Читать интересную книгу Русские кругосветные мореплаватели - Николай Нозиков

За время пребывания в Юалане некоторые сенявинцы пытались научиться туземному языку, но безрезультатно. Один только Литке мог довольно свободно объясняться на нем.

22 декабря, пользуясь попутным ветром, шлюп вышел под всем» парусами из бухты Ла-Кокиль в море.

10. ОТКРЫТИЕ ОСТРОВОВ СЕНЯВИНА. НА ОСТРОВАХ МАРТЛОКА

Покинув остров Юалан 22 декабря 1827 г., «Сенявин» направился к югу — Литке хотел произвести магнитные наблюдения и определить положение магнитного экватора на меридиане острова Юалан. На другой день шлюп пересёк магнитный экватор и продолжал еще некоторое время итти на юг, производя наблюдения-

2 января шлюп находился в районе пересечения путей известных мореплавателей капитанов Томсона, Ибаргойца, Дюперре и других. Здесь, казалось, не могло бы быть места даже самому маленькому островку, не замеченному ими, не означенному на карте и не описанному в лоции. И все-таки утром 3 января сенявинцы по направлению курса шлюпа увидели нигде не обозначенный остров с высокими горами. Сначала не хотели верить своим глазам: невероятным казалось такое интересное открытие в этом месте. Предполагали даже, что это мираж, но, пройдя некоторое время, убедились, что перед ними действительно остров с коралловым рифом в полумиле от него.

Приблизившись к рифу, «Сенявин» лег в дрейф, чтобы лучше осмотреться. На берегу виднелись густые кокосовые рощи и во многих местах дымы. Из-за северной оконечности острова вскоре стали появляться одна за другой лодки под парусами, их набралось до сорока.

В больших лодках находилось по четырнадцать человек» в маленьких — по два. Туземцы издали начади петь, плясать, махать руками. К берегу шлюпа приставали охотно, но на судно, несмотря на приглашение, подняться не хотели, за исключением одного, которого удалось заманить жестяной банкой из-под краски. Когда он вошел на палубу, ему сделали несколько мелких подарков в том числе и так понравившуюся жестянку.

Наружность островитян производила весьма неприятное впечатление: дикие, с выражением недоверчивости лица, глаза, налитые кровью, неугомонная возня — представляли резкую противоположность скромному виду юаланцев.

Проведя около трех часов среди шумной флотилии, шлюп снялся с дрейфа и пошел вдоль южного берега на запад. Постепенно все лодки отстали. Один только островитянин, гость сенявинцев, упорно не желал покинуть шлюпа, несмотря на старания моряков объяснить ему, что он удаляется вместе с судном от своей лодки. Причина этой настойчивости скоро выяснилась: заметив, как Литке стал недалеко от него с секстаном и начал астрономические наблюдения, он сделал прыжок, — схватил секстан и с остервенением» силился его вырвать из рук наблюдателя. «Дерзость его была так. неожиданна, — говорил Литке, — что стоявшие, возле меня матросы не вдруг спохватились мне помочь, и я, изрезав только руки о края инструмента, мог его спасти от дикаря, который, видя неудачу, нырнул в воду и поплыл к своим лодкам».

Проходя вдоль рифа, около трех часов пополудни заметили пролив и бухту, для осмотра и промера которых послали шлюпку под командой лейтенанта Завалишина.

Здесь «Сенявина» опять окружили туземные пироги с дикарями, которые шумели, кричали и плясали. Во многих пирогах лежали связки стрел и мешки с каменьями. Заметив, что моряки обратил», внимание на стрелы и камни, дикари стали тщательно закрывать их рогожами. Несколько пирог подходило к шлюпу; туземцы меняли: на гвозди кораллы, раковины, плоды, рыбу, зонтики. Команда за кухонный нож выменяла себе щенка.

Завалишин возвратился через полтора часа, выполнив лишь» часть заданной работы: он был тесно окружен лодками островитян, которые мешали ему работать, шумели, бросали в его шлюпку кокосовые орехи, палки и ветки деревьев. Перед заходом солнца все; островитяне возвратились домой.

Утром шлюп приблизился почти вплотную к рифу и пошел вдоль него в самом близком расстоянии. Несколько дикарей стояли наг рифе и лаяли по-собачьи, когда шлюп проходил мимо них в одном месте были замечены проливчики и небольшая лагуна. Литке послал шлюпку, под командой Нозикова, осмотреть пролив и произвести промер.

Шлюпка, производившая промер, возвратилась на «Сенявин». В осмотренных проливе и лагуне оказались очень малые глубины и не нашлось хорошего якорного места. Обойдя вокруг острова, шлюп снова подошел к проливу и лагуне, которые были частично» осмотрены Завалишиным. Здесь «Сенявин» снова лег в дрейф, и тот же офицер был отправлен для довершения своего исследования. Ему было приказано поднять на шлюпке флаг, если туземцы, проявят враждебность.

