Читать интересную книгу Два ледокола: другая история Второй мировой - Владимир Новоженов

Ну что бензин-то по Москве-то жечь и туфли топтать, кады один ляд, чтобы протащить фракционное решение — лично мое мнение для этого не нужно. Меня в парламент ввели не умом блистать, а фракционную работу усиливать. Как и на что — не моя забота. На то есть лидер фракции. Пущай у него башка болит. А мне зафиксируйте мои привилегии народного избранника.

Вот на ентом и договоримся…

Владимир Богданович!

Согласитесь, что у новых русских все гораздо честнее и опрятнее, чем у Ваших британских коллег-парламентариев… Даже в таком гнилом вопросе, как парламентская демократия…

А вот сотни тысяч русских общин на протяжении многих сотен лет управлялись принципом именно единогласия.

Русский мужик, русский человек в своей коренной сути — истинный демократ, он всегда понимал, что общественный интерес выше личного, причем не просто понимал, но и руководствовался этим.

И на мирских сходках крестьяне думали именно об интересах общины, а не о своих собственных; следовательно, разногласий не могло ни у кого быть априори.

В парламентах же всех стран идет борьба личных интересов, даже если это интересы якобы групп, фракций или партий. Этих интересов, конечно же, много, и они практически всегда взаимопротивоположны. Так что единогласие там недостижимо в принципе. Посему свой голос в этой системе выгоднее просто продавать.

Как впрочем и все остальное…

Если, конечно, речь не идет о депутатской неприкосновенности…

А для крестьянина община — это дом, в котором живет он и будут жить его дети.

Разорение общины — разорение его лично.

Крестьянин персонально отвечал своей судьбой за свое решение, за свой голос.

Крестьянские сходки, особенно по запутанным вопросам, могли длиться много вечеров кряду и порой принимали весьма грубую форму…

Вот современный украинский парламент знает…

На них не стеснялись и не обязаны были стесняться обсуждать все мелочи, все аспекты решаемого вопроса, даже если они затрагивали деликатные стороны чьей либо жизни, о которых в обычное время спорящие не рискнут спросить.

Общинная проблема выворачивалась наизнанку, рассматривалась абсолютно со всех сторон — до тех пор, пока каждый член общины не начинал понимать, что обсуждаемое решение должно быть принято, пусть оно лично его и не устраивает, но для всей общины в целом это решение единственно возможное.

И решение принималось только тогда, когда затихал, соглашаясь, последний спорящий… В сравнении с традиционной крестьянской сходкой нонешние парламентские бдения выглядят крайне примитивно.

Депутаты собираются обсуждать тяжелейшие вопросы государственной жизни, но начинают с того, что договариваются о регламенте и, самое главное, — когда закончить свое собрание.

Бывало ли, что в общине какой-либо из ее членов на сходке упорствовал?.. И упорствовал, именно закусив удила своего личного интереса?..

Да, могло…

Устав от споров, две или три сотни человек могли уступить одному и принять решение, выгодное только этому человеку.

Но община — не институт благородных девиц (вот кто служил в Советской армии — тот знает не только силу сержантского состава, но и мощь авторитета своего родного взвода). В нее входили занятые тяжелой работой люди, лично преданные общине и достаточно решительные своим характером… Человеку, пошедшему против правды мира, никто и ничего не прощал. Он обязательно за свою дерзость, наглость или глупость, а иногда и за все вместе расплачивался. И часто был вынужден из общины уходить. С ним начинали случаться всякие неприятные вещи — тонула в болоте корова, сгорало сено, внезапно ломались колеса у подводы — и так далее, пока человек не начинал понимать смысл народной мудрости: «Против мира не попрешь».

Юрий Игнатьевич Мухин мне эту истину еще пару десяток лет назад очень хорошо пояснил в своих работах. Кулаки-мироеды, все эти потуги столыпинских новаций насчет отселения, тоже очень хорошо понимали… Так как клоп без тела не жилец, то и они в гробу видели столыпинские хутора на выселках.

Причина проста. Эти живоглоты всегда строились только в центре села. Только в тесноте обычных крестьянских домов, настолько тесно с ними, чтобы пламя от подпущенного петуха справедливости обязательно должно было бы переброситься на соседние избы. Понимали, что только в этом случае их не подожгут.

