Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Со стороны церкви донесся колокольный звон – пробило одиннадцать часов. Настоятель хлопнул себя по лбу.
– Болван! Разгуливаю тут, а меня ведь ждут собратья… Мне давно пора в ризницу, подготовиться к литургии. – Он снова попытался улыбнуться. – До тех пор пока я глава этого монастыря, все должно идти своим чередом. Пусть потом не говорят, что я был плохим настоятелем.
– А что же с облатками и дароносицей? – спросила Магдалена. – Если они не отыщутся до праздника…
– Реликвии отыщутся, – перебил ее настоятель. – Если уж не эти, так другие облатки и другая дароносица. Ведь благодаря одной лишь вере все эти вещи становятся святыми, верно? Вера, надежда, любовь – вот те христианские добродетели, которых нам всем следует держаться.
– Хотите сказать, праздник состоится послезавтра, что бы ни случилось?
Брат Маурус взглянул на нее с удивлением.
– Разумеется. Он каждый год проходит, и мы не можем разочаровать всех этих верующих. – Он вздохнул. – Хотя в этот раз службу вести буду, наверное, не я. Судья Вайльхайма ясно дал понять, что будет желательно, если впредь некоторые из обязанностей по монастырю перейдут к брату Иеремии. – Настоятель пожал плечами и развернулся. – Хотя это для меня же лучше. До тех пор пока не прояснится судьба моего брата, я все равно немного не при делах.
Он потянул другой скрытый рычаг в стене, и фигуры со скрипом остановились. Музыка тоже резко смолкла.
– Боюсь, вам придется выйти со мной. – Брат Маурус зашагал к выходу и поманил за собой Магдалену с детьми. – Лучше не отставайте; сад хоть и маленький, но запутанный, как лабиринт.
Они двинулись мимо заросших перегородок и залитых солнцем стен, пока не вышли наконец к калитке.
– Рад был познакомиться с вами, Магдалена, – проговорил настоятель, при этом в мыслях витал уже где-то далеко отсюда. – Быть может, в следующий раз нам удастся побеседовать подольше. И не об этих скверных событиях, а только о травах и лекарствах.
Магдалена сдержанно поклонилась.
– Как знать, может, и брат ваш будет уже с нами?
Настоятель улыбнулся, но взгляд его оставался пустым.
– Как знать? Буду молиться об этом.
Он вынул увесистый ключ и запер калитку, затем молча развернулся и зашагал через цветущую лужайку к монастырю.
Магдалена долго смотрела ему вслед, пока сгорбленная его фигура не скрылась в тени колокольни.
12
Пятница 18 июня 1666 года от Рождества Христова, полдень, в Андексе
Ряса ужасно кололась, в ней чесалось все тело, и она провоняла по́том по меньшей мере десятка жирных монахов. И все-таки, приближаясь к монастырю, палач надвинул капюшон на лицо. Он переоделся в доме у живодера и сразу же отправился обратно к Святой горе. Многочисленные паломники, населявшие теперь Эрлинг и окрестности, охотно его пропускали, и лишь некоторые из них задавались вопросом, почему этот странный францисканец бранится так не по-христиански.
Куизль не знал пока, откуда ему начать поиски. Но время поджимало. В Вайльхайме, наверное, уже сегодня начнут допрос. А раз так, то и до костра недолго. Если в ближайшее время не отыскать каких-нибудь следов, которые привели бы к настоящему колдуну, безвинный Непомук умрет страшной, крайне болезненной смертью.
В монастыре готовились к очередной мессе: теперь, за пару дней до праздника, службы проводили по шесть раз за день. К обставленному подмостками порталу церкви уже стекались первые богомольцы.
Куизль с сомнением взглянул на недоделанную крышу и новые стропила колокольни. Если судить по нынешнему, то к празднику с ремонтом явно не успевали. Тем более что строителей одного за другим скашивала эта загадочная лихорадка. Куизль слышал, что рабочих то и дело переправляли со стройки в лазарет.
В церковь вошла группа бенедиктинцев. Палач хотел уже последовать за ними, но понял вдруг, что у него появилась неплохая возможность осмотреть кельи монахов. Быть может, в спальных комнатах или других помещениях монастыря найдется что-нибудь занимательное.
Куизль молитвенно опустил голову и шагнул во двор монастыря, а оттуда – прямиком в восточное крыло трехэтажного строения. Он понятия не имел, где находились монашеские кельи, но, к счастью, почти все внутренние помещения во время мессы пустовали. Лишь престарелый монах подметал, сгорбившись, трапезную, где братья трижды в день принимали пищу. Старик не заметил палача, и тот двинулся дальше по коридорам, монотонно бормоча латинские молитвы.
– Dominus pascit me nihil mihi deerit, in pascius herbarum adclinavit me…
В открытую дверь доносились звуки органа и пение верующих, но по мере того как палач отдалялся от церкви, звуки становились заметно тише.
