— Как всегда услышала самое главное, маленькая омега, — глядя на меня со слегка досадливой улыбкой, покачал головой он. — И тем не менее я бы на всякий случай зубы-то ему пересчитал при встрече. Профилактика в таких делах, знаешь ли, лишней не бывает.
— Он меня спас, эй! — легонько стукнула его по плечу я.
— Экий спаситель нашелся, — проворчал Йон, зачем-то забирая меня к себе на руки и утыкаясь носом мне в волосы. — Обошлись бы и без него. Ты уверена, что он за тобой не подглядывал, пока ты переодевалась или вроде того?
— Во-первых, да, я уверена, а, во-вторых, ты просто параноик, альфа, — вздохнула я, уютно устраиваясь у него в объятиях и ощущая себя так, будто только сейчас в полной мере вернулась домой.
— Будь у тебя такое сокровище, ты бы тоже им стала, — не остался в долгу он. — А как бы ты отреагировала, если бы узнала, что я остался ночевать у какой-то малознакомой женщины?
Представив себе такую ситуацию, я вынуждена была признать, что она мне совсем не нравится. Может быть, Йон и прав — профилактическое выцарапывание глаз и выдирание волос в таком случае было бы не лишним.
— Лучше расскажи мне о Медвежонке и его матери, — попросила я, возвращая его к главной теме. — Как она его нашла?
— Не она. Кардинал выследил наш путь до храма по камерам наружного наблюдения. Отец был прав, когда говорил, что ресурсы и возможности Церкви куда больше, чем мы можем себе представить. Этот сукин сын собирался послать сюда своих выкормышей, но госпоже Боро удалось его опередить. И ты представляешь, она в самом деле все эти годы считала, что ее сын умер. А еще подозревала, что это ее муж приложил к этому руку. Поэтому и сорвалась с места, когда узнала о том, что он жив и скрывается.
— Значит… она его забрала? — помолчав, спросила я.
— Да. Выписала Ории чек и забрала мелкого с собой. Они уехали сегодня рано утром.
— Но… Но как же… — Я закусила губу, отчаянно пытаясь задавить в себе поднимающийся протест. Наверное, Йон был прав, и с матерью Медвежонку было безопаснее, но мысль о том, что у меня не было даже возможности попрощаться с ним и убедиться, что он в порядке, больно жгла меня изнутри. Я не была готова к этой потере. Не так внезапно, не так странно, не так впопыхах. Мне кажется, я все еще чувствовала запах одуванчиков у себя на кончиках пальцев, пусть даже это было физически невозможно. — Она ведь точно его не обидит? Он… он точно будет в порядке?
— Мне жаль, что ты не видела их встречи, — мягко произнес Йон, гладя мои плечи и иногда касаясь губами моих волос. — Она так плакала, а он… он как будто повзрослел в одночасье. И успокаивал ее не как мальчишка, а как настоящий мужчина. Мне кажется, он позволил ее эмоциям быть сильнее, а свои спрятал до поры до времени.
Я невольно вспомнила о том, как накануне визита к кардиналу, мы с омегой плакали вместе, обнимаясь и упиваясь близостью друг друга. Может быть, это был последний раз, когда он позволил себе быть ребенком. Может быть, именно рядом со мной он вообще мог себе это позволить, как я могла себе позволить любить в нем ребенка, хотя он уже очень давно им не был.
— Я… много пропустила, — с досадой пробормотала я. — Как… Почему все произошло так быстро?
— Это была гонка на опережение, — отозвался альфа. — Тебе повезло, что кардинал бросил все силы на поиски Медвежонка, а не вцепился в тебя. Он совершил целую кучу ошибок, но больше нам не удастся застать его врасплох. В следующий раз он будет готов.
— В следующий раз? — непонимающе уточнила я, а потом до меня внезапно дошло. — В следующий раз! Йон, как же мы теперь попросим у него помощи в нашем с тобой деле?
