— Как что? Разве ты не знаешь, что объем Луны в сорок девять раз меньше Земли, вокруг которой она обращается…
— …за двадцать восемь с половиною дней, — прервал приятеля граф. — Помню, помню!
— Ну, вот! Запомни еще, что плотность Луны гораздо меньше плотности Земли, составлял всего шесть десятых последней. Вообще Луна — одна из самых легких планет солнечной системы…
Сломка не мог удержаться от улыбки, видя, с каким серьезным видом слушает его Гонтран.
— Ну, теперь будешь помнить? — спросил он, положив руку на плечо друга.
— Постараюсь.
— Ты, конечно, понимаешь, что я рассказываю тебе все эти подробности вовсе не из желания похвастаться своими познаниями, а просто, чтобы предохранить тебя от промахов.
Гонтран поблагодарил инженера крепким пожатием руки.
— Впрочем, по совести, — добавил последний, — я должен бы был, напротив, стараться предостеречь тебя от этого несчастия, называемого женитьбой.
— Опять за старое! — смеясь, проговорил граф.
— Да, я всегда буду повторять то же, — пробормотал г-н Сломка и, засунув руки в карманы, с сердитым видом повернулся к окну.
В это время вагон проходил как раз над мором Паров, почти в двадцати тысячах километров от его поверхности. Затем он миновал цирк Триснеккера и кратер Палласа.
Гонтран, поместившись возле приятеля, последовал его примеру и весь углубился в созерцание развертывавшейся пред ним чудной панорамы.
— Мне кажется, — заговорил он после некоторого молчания, — что все эти горы удивительно высоки для такой небольшой планеты. Я не думаю, чтобы на Земле были такие громадные вершины, хотя она в сорок девять раз больше Луны.
— На этот раз ты совершенно прав, — отвечал Сломка. — Их высота равняется нескольким километрам, и если бы освещение сейчас было боковое, то ты мог бы лучше судить о ней по теням, отбрасываемым вершинами…
Но граф уже не слушал приятеля: он с любопытством смотрел на блестящую точку, видневшуюся в центре громадного белого поля на востоке лунного диска.
— Цирк Аристарха, — заметил инженер, предупреждая вопрос Гонтрана, — один из прекраснейших образцов лунной орографии. А севернее ты можешь заметить его старшего брата, гору Кеплер, расположенную также в средине беловатой равнины, которая вдается полуостровом в океан Бурь… Но эти гиганты — ещё не самые большие из лунных кратеров. Другое дело — та вершина, которую ты видишь там, к северу от Карпатской цепи. Это — цирк Коперника, имеющий в диаметре более 160 километров… Он, стало быть, почти равен всей нашей Богемии.
— Вижу, вижу!.. А что за горы возвышаются около него!
— Это Стадий и Эратосфен.
— Опять философы! По-видимому, все лунные горы имеют крестными или философов, или астрономов?!
Молодой инженер засмеялся.
— Если бы ты внимательно прочел труд твоего однофамильца, знаменитого Фламмариона, "Небесные миры", — то узнал бы, что он сравнивает Луну с кладбищем астрономов. "Там, — говорит он, — их хоронят; когда они покидают землю, их имена вписывают на почве Луны, как эпитафии"… Остроумно, неправда ли?
ГЛАВА XXX
«Победа!» — Новый спор. — Лунные трещины. — Станция Тихо! — Роскошная панорама. — Исчезновение Шарпа. — Куда девались оба немца? — Внезапная темнота. — Невидимое полушарие Луны. — Приготовления к высадке. — На Луне.
Между тем как оба приятеля беседовали между собой, сидя около окна в нижней части вагона, неутомимый профессор продолжал, оставаясь в обсерватории, наблюдать Луну в телескоп. Вдруг его голова показалась в люке, который вел в верхнюю часть гранаты.
— Победа! — радостно кричал старый ученый, — Победа! Наша скорость возрастает! Через три часа мы пролетим над Тихо…
— Тихо?! — с удивлением переспросил Сломка.
— Ну, да, — повторил Михаил Васильевич, — Тихо… Что же тут удивительного?
— Но ведь путь, по которому мы следуем, ведёт вовсе не к Тихо, а к морям Облаков и Влажности.
— Вы думаете? — с саркастической улыбкой спросил старик, — Ну, нет, вы ошибаетесь! Я только что имел возможность убедиться, что наша дорога идет кругообразно, и мы летим прямо на юг. Час тому назад вагон был над заливом Центра и кратером Гершеля; теперь он летит между Герике и Птоломеем, через цирки Альфонса и Арзашеля…
Говоря это, Михаил Васильевич медленно спускался по лестнице.
— Впрочем, — закончил он, подавая инженеру бинокль, — если не верите, посмотрите сами.
И между тем, как Вячеслав внимательно рассматривал в бинокль очертания лунной почвы, профессор желчно прошептал на ухо графу:
— Всегда такой!.. Этот мальчишка со своими претензиями на ученость просто расстраивает мне нервы!..
— Да, — согласился инженер, возвращая бинокль, — вы правы, профессор; мы следуем по неизвестной траектории, описывая вокруг Луны огромную дугу, которая приведет нас Бог знает куда.
— Куда? — беспечно воскликнул Гонтран, — конечно на Луну!
Сломка пожал плечами.
— Г-н Фламмарион прав, — сухо заметил Михаил Васильевич, раздражённый жестом инженера. — Вы разве вычисляли наклонение нашего падения? — презрительным тоном добавил он.
— Признаюсь, нет.
— Так что же вы говорите? Вы не имеете ни малейшего права отвергать, что наше падение на Луну невозможно. Напротив, вычислив наклонение траектории, вы убедились бы, что падение не только возможно, но и непременно должно последовать.
Резкий тон, с каким произнесены были эти