Через некоторое время со шлюпа увидели условленный знак, «Сенявин» немедленно подошел возможно ближе к берегу и сделал выстрел из пушки. Вскоре Завалишин возвратился на судно и сообщил следующее: «Для осмотра прохода между рифами и отыскания якорного места в лагуне я отправился на гичке. Я нашел две бухты, соединенные проходом в 100 м шириной, во внешней глубина от 40 до 50 м, а во внутренней — от 30 до 45 м. Когда я отвалил от борта «Сенявина», около меня не было ни одной туземной лодки. Во внешней бухте меня нагнали все пироги, державшиеся около шлюпа, а во внутренней — к ним присоединилось такое же число с берега, так что я насчитал около себя до» сорока лодок, в которых было не менее двухсот островитян. Сначала они только плясали, шумели, предлагали моим гребцам свежие плоды и прочее и, хотя стесняли и мешали работать, но не «обнаруживали враждебных намерений. Но дерзость и докучливость их постепенно возрастали. Наконец, они нарочно стали заезжать под нос гички и, хватаясь за нее руками, покушались снять уключины и румпель. Один дикарь вынул было связку со стрелами а собирался в нас стрелять, но на него так громко закричали с других лодок, что он их опять поспешно спрятал.

Когда мы, не имея возможности работать, пошли вон из бухты, то дикари стали теснить нас еще более, так что гичка с большим усилием могла двигаться вперед. Тот же самый дикарь, который хотел в нас стрелять, находясь теперь за кормой гички, выхватил дротик и замахнулся на меня. К счастью, я в это время оглянулся и успел, увидя опасность, выстрелить поверх его головы из пистолета. Выстрел ошеломил дикарей: они все примолкли, присели в лодках и оставались в таком положении несколько минут. Мы же, пользуясь их замешательством, вышли на свободу, подняли флаг для извещения шлюпа о нашем затруднении. Опомнясь от страха, дикари погнались за нами, трубя в раковины, но уже было поздно, так как мы их настолько опередили, что через четверть часа благополучно прибыли на корабль».

Дикари пытались было гнаться за уходившим от них «Сенявиным», но поднявший паруса шлюп быстро оставил их далеко позади, хотя звуки рогов — знаки войны на островах этой части Великого океана — слышались еще долго. Некоторое время «Сенявин» шел, производя наблюдения параллельно берегу острова, затем повернул на север. Недалеко от острова были открыты еще небольшие группы низменных островов. Некоторые из них на рифе, тянущемся от большого острова миль на шесть к северу, были почти вровень с водой, и растущие на них деревья казались выходящими из воды.

Ночью с 3 на 4 января 1828 г. шлюп лавировал против весьма сильного порывистого ветра. Утром он вернулся к большому острову, подошел к его северной оконечности, и здесь на наружных камнях рифа моряки увидели много дикарей, вооруженных длинными копьями. Лодок около них было мало.

Против северо-западной оконечности острова, с высоким совершенно отвесным базальтовым утесом, моряки заметили большой проход в рифе и за ним удобную якорную стоянку. Здесь Литке решил еще раз попытаться найти подходящую гавань.

Для большей безопасности и ускорения производства промера дослали две шлюпки с лучшими гребцами, лотовыми и штурманами.

Сенявинцы спокойно подошли к проходу в рифе и измерили его ширину. Но едва они миновали узкий проход и собрались работать в открывшейся обширной и безопасной бухте, как островитяне, молча наблюдавшие до того, с криком спустили на воду свои пироги, спрятанные за камнями, и в один миг окружили и стеснили сенявинские шлюпки. Дикари хватались за борта, закидывали веревки на руль, уключины и весла. Холостые выстрелы из пистолета не производили теперь на них никакого действия. За каждым выстрелом следовал крик, и дерзость островитян возрастала. С неимоверным трудом шлюпкам все же удалось вырваться на свободу, и они возвратились на судно, не отыскав якорного места.

По этому поводу Литке пишет: «Конечно, мы могли бы держать дикарей в почтительном от нас расстоянии. Для сего оставалось одно средство — дать им почувствовать силу нашего огнестрельного оружия. Но средство сие почитал я слишком жестоким и готов был лучше отказаться от удовольствия ступить на открытую нами землю, нежели купить это удовольствие ценой крови не только жителей ее, но по всей вероятности и своих людей. И потому бухту сию, в ознаменование неудачи нашей и негостеприимного нрава хозяев, мы назвали портом Дурного приема и продолжали опись западного берега острова…»