Читать интересную книгу Новый Мир ( № 6 2007) - Новый Мир Новый Мир

Так что будьте здоровы, мой Луцилий.

По возможности надевайте шерстяные носки и пейте мятный отвар натощак.

 

ПИСЬМО ШЕСТОЕ

Дорогой друг,

я не стану писать тебе о тех, кого вчера наградили орденом Подвязки. Об этом можно прочесть во всех утренних газетах. Но должен сказать, что лента, которую получил герцог Брауншвейгский, — большая честь для этого дома: ведь этот человек, пожалуй, единственный, кто имеет две голубые ленты одновременно… Ну, если, конечно, не брать в расчет членов нашей королевской династии.

Сын, в прошлом письме ты попытался посвятить меня в свои амурные увлечения. Конечно же мне весьма приятно то, что ты не боишься говорить со мной на столь интимные темы. Но вместе с тем как отцу и старшему товарищу позволь мне высказать на этот счет кое-какие соображения.

Ты пишешь, что у Оленьки Дмитриевой, твоей избранницы, будто бы “очень красивое лицо”, “красивые длинные волосы” и все такое прочее. То есть из твоих описаний я понял, что в построении образа Оленьки Дмитриевой участвовали в основном твои глаза. Но скажи, как ты отреагируешь на то, когда Оленька Дмитриева, вместе с ее красивым лицом, вдруг начнет широко зевать? Когда ее будет донимать насморк или когда — не дай бог, конечно! — на ее лбу и щеках выступит отвратительная сыпь? Какими глазами ты посмотришь на нее тогда? Прости, конечно, за то, что я подхожу к этому слишком уж прямолинейно, но мне все-таки кажется, что в женщине необходимо видеть не просто там “лицо” или, допустим, “волосы”, а прежде всего — человека. И так же как любой другой человек может по-настоящему украсить себя только своими внутренними качествами — достойным воспитанием, постоянством характера, великодушием, — точно так же и женщина имеет все права на то, чтобы под красивым лицом у нее скрывалось то, что никогда не старится и не дряхлеет.

Ты уже далеко не тот невинный ангелочек, каким был еще недавно, поэтому позволь говорить с тобой предельно откровенно. Когда ты влюбляешься в какую-нибудь девушку, тут же попытайся спросить себя: кто именно влюбился — ты или твое либидо? И когда ты выбираешь себе в супруги девушку с красивым лицом и красивым бюстом, тоже спроси себя: что тобой руководит: твое собственное мнение или же мнение большинства, которое потом будет смотреть на тебя и на твою супругу и шептаться: “Какой молодец — женился на девушке с красивым бюстом!”?

И потом, не путай, пожалуйста, настоящую красоту с обыкновенной и пошлой смазливостью. Если хочешь понять, о чем я сейчас говорю, вспомни, пожалуйста, картины Леонардо, вспомни Рафаэля, Вермеера. Вспомни, каким внутренним светом озарены женские лица на этих полотнах — лица, в общем-то, простые и, можно даже сказать, заурядные, — но в одном только изгибе губ, в одном только трепете брови всех этих нарисованных женщин — красоты, я тебе скажу, больше, чем во всех тех физиономиях, с какими я вынужден сталкиваться на сегодняшний день.

Кстати, если будешь просматривать газеты с описанием церемонии вручения ордена Подвязки, прошу тебя, не увлекайся слишком сильно. Что я имею в виду? Попытаюсь объяснить… На днях, ты знаешь, еду в автобусе. Как всегда, на весь салон звучит этот радиомусор (все эти сальные шутки, бесконечные дебаты вокруг чьей-то мятой постели), — и тут вдруг, в блоке новостей, — раздел “Светская хроника”. Таким, ты знаешь, голосом взахлеб докладывают о том, как на днях какой-то там голливудский актер устроил вечеринку стоимостью что-то около трехсот тысяч долларов. В самом финале этот актер будто бы залез в бочку с пивом и пел оттуда песни. А потом, с этим же восторгом, передают, как одна старая обеспеченная дура, подохнув, оставила все свое многомиллионное состояние любимой болонке. Так вот, прошу тебя, сын, не заражайся, пожалуйста, этим гнусным плебейством: не прослушивай и не просматривай по возможности то, что касается так называемых “светских хроник”. Скажу тебе по секрету (а уж моему личному опыту можешь довериться смело), скажу тебе, что все главные действующие лица светских хроник — все они по большей части больные, глубоко несчастные люди. Подумай, пожалуйста, разве мог бы человек, у которого на душе покой, которому известно, в чем настоящее счастье, — разве мог бы он потратить триста тысяч баксов только ради того, чтобы напоить и заставить обожраться кучу таких же больных, внутренне изуродованных людей? И разве это пение внутри бочки, — разве это может говорить о том, что перед нами вполне самодостаточный последователь кинизма? И разве можно сообщать об этом с таким холуйством, брызгать во все стороны счастливыми слюнями? Разве можно подавать это другим людям как пример того, как надо жить и к чему вообще нужно стремиться?

