Читать интересную книгу Скиппи умирает - Пол Мюррей

Барабанный бой ударил им в уши сразу же, как только они выскочили из кабинета, еще продолжая застегивать пуговицы и молнии, и пока они, задыхаясь, бежали по пустынным переходам, он становился все громче с каждым шагом. У двери спортзала они обнаружили Уоллеса Уиллиса, дискотечного диджея, с размазанными по щекам слезами. Он дрожал с головы до пят и выглядел очень жалко, как будто провел три дня связанным в сточной канаве. “Они крутят не те песни”, — вот и все, что он смог выдавить из себя.

Они распахнули дверь спортзала, и их так оглушила музыка, что ненадолго подавила все остальные ощущения; но лишь ненадолго. А затем им открылся весь ужас происходящего.

На полу валялись брошенные маскарадные костюмы. Шлем викинга, бюстье с позолоченной оторочкой, пиратская глазная повязка, пара крыльев бабочки, а также более привычные предметы одежды — штаны, футболки, чулки и прочее нижнее белье, — все это было небрежно брошено на пол, под ноги тех, кто раньше все это носил, а сами владельцы одежды танцевали, обнимая обнаженных партнеров. Невидимые барьеры, разделявшие их с самого начала вечера, каким-то непостижимым образом рухнули. Готы смешались с “качками”, тупицы — с красотками, жеребцы — со шлюхами, увальни — с “беспризорниками”: все перемешались со всеми, стали неотличимы друг от друга, они поддерживали друг друга или валились на пол почти голыми кучами. Создавалось ощущение, будто зародыш тайного свидания Говарда и Орели в кабинете географии оказался подхвачен внутришкольным ветром и, будто в какой-нибудь кошмарной назидательной притче, занесен сюда, где, попав в атмосферу оранжереи, вымахал в трехметровое растение и как сорняк распространился повсюду, так что теперь, куда ни глянь, — они видели себя самих во множестве чудовищных, увеличенных отображений, и эти позы в ядовитом свете дискотечных ламп были напрочь лишены всего, кроме бездумной похоти.

— О боже, — застонала мисс Макинтайр таким голосом, в котором слышалось отвращение к самой себе; Говард попытался найти какие-то слова утешения, оправдания или объяснения, но так и не нашел их.

Они оба, как могли, пытались навести порядок. Но дети их просто не слушали. Это не было каким-то дерзким неподчинением; скорее казалось, что они находятся в состоянии эротического транса. Они просто смотрели отсутствующими глазами на Говарда, который махал пальцем у них перед носом, грозил им отчислением, полицией, письмами домой, — но, как только он отворачивался, они возобновляли прежние занятия, от которых он их оторвал.

— Все бесполезно! — прокричала мисс Макинтайр, уже готовая расплакаться.

— Ну а что же, что нам делать? — отвечал Говард, лихорадочно сматывая в рулон длинную ленту туалетной бумаги, на другом конце которой приапическая мумия тискала груди девушки, как будто спавшей стоя, над радужной тканью, некогда бывшей русалочьим хвостом, а теперь скомканной у ее ног. — Перестань сейчас же! — Он совал туалетную бумагу в руки мумии. — Вот — прикройся сию минуту, ради бога!

— Нам нужно вызвать Грега, — сказала мисс Макинтайр.

— Но ведь это безумие!

— Нам нужно… Убирайся прочь! — кричит она, отскакивая с воплем от протянутых лап загадочного розового кролика.

— Нет-нет, нельзя посвящать его во все… — умоляюще протестовал Говард, хотя уже можно было догадаться, что это неотвратимо.

Но все это были праздные размышления — потому что Автоматор уже стоял в дверях. Мгновение он не двигался с места и с каменным лицом глядел, как Деннис Хоуи — в расстегнутой рубашке, с галстуком, перекинутым через плечо — проходит мимо него, пошатываясь, размахивая руками и хрипло ревя: “Полюбуйтесь на свои рукава! Приведите в порядок свои тетради!”, а над его личным секретарем какой-то гангстер отбивал рэп:

Я отрублю тебе башку сукаИ станцую на твоей могиле…

А затем он принялся за дело. Он шагнул на танцпол и, растаскивая попадавшиеся ему по пути парочки, просто хватая обоих за шкирки и буквально расшвыривая их в разные стороны, и.о. директора направился к настенному электрическому щиту с предохранителями — ну конечно! Как это Говард сам не додумался? Музыка резко оборвалась; секунду спустя включился верхний свет — и все, кроме самых несдержанных участников карнавального действа, замерли, заморгали и что-то неуверенно забормотали.