Монастырь представлял собой массивный прямо-угольник с внутренним двором, Куизль видел его размытые очертания сквозь высокие окна. Палач решил сначала осмотреть первый этаж и потом постепенно подниматься выше – до тех пор, пока что-нибудь не найдет или его самого не поймают. Несмотря на одеяние и молитвы, Куизль не строил иллюзий: если монахи застанут его в одной из келий, потребуются очень убедительные отговорки, чтобы его отпустили.
Между тем Куизль уже наполовину обошел первый этаж, а комнат, где мог бы разузнать что-нибудь, так и не увидел. Он миновал Museum Fratrum,[15] украшенную лепниной комнату с ангелочками на потолке и мягкими кушетками в нишах, где простые монахи могли помолиться и поразмышлять; затем следовала кухня и небольшая библиотека, содержавшая лишь скудное собрание церковных записей.
Когда Куизль готов уже был сдаться и подняться на второй этаж, впереди вдруг показался следующий коридор с небольшими дверцами через равные промежутки. В отличие от роскоши предыдущих комнат здесь царила непривычная простота.
Куизль толкнул первую из дверей: к счастью, она оказалась незапертой. Беглого взгляда хватило, чтобы понять, что чутье его не обмануло и он действительно попал в монашескую келью.
В сводчатой, скудно обставленной комнатушке не было ничего, кроме кровати, сундука и скамейки под грубо сколоченным столом. На столе рядом с оплавленным свечным огарком лежали несколько пергаментных листов. Куизль склонился над документами: в них значились расходы монастыря и были перечислены цены на деревянные балки, гвозди, черепицу. Упоминалась также и повозка камней.
Палач ухмыльнулся. Речь, скорее всего, шла о счетах со строительной площадки. А денежными делами в монастыре обычно ведал келарь. Вскоре Куизль нашел и его подпись на документах.
Ну, здравствуй, брат Экхарт! Ты же не против, если я тут осмотрюсь немного?
Палач еще раз бегло просмотрел бумаги, но, кроме счетов и отчетов, ничего больше не нашел. Потом он занялся сундуком: крышка, к великой его радости, была не заперта. Правда, содержимое его оказалось малоинтересным: сменная ряса, запачканная Библия и плеть, к металлическим подвескам на шелковых шнурах присохла кровь. Палач с отвращением повертел плетку в руках; в Шонгау он подобным орудием гнал из города всевозможных висельников, повторно пойманных, и представить, что кто-то добровольно подвергал себя этой болезненной процедуре, Куизль мог с трудом. Это какие же фантазии посещали жирного келаря, что приходилось искоренять их поркой? Хотя палач слышал, что некоторым подобные истязания доставляли удовольствие. Правда, у себя в камере пыток он таких пока не встречал.
Куизль разочарованно вернул плеть на место, осторожно затворил сундук, вышел в коридор и шагнул к двери в соседнюю келью.
Она тоже оказалась незапертой. Палач вошел внутрь, прикрыл за собой дверь, чтобы не смущать случайных прохожих, и с любопытством огляделся. Убогая комната оказалась обставлена в точности как предыдущая. Правда, на столе, кроме свечи, пера и чернильницы, ничего не было.
Правда, сундук в этот раз оказался запертым. Куизль с невозмутимым видом полез в карман под вонючей рясой. Он предвидел подобные препятствия и потому выпросил у Михаэля Греца несколько железных прутков.
Сомкнув губы, палач принялся ковырять в замочной скважине, пока не раздался тихий щелчок. Весь процесс занял не более двух минут. Куизль с улыбкой поднял крышку и вынул из сундука очередную рясу. На него повеяло легким, едва уловимым ароматом розового масла.
Под рясой лежала тонкая книжечка под авторством некоего Овидия. Размашистые строфы поучали, согласно заглавию, не иначе как Ars amatoria, искусству любви. Куизль ничего не слышал ни об авторе, ни о его творении, но, пролистав латинские строки, сразу понял, что это стихи эротического содержания. Палач хорошенько обнюхал и рясу, и книгу, но запаха духов, который он учуял до этого, они не источали. Тогда Куизль, точно пес, сунулся в сундук и потянул носом. Запах совершенно точно шел оттуда, он словно впитался в древесину. Или же…
Палач вдруг насторожился. Он взглянул на сундук снаружи, потом снова заглянул внутрь. Вне всякого сомнения, сундук был не таким глубоким, каким казался со стороны. Куизль вставил один из железных прутков в щель между днищем и задней стенкой, и деревянное основание с легкостью отошло. В тайнике лежали письма, связанные по дюжине шелковыми лентами. Они-то и источали интенсивный аромат роз.
- Дочь палача и дьявол из Бамберга - Оливер Пётч - Исторический детектив
- Три розы - Юрий Бурносов - Исторический детектив
- Банк хранящий смерть - Дэвид Дикинсон - Исторический детектив
- Саван алой розы - Анастасия Александровна Логинова - Исторические любовные романы / Исторический детектив / Периодические издания
- Тайна портрета герцогини Розы - Кирьян - Исторические любовные романы / Исторический детектив / Ужасы и Мистика