начали нам помогать, но они дружно начали отстаивать свою точку зрения и говорить, что это не только женское дело, мужчины тоже должны участвовать.
Так приятно видеть, что мужчины нашего времени, а тем более восточные мужчины, придерживаются совершенно другого мнения о значимости женщин. Они перестали видеть нас в качестве поваров, уборщиц, служанок, да и просто как вещь. Они поняли, что у нас тоже есть право на голос, свободу, на жизнь в целом. Жаль, что ещё не все это поняли, конечно, но надеюсь, что увижу то время, когда это поймут все.
Бабушка приготовила мне праздничный торт с надписью: «Твой волшебный 21 год жизни». Я молча посмотрела на неё, а она в ответ прошептала: «Я знаю». Наше с мамой волшебное число… Прежде, чем задуть свечи, я пожелала, чтобы все мои родные были счастливы и здоровы. Не знаю ничего, что могло бы быть важнее этого.
— А теперь прошу у всех внимания. Мы с Юсефом хотим вам кое-что сказать.
Все садятся, а Юсеф встаёт и подходит ко мне. Внимательно смотря на нас, все ждут того, что мы скажем.
— Ещё когда я была в Тегеране, Юсеф сделал мне предложение, на которое я ответила «да». Тогда я ещё ничего не знала о своей настоящей матери и о вас, но потом всё изменилось. Моя жизнь полностью перевернулась, но этот мой ответ остался неизменным. Бабушка, ты появилась в моей жизни недавно, но ты уже стала для меня одним из самых важных людей, поэтому мы хотим твоего благословения.
Юсеф подходит к бабушке.
— Я правда люблю Арию, бабушка Митра. Я всегда буду выбирать её и оберегать от всех и от всего. Она — единственное, что у меня есть.
Он достаёт из кармана небольшую коробочку с кольцами, которые мы купили сегодня, решив устроить что-то вроде помолвки в присутствии всех.
— Если вы верите в нас, то мы хотим, чтобы вы надели нам эти кольца и отрезали красную ленту в знак поддержки нашего союза, — искренне говорит Юсеф, протянув бабушке коробку.
Эта красная нить перерезается после того, как молодые надевают кольца и произносят клятвы. Её смысл в том, чтобы эти клятвы стали обещанием, которое будет сдержано.
Я смущенно улыбаюсь, почувствовав, как Юсеф надевает на мой палец кольцо. Эти переливающиеся камни кажутся живыми, они отражают бесконечное сияние нашей любви. Мы смотрим друг на друга, и на мгновение время останавливается.
В этот магический момент звучный смешок бабушки возвращает нас в реальность. С богатым опытом и мудростью, которые накопила за долгие годы, она поднимает ножницы и перерезает красную нить, связывающую кольца.
Я смотрю на всех в гостиной и замечаю, как Зейн тихонько вздыхает, а его взгляд ушёл куда-то вдаль. Заметив мой взгляд на себе, он улыбается, но словно через грусть. Это меня немного расстраивает, но я решаю не зацикливать на этом внимание, потому что хочу сосредоточиться на этом прекрасном и важном моменте своей жизни.
В это время тётя Берен и Эрай сияют от счастья. Дядя Акиф и Эмель тоже присоединились к семейной праздничной атмосфере и радуются за нас.
Мы с Юсефом знаем, что наш путь переплетён судьбой, и что мы можем полностью доверять друг другу. Бабушка подходит к нам и гладит меня по голове с любовью и сдержанным восторгом. Её глаза светятся от счастья и гордости. Безумно приятно это видеть, ведь никто раньше так на меня не смотрел.
— Пусть ваши кольца будут символом вечной любви и верности. Искренне желаю вам прекрасных мгновений, счастья и благополучия на этом пути, который вам предстоит пройти вместе, дети мои, — говорит она, смотря на нас с Юсефом.
Единственный человек, которого мне сейчас не хватает, это Мирай… Но я чувствую, что она где-то рядом. Возможно, смотрит на меня с небес или из глубин моего сердца.
После этой небольшой церемонии мы кушаем торт, запивая его иранским чаем. Бабушка с дядей Акифом нашли много общего, поэтому разговаривают без остановки. Тётя Берен всеми силами пытается узнать Юсефа поближе, поэтому задаёт ему кучу вопросов, на которые он подробно отвечает. Видно, что его не напрягает, а наоборот, ему это даже нравится. Эрай с Эмель стоят возле окна и о чём-то говорят. По тому, как Эмель играет со своими волосами, а Эрай смущается, и улыбка не сходит с их лиц, можно понять, что эти двое друг другу очень даже понравились. Интересно будет наблюдать за развитием этих отношений. Как поймаю Эмель в одиночку, спрошу у неё.
Я не вижу Зейна, и это меня немного напрягает. Надеюсь, что он не ушёл. Немного пройдясь по дому, нахожу его на балконе, сидящим в одиночку.
— Зейн? — тихо зову его я.
Он оглядывается на меня, затем снова уводит свой взгляд на ночной Босфор. Я подхожу к нему и сажусь рядом.
— Такой красивый вид, не могу оторваться, — говорит он немного подавленным голосом.
— Зейн, ты в порядке? — тревожно спрашиваю я, положив руку ему на плечо.
— Ария, прошу, — опустив голову, отвечает он.
Он даже не смотрит на меня. Таким я его никогда не видела.
— Посмотри на меня.
Я пытаюсь развернуть его к себе, чтобы он посмотрел на меня, но он сопротивляется.
— Зейн, чёрт возьми, посмотри на меня! Что происходит?!
Моё терпение на исходе, поэтому это прозвучало громче и немного грубо. Однако, он наконец-то обернулся на меня.
— Ария, не сейчас, — вздыхает он.
Его взгляд очень грустный, глаза немного наполнены слезами. Это меня настораживает, потому что проблема, кажется, намного серьёзнее. Может, что-то случилось? Или это всё-таки из-за нашей с Юсефом помолвки? Очень надеюсь, что нет…
— Хорошо, но скажи, что-то случилось? Семейное? Или с Айшей и Лео что-то?
— С ними всё в порядке, вообще всё в порядке. Просто не обращай внимания.
— Зейн, ты один из самых близких мне людей. Я не могу не обращать внимания. Ты же знаешь.
— Знаю, прости. Я не хочу портить тебе этот день. Так что давай поговорим завтра? Или ещё позже, я пробуду тут ещё неделю. Но перед тем, как поговорить, открой мой подарок, хорошо? После мы поговорим, если только ты сама захочешь.
— Хорошо. Договорились.
— Хорошо. Не обижайся, но я могу уйти?
— Если ты этого хочешь, то, конечно. Пойдём, попрощаешься со всеми.
Мы встаём, чтобы пойти в гостиную, а Юсеф подходит к нам.
— Что вы здесь делаете? Мы вас потеряли, — говорит он немного напряжённым голосом, но продолжает улыбаться.
— Захотелось немного посмотреть на ночной Босфор, — отвечаю я.
— Да, очень