Еще одно правило, общее для всех крестьянских общин, — справедливость в распределении для обработки средства своего существования — земли. Конкретные способы размежевания земельных угодий у каждой общины были разные, как многочислен учет самых разных условий и качества самих участков.

Цель же по-прежнему при этом была одна — справедливость условий труда рядового члена общины.

Единой для всех общин была коллективная ответственность по внешним обязательствам — уплаты налогов, поставки рекрутов в армию.

Если, к примеру, в общине было 200 человек, обязанных платить царскую подать, то ни один из них непосредственно свои положенные 12 целковых за год в налоговое ведомство не носил. Все 2400 рублей община платила одной суммой, а сколько с кого взять, решала самостоятельно.

Так же и с набором рекрутов.

Если, к примеру, полагалось выставить в армию одного человека из сотни, то военное ведомство не искало этих людей по деревням и селам. Община сама определяла, кому идти служить, причем очень часто стремилась купить рекрута на стороне, то есть найти пригодного к службе не семейного мужчину, который бы за огромные деньги по тем временам, собранные миром, согласился пойти в солдаты.

Если такого сыскать не удавалось, мир решал, из какой семьи взять служивого.

И тогда платили ему.

Решение общины, приговор мира обжалованию не подлежал. Выбранного могли доставить к призывному пункту без его согласия и связанным. Община обеспечивала каждому своему члену право на труд безо всяких оговорок. Хотел человек работать — ему предоставляли для этого равные со всеми условия. Община являлась и органом социального обеспечения. Обычно немощные старики доживали свой век у детей, а сироты-малолетки воспитывались и взрослели у близких родственников.

Но случалось, когда и старики оставались одни, и дети. Чаще всего они в таком случае «шли по миру».

Это означало, что они жили в каждой семье общины по очереди определенное время, скажем неделю, а одевались за общинные деньги. В такой заботе была подчас изрядная доля прагматизма: до отмены рекрутских наборов особую ценность для общины представляли мальчики-сироты, за их здоровьем, здоровьем будущих солдат, особенно следили.

Способы вспомоществования могли быть разные. Скажем, община снабжала стариков хлебом и кормами, собранными с миру, или же они жили за счет того, что члены общины регулярно носили им уже готовую к употреблению пищу. И это не было подаянием.

Община попросту обязана была содержать своих немощных членов и того, кто нуждался в помощи, не заставляя унижаться, выпрашивая ее. Община собирала больше денег, чем требовало от нее государство. Дополнительные средства шли на те цели, достичь которых сегодня пытается государство путем увеличения своих налогов.

Община создавала резервы хлеба, община строила школы и нанимала учителей, а если была достаточно сильна, то и врачей или фельдшеров.

Фактически ее член платил налог больший, нежели предусмотренный правительством, но размер взимаемого сверх подати устанавливал сам крестьянин на общинном сходе и тратил излишки тоже сам.

За то, что могло сделать только правительство, деньги платились царю. Но на то, что могла сделать сама община, деньги собирались ею самостоятельно и в руки бюрократии не попадали.

Вот если и понимать смысл столыпинской ломки крестьянской общины, то, вероятнее всего, он мог быть только в этом. То есть довершить дело экономического подчинения 85 % населения России бюрократическому центральному аппарату. Так тогда опять-таки Петра Аркадьевича Столыпина Иосиф Виссарионович Сталин полностью переигрывает… И с умом.

Во всяком случае, сталинские колхозы по своей внутренней социально-экономической сути были куда ближе к общинному характеру русского мужика, чем обособленный столыпинский хутор.

И не говорите господа, что Вы там, в Парижах, Лондонах и Стамбулах, мужицкого русского характера и строя его общинной жизни не знали.

Знали… Да толку-то что!

Потерянные родовые усадьбы и миллионы гектар обрабатываемых за Вас простыми мужиками родимой земли — как жаба Вас душили.

Душили и Вашу мозговую деятельность вместе с этим.

Итог общеизвестен…

А поэтому — тот, кто понимал этот крестьянский строй и отношение к земле— тот и был моральным лидером огромной массы населения крестьянской России.