— Отлично! — проревел Автоматор у них над головами. — Всем встать в шеренгу вдоль стены сию же минуту!

Его слова возымели эффект не сразу, но каким-то еще тлеющим краешком сознания дети узнали его голос и начали мало-помалу повиноваться, устало спотыкаясь на ярком свету. Через пять минут они выстроились в ряд, а те, кто не в состоянии был держаться на ногах, встали на колени или уселись на корточки, и все уставились на Автоматора остекленевшими, несфокусированными глазами. Некоторое время он молчал и только смотрел на них, как будто от ярости не решался заговорить. Наконец он сказал:

— Я не знаю, что на вас всех сегодня нашло. Но в одном могу вас заверить точно: будут приняты меры. Серьезные меры! — Говард, стоявший по левую руку от него, внутренне съежился. — Сейчас… — тут Автоматор помахал своими часами, — …ровно двадцать два часа тридцать три минуты тридцать секунд. Через двадцать шесть с половиной минут, в двадцать три ноль-ноль, я открою эти двойные двери, и вы все отправитесь отсюда прямиком к своим родителям или опекунам. Никто из вас не должен ни словом упоминать о том, что здесь произошло. Если вам будут задавать вопросы, вы должны отвечать, что было весело, но сейчас вы очень устали и хотите лечь спать, спокойной ночи. Итак: что вы скажете дома?

— Веселусталиспоконочи… — жалобно бубнит зазомбированная толпа.

— Вот и хорошо. Через минуту я велю вам одеться. По моей команде вы, группами по десять человек, начиная с этого конца — с тебя, гигантский муравей, — будете по порядку выходить в центр зала, к своим костюмам. В том случае, если кто-то из вас не сможет найти свой…

Тут он умолк. Возле двери очень худенькая девушка, одетая только в шорты цвета хаки и оливково-серый лифчик, выскочила из строя, держась за живот.

— По моей команде, барышня, — отчеканил Автоматор.

Но девушка не обратила на него внимания: согнувшись пополам, она издала долгий болезненный стон. Послышалось громкое шарканье: это двести пар ног перемещались по полу, чтобы их владельцы смогли получше рассмотреть ее. Девушка деликатно прокашлялась, как будто собираясь сделать какое-то заявление, а потом — спустя мгновение, одновременно растянутое до бесконечности и фатально-неотвратимое — из ее рта хлынул неудержимый разноцветный поток.

— Ииииииииииюуууууууу! — с отвращением воскликнули зомби.

— Прекратить! — скомандовал Автоматор.

Но девушка не в силах была прекратить рвоту, и зал немедленно наполнили едкие испарения желудочного сока, алкоголя и переслащенного фруктового пунша. Зомби, выстроенные в шеренгу, выпучили губы.

— Хорошо, давайте проветрим помещение, — поспешно сказал Автоматор. — Говард, откройте…

Но было слишком поздно. Вначале через некоторые интервалы, затем каждую секунду, потом слитно — с таким звуком, какого Говард не слышал никогда в жизни, — почти все двести подростков принялись блевать: бледные полуголые тела в различных корчащихся позах — и огромная, адская вонючая лужа, растекающаяся по всему полу…

— Столько блевотины! — вспоминает Автоматор, сидя теперь в безопасности у себя в кабинете.

— Да уж, — жалко поддакивает Говард.

Это ему пришлось потом отмывать пол от всей этой блевотины — он два часа гнул спину, а Автоматор мрачно и молча наблюдал за ним из другого конца спортзала. Другим свидетелем этой картины был единственный черный шарик под потолком. Мисс Макинтайр ушла домой — с пепельным лицом, без единого слова — вскоре после того, как отпустили детей; и когда часы пробили час ночи, Говарду пришлось в одиночестве садиться в машину и колесить запутанными кругами по темным пригородам еще в течение часа, чтобы Хэлли наверняка уже спала ко времени его возвращения. Потом он еще долго сидел на кухне перед так и не выпитым стаканом воды, распространяя вокруг себя запах дезинфицирующего средства, а обшитые панелями стены, одновременно знакомые и в то же время тайком переменившиеся, подмигивали ему, как сообщники, он же только опускал голову, словно не понимал: о чем это они?

— Я не понимаю, что случилось, Грег, — говорит он со всей искренностью, на какую способен. — Они вдруг, ни с того ни с сего… преобразились. Я не могу это объяснить. Я даже не знаю, может ли тут быть какое-то объяснение.

— Говард, объяснение всегда должно иметься. И в данном случае объяснение вот какое: в пунш что-то подмешали.