— А я не могу заснуть. Просто не могу… — Внезапно он ясно понял всю бесплодность и пошлость своей затеи. Нестерпимо было даже представить, как он вламывается к ней в спальню, дабы безо всяких вступлений предаться беззвучной (чтобы не разбудить Лору) страсти. — Я только хотел тебя увидеть. В последний раз, пока мы еще не стали родственниками. Как все глупо… Я же понимаю — я не должен… Я понимаю…
Оставив дверь приоткрытой, Сандра смутной тенью проскользнула мимо Курта, обогнула стол и уселась в кресло в углу. Раздался тихий щелчок — рядом с ней вспыхнула неяркая настенная лампа, в бледном свете которой Сандра вновь приобрела земные очертания. Курт опустился на диван напротив.
— Зря я приехал на целых четыре дня. Зря я каждый вечер говорил с тобой. И уж тем более не стоило нам танцевать. Ты три раза произнесла: «Не позволяй мне увлекаться». Я бы мог повторить эту фразу. Только уже поздно, — ты позволила мне увлечься. Ты ведь тоже, тоже… Я не слепой…
Сандра молчала, перебирая бахрому на шали. Он перевел дыхание и продолжил:
— Я постараюсь забыть. Постараюсь. Потому что это цинично: переметнуться от сестры к сестре, тем более в той вполне определенной ситуации, в которой все мы находимся. Какой-то скабрезный водевиль… Я не должен. Мы с Лорой уже все оговорили, оповестили знакомых…
Издав тоскливое мычание, он запустил пальцы в волосы и уставился на собственные босые ноги. Несколько минут прошло в траурном безмолвии. Наконец он поднял голову.
— Можно я напоследок задам тебе один вопрос?
Она кивнула.
— Ты вчера сказала, что любовь может быть опустошающей, бесплодной… Ты так сильно любила своего мужа?
— Нет… Это случилось много позже. — Сандра положила ногу на ногу, и поплотнее укуталась в шаль. — Глупая история. Я потеряла голову от немолодого актера, который даже не знал о моем существовании. Когда девочки влюбляются в рок-певцов или кинозвезд, это можно понять. Но мне было двадцать семь. И я совершенно обезумела. Почти каждую неделю я ездила в Грейвенхерст, где он играл в местном драматическом театре, покупала билет всегда на одно и то же место и смотрела — только на него… А мои знакомые так радовались за меня: они не сомневались, что я езжу к любовнику. В общем, так оно и было… Я собирала статьи о нем, его фотографии, купила диски с двумя фильмами, где он мелькнул во второстепенных ролях. Я говорила с ним, изучила по снимкам каждую черточку его лица… Я ни на что не надеялась и ничего не ждала. Я хотела только, как можно дольше оставаться во власти этой бесперспективной любви…
Курт метнул на нее быстрый взгляд и снова ухватился за собственные волосы.
— А играет он потрясающе. Для него публика — глина, из которой он лепит что хочет. Может сколько угодно держать паузу, произносить монологи спиной к зрителям, доводить их до коллективной истерии. Он завораживает зал своим голосом, кошачьей пластикой… Многие женщины, выходя из театра после спектаклей с его участием, мечтали только об одном: поскорее заняться сексом. И лучше бы с ним. Да, он и провоцирует, и гипнотизирует… Думаю, если бы он зарезал десяток старушек, присяжные его оправдали бы. Это один из тех гениев сцены, которые не променяют роль Гамлета в провинциальном театре на кинороль какого-нибудь двухголового киборга, сулящую и раскрутку, и капитал… Но при всем том я почти не знаю, каков он вне актерства. Строго говоря, я даже не знаю, что являлось объектом моей любви — конкретный человек или некий абстрактный образ, сотканный из сыгранных им ролей… А однажды моя приятельница-журналистка предложила провести меня за кулисы и познакомить с ним. Вначале я пришла в экстаз, я представляла себе дивные картины одна фантастичнее другой, а в назначенный день… просто не поехала в театр.
— Почему?
— Потому что сказке правдоподобность ни к чему. Я побоялась, что разрушится иллюзия, рассыплется в прах чудесный замок, который я так долго выстраивала в своем сознании… Я ведь возвела его в ранг полубога, — а если бы он оказался ординарным и недалеким? Тщеславным и безмозглым? А даже если нет, что бы я ему сказала? «Я в восторге от вашего таланта»? А что бы он ответил? «Спасибо, я польщен»? Или я должна была броситься ему на шею и простонать нечто восторженно-страстное? Он бы попросил убрать с его глаз эту экзальтированную дуру, и не подпускать ее больше. Он женат двадцать три года, он католик, и он опасается безумных поклонниц. А я действительно его любила целых пять долгих лет — не сказав ему ни слова, ни разу не приблизившись… Откуда только я черпала душевные силы для поддержания этого негреющего пламени? Но все прошло. Теперь я могу сказать это точно.
Курт поднялся с дивана, подошел к ней и сел рядом на пол.
— Ты можешь любить исключительно полубогов?
— О нет, вовсе нет…
— Сандра, ответь, ты действительно позволила мне увлечься, потому что тоже…
Протянув руку, она легким движением провела по его волосам.
— Моя сестра всегда придерживалась свободных и независимых взглядов. Я, куда более, старомодна. Отвечу честно: я тоже. Но тебе, лучше поскорее уехать, Курт.
— А можно мне тебя поцеловать? На прощание?
— Нет. Боюсь, тогда мы точно не удержимся. — Сандра несколько раз беззвучно шевельнула губами, словно стремясь и не решаясь что-то сказать. Наконец она собралась с силами. — Я люблю сестру, я желаю ей счастья, и я не буду перебегать ей дорогу. Только… Прости за откровенность, но мне не кажется, что вы с Лорой созданы друг для друга. Тем не менее, я и тебе желаю счастья.
Он приблизил лицо к ее матовому колену — и будоражащему, и бесстрастному, словно луна.
— Что мне делать, Санни? Как ты скажешь, так я и поступлю.
— Ничего. Возвращайся домой. Через пару недель или месяц буря уляжется. Это… нечаянная буря.
Поднявшись к себе, он сел на край кровати и закрыл лицо руками. Ночную тишину, нарушало лишь мерное дыхание спящей Лоры.
Курт не стал добровольно длить эту пытку: утром он объяснил Лоре, что должен уехать сразу же после завтрака, — его ждет слишком много дел, ему могут позвонить студенты, работы которых он не успел прочитать. Лора отнеслась к проблемам Курта с пониманием и не стала возражать. Когда он уже собрался и присел на кровать, чтобы застегнуть «молнию» на сумке, она вдруг прижалась к его спине, обхватила руками и ласково поцеловала в мочку уха.
— Какой ты патлатый — словно пират… Курт… Я еще не вполне оправилась, поэтому в эту пятницу я, наверное, не приеду… Подождем недельку? Ничего?
Не оборачиваясь, он с отчаянием глядел на полузастегнутую сумку, приблизительно зная, как ответит сейчас, но, совершенно не представляя, что скажет ей в следующую пятницу.