Вот ты, допустим, пишешь: “красивое лицо”, “гладкие ровные бедра”. Или что-то в этом роде... А теперь давай представим какой-нибудь живой манекен — то есть женщину, у которой кроме ее лица есть еще ее задница, ее силиконовые сиськи, ну и так далее. Представь себе, допустим, нашу великую киноактрису — Памелу Андерсен. Представь: наступило утро, новый день жизни на планете Земля; вот Памела Андерсен проснулась, вот она подошла к зеркалу… Ты просто не представляешь, с каким трепетом Памела Андерсен должна приближаться к зеркалу! Это же самый настоящий триллер! Потому что каждый новый день, каждый новый год Памела Андерсен должна находить на своем лице и на своем теле всякие нежелательные изменения. Каждая морщинка, каждая складка, каждое пятнышко — все это должно прямо-таки убивать Памелу Андерсен, все это должно причинять ей самые настоящие адские муки. И только поэтому Памела Андерсен быстро одевается, быстро едет в банк, быстро пробегает по всем своим любовникам и сожителям, нагребает достаточную сумму денег, едет к своему личному хирургу и закачивает под кожу еще один килограмм силикона. А для того, чтобы мысли и воспоминания о морщинах не давили на нее слишком сильно, Памела Андерсен вынуждена ежедневно устраивать всякие вечеринки, оргии, круизы, шопинги, и ей почти нельзя вылезать из потной постели, где ее должны охаживать двое, а то и сразу трое каких-нибудь ломовых грузчиков… Вот тебе, собственно, подноготная всех “светских хроник”. У всех этих людей одна болезнь: они страдают неправильной жизненной ориентацией.

Да, кстати, настоятельным образом прошу тебя, пока ты находишься в Париже, не показывайся в так называемых “английских кофейнях”: это самый настоящий притон для всех английских ничтожеств, равно как и для преступников, бежавших от ирландского и шотландского правосудия. Всячески остерегайся также разодетых и изысканных молодых людей, которые имеют наглость называть себя “графами” и “виконтами”: они подходят к тебе где-нибудь в театре и начинают утверждать, что с первого взгляда якобы почувствовали в тебе благородного человека, а посему они горят желанием ввести тебя в общество и познакомить с некими высокопоставленными дамами. Допустим, ты им доверился. Ты идешь с ними на какую-нибудь квартиру и видишь там раскрашенную и расфуфыренную проститутку, играющую в карты с самыми настоящими шулерами, которые довольно комично величают друг друга то “маркизами”, то “шевалье”.

Помни также, что, когда ты переберешься во Флоренцию, ты должен будешь как следует заняться итальянским, так как только флорентийцы говорят на самом чистом итальянском языке. Должен признаться, конечно, что их произношение совсем никуда не годится.

И еще, пожалуйста, прибереги для меня семена самых лучших дынь, какие тебе доведется есть. Высуши их и заверни в бумагу. И обязательно напиши сверху — в каком месте и в какой день ты их съел. Посылать мне их не надо: мистер Харт просто положит их к себе в карман и привезет.

Прощай и помни, пожалуйста, все, о чем я тебе говорил.

 

ПИСЬМО графу РОЧФОРДУ

Добрейшее время суток,

мой несравненный и наиподлейший негодяй!.. Хотел обратиться к тебе, помимо прочего, еще и так — “ваше чудачество на букву „мэ””, — но решил, что стиль Василия Шукшина в великосветской переписке — это как бы не совсем того.

Итак, что же вынудило меня писать тебе?.. Скажу откровенно, что сразу же после того, как это письмо было написано, я несколько раз тщательно вымыл руки… Я никогда до этого тебе не писал и все еще надеялся, что мне не придется до этого опуститься. Но, увы, мое терпение уже на пределе, и если бы ты сейчас не находился за сотни километров от меня, то я, пожалуй, просто и элементарно встретил бы тебя в подворотне и пронзил бы твою печень шпагой. Или, возможно, я — вот так, кондово — надел бы лайковую перчатку и разбил бы твою наимерзейшую харю в кровь!

Я уже прямо так и вижу твои расширенные мутные глазки и вопрос, который застыл на твоем вытянутом, как у хорька, лице: ты спрашиваешь меня: “За что?! Что я такого сделал?!”