Я совсем забыла об этом. На фоне всех последних новостей, событий, откровений и сменяющих друг друга опасностей я совсем забыла о том, для чего мы изначально хотели встретиться с кардиналом Боро. Я не помнила об этом, даже когда стояла с ним лицом к лицу. Теперь же, кажется, об этой идее следовало забыть раз и навсегда. Может быть, даже хорошо, что мы не заикнулись об этом при личной встрече с ним — с кардинала бы сталось в качестве мести за свое поражение натравить на нас отца Евгения и закрыть глаза на то, что произойдет после.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Мы что-нибудь придумаем, — убежденно проговорил Йон. — Главное, что ты дома. Хана, я… вдруг понял, что больше никогда и ни за что не хочу с тобой вот так разлучаться. Я был совсем не в себе без тебя. Вдруг понял, насколько все это неважно. Церковь, полиция, даже Ория и девочки, даже Медвежонок. Я… Я когда увидел его и понял, что произошло, был так зол на него. Так зол, что спасся он, а не ты. Думаю, он это понял. И когда… когда за ним приехали… — Он сделал паузу, словно подбирая слова или решая, стоит ли ему говорить их вслух. — Я на какую-то долю секунды испытал своего рода злорадство. Что его все равно заберут, что ему не удастся вылезти за твой счет сухим из воды. Я сам не ожидал, что могу чувствовать что-то подобное. Это напугало меня. Напугало то, в какой беспорядок приходят мои мысли, когда тебя нет рядом. Не смей больше бросать меня, маленькая омега. Для сохранения мира на Земле и голов на плечах просто будь рядом, ладно?
Я не знала, что ему ответить, поэтому просто обняла его крепче, уткнувшись носом в родинку над ароматической железой на его шее. Я слишком хорошо понимала, о чем он говорит и что мы оба подходим к той грани, за которой эта судьбоносная привязанность друг к другу перестает быть нормальной. Как будто мы могли нормально функционировать только вместе, как единый организм. Лишь когда я чувствовала своей спиной его спину, я могла смотреть во все стороны и восхищаться тем, что видела, тянуться к тому, что меня окружало, жить эту жизнь полноценно, ярко и осознанно в каждом из ее аспектов и проявлений, начиная от самых незначительных, вроде вкусной еды, и заканчивая самыми масштабными и сложными, вроде вопросов о смысле существования бестий и смысле их угасания. А когда его не было, я просто медленно умирала изнутри, словно лишенная половины своих внутренних органов.
Но значило ли это, что жизнь и свобода любого из нас была ценнее жизни и свободы, например, Медвежонка? Или любой из омег Дома? Догадывались ли те, кто нам доверял и кто полагался на нас, что в случае необходимости сделать выбор, последний будет не в их пользу? Как в той задачке про вагонетку — переехать одного или пятерых? С точки зрения циничной логики пять жизней ценнее одной, но все становилось сложнее, когда в дело вмешивалась субъективная пристрастность. Я бы, не думая, обменяла жизнь пятерых незнакомцев на жизнь Йона. Но самое страшное было то, что я понятия не имела, как поступила бы, если бы теми пятерыми были бы Медвежонок, Джен, Поппи и, например, мои мама с братом. Я знала, какого ответа ждало бы от меня общество и какой бы я дала для того, чтобы сохранить лицо. А еще знала правду, и это что-то непоправимо ломало в том, что я хотела думать и знать о самой себе. Всегда ли я была такой? Или же метки, что сковали нас друг с другом, вкладывали эти мысли и убеждения мне в голову точно так же, как подстегивали болью, когда я даже против своей воли сближалась с другим альфой? Я нисколько не сомневалась в том, что Йон действительно бы пошел на крайние меры, не считаясь ни со своей жизнью, ни тем более с чужими, если бы это потребовалось ради моей безопасности. Но действовал ли он бы в таком случае по своей воле? Может быть, метка в самом деле была ближе к разумному паразиту, делающему все возможное для сохранения жизни своим носителям, чем к божественному знаку одобрения нашего союза?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Понятия не имею, зачем я вообще обо всем этом думала.
— Ты что-то сказал про чек, — внезапно вспомнила я, пользуясь случаем перевести тему и отвлечь себя от изматывающих и бессмысленных размышлений. — Мама Медвежонка выписала Ории чек? Сколько там было?
— Я не видел его лично, но, полагаю, что достаточно, — отозвался альфа. — Медвежонок сам попросил ее его выписать. Сказал, что иначе никуда с ней не пойдет. Ей пришлось.
— Это… ужасная глупость, — сокрушенно покачала головой я. — Нам нужно было сразу обратиться к ней, а не к нему. Тогда бы всего этого не случилось бы. Откуда у нее вообще… столько денег?