лгать, понимая, что эту информацию проверить легко. Или… могла? Или информация подтвердится.
Она опытна.
Или наивна?
Или все-таки достаточно опытна, чтобы притворяться наивной? А что может быть наивнее просьбы о помощи? Девушка в беде, юная, прекрасная… ладно, не совсем уж юная, но все одно прекрасная. И просит немногого… и как отказать?
Программа пикнула.
И выдала совпадение.
Марк Харди? О да, Марк Эдуард Эрт Генрих-младший, девятнадцатый виконт Эшвудский, так и не принявший герцогскую корону Эрхардов. На парадном портрете из родовой галереи он был все так же невыносимо бледен и уныл, и пышный костюм, нелепый в своей нефункциональности, лишь подчеркивал эту бледность. Узкие губы. Длинный нос. Острый подбородок, на котором нелепо смотрится острая же бородка. И единственная деталь, что выбивается из общей картины, – искра серьги в ухе.
Странно, что эту серьгу не отредактировали.
– Хр… – то ли выругался, то ли просто выразил свое мнение Тойтек.
– Она на него не похожа.
А вот на супругу вполне.
На виртуальном мемориале и биография имелась. Краткая и вычищенная до блеска, ибо ничто не могло бросить тень на память об ушедших героях. В общем, девица была с Новой Испании, из простой семьи.
Училась.
С отличием окончила местную приходскую школу, а затем и университет имени Святейшей заступницы Августы, чтобы поступить на работу в компанию, которая занималась грузоперевозками.
Там ли они познакомились?
Сомнительно, чтобы британец заглянул в Новую Испанию. Что ему делать в мире третьего класса, да еще столь специфически прорелигиозном?
Кахрай потер глаза.
Между ними не было ничего общего. Девчонка из трущоб, которыми и была Новая Испания, и благополучный молодой человек, наследник корпорации…
Почему он женился?
Из-за беременности? Или… на Новой Испании взгляды достаточно строгие. Беременность вне брака позор для семьи… но это были бы не проблемы девятнадцатого виконта Эшвудского. Жалость? Непохоже, что этот человек отличался жалостливостью… Что тогда?
Та самая любовь?
Или бунт, который в нем старательно подавляли?
– А вот матушки если, то вылитая копия, – Кахрай разглядывал пару, которая не имела шансов на долгую и счастливую жизнь. И наверное, им повезло умереть в один день.
Романтично.
Пальцы Тойтека задергались.
– Да, сейчас…
Родословная виконта одновременно и впечатляла, и вгоняла в тоску. Подумалось, что, в принципе, Кахрай и сам может подать запрос в систему, искину не составит труда отфильтровать гражданские акты до самой эпохи Освоения. Но это же не то…
Совсем не то.
Вдовствующая герцогиня Анна Антуанетта Октавия Айседора Мария Грета. Кахрай устал читать имена, которых было слишком много для одного человека, но недостаточно, чтобы описать сухую, скучного вида женщину в черном платье.
Он такие платья видел только в исторических постановках. И даже там они гляделись нелепо, а вот эта женщина была настоящей.
И седые волосы – почему они седые? Седина легко корректируется. А она оставила. И зачесала гладко, убрав под черный чепец, украшенный черными же лентами.
Узкое лицо.
И здесь не возникает тени сомнений в родстве с виконтом. Тот же нос с горбинкой. Те же слишком тонкие губы, поджатые крайне неодобрительно.
Морщины.
И снова… она отказалась от коррекции?
Кожа неестественно бела. И даже воротничок платья кажется серым по сравнению с белизной этой кожи. Само платье тяжело.
Узкий рукав.
Узкий лиф, украшенный несколькими рядами крохотных пуговиц. Пышные юбки. Ей место в прошлом, и все же…
А вот еще портрет, на сей раз в парадном платье, мрачно-торжественном, столь пышном, что женщина теряется в обилии его складок. Ее не видно за сиянием драгоценностей, которых слишком много. И герцогская корона кажется неимоверно тяжелой, а сама женщина – слишком хрупкой.
И следующий портрет.
Драгоценности те же, и корона вновь тяжела, а вот та, что носит ее… в ней нет ничего от рыженькой с ее кудряшками.
Точнее…
– Вот скажи, – Кахрай почесал переносицу, – зачем женщины так себя уродуют?
Белизна кожи.
И волосы кажутся бледными, белыми. Они зачесаны столь гладко, что смотреть на это больно.
Корона.
Серьги, громоздкие и тяжелые, с натуральными камнями, быть может привезенными даже со Старой Земли. И ожерелье под стать. На ошейник похоже, пусть и роскошный. Платье… перевязь, на которой сияют плошки старых орденов, смысл которых утерян, как и названия. Коллекционеры бы порадовались. Хрупкие пальцы сжимают посох.
Или это не посох?
Короткая палка, увенчанная шаром. Шар сияет опять же каменьями, а палка выглядит в достаточной мере массивной, чтобы можно было использовать не по прямому назначению. Хотя Кахрай понятия не имел, какое у нее прямое назначение.
Эта женщина смотрит прямо.
Строго.
И в то же время с вызовом.
– Думаешь, это она? – Кахрай развернул портрет на весь экран. И Тойтек хмыкнул. – Нет, я понимаю, что внешнего сходства достичь не так и сложно. Только зачем? Не пойми превратно, но у всего есть предел. Легенда не терпит переусложнений. Чем больше всего наворочено, тем выше шанс ошибиться.
Девушка не улыбалась.
То ли наследницы древних родов не могли позволить себе такой вольности, как обыкновенная человеческая улыбка, то ли обстоятельства не располагали.
– Давай посмотрим, что нам еще про нее известно…
Известно было мало.
Официальные хроники были официально тоскливы.
Некролог.
Репортаж с похорон. Семейный склеп непозволительной роскошью. Да он выглядел едва ли не больше, чем собственная лаборатория Тойтека. И главное, никакого смысла в этом огромном сооружении, украшенном изваяниями из настоящего мрамора, не было.
Хранилище мертвой плоти?
Да проще было бы образцы ДНК в стазисе оставить, если им так уж нужно, но нет… обычаи. Абсолютно лишенные логики, но притом не допускающие вольностей в трактовке.
Вереницы людей, которые шли то ли сочувствие выразить, то ли просто засветиться в нужном месте в подходящее время. Кадры светской хроники.
Подробный отчет об авторском гробе, сотворенном…
О платье покойной.
О похоронных украшениях, которые были изготовлены…
– Я знал, конечно, что они там все слегка того… – его сопровождающий выглядел одновременно озадаченным и расстроенным. И если первое Тойтек еще мог понять – люди с низким уровнем интеллекта плохо адаптировались к новому, – то второе заставляло насторожиться. – Но это вообще… похоронные украшения.
Это он еще не знал про ритуальный этикет и семнадцать траурных платьев.
И не узнает.
Слишком сильные потрясения чреваты.
А Кахрай листал страницу за страницей.
Светская хроника.
Светские сплетни. И первый выход наследницы после окончания малого траура. Снимок, заставивший Кахрая закашляться. Ракурс определенно был неудачным. Или… не ракурс?
Неудачным было все.
Платье серо-стального цвета, украшенное натуральным жемчугом, если верить описанию, и золотым шитьем. Ручным, естественно, ибо особа столь высокого