— Классная вещь. — Курт кивком указал на курящийся агрегат. — Говорят, они очень качественно увлажняют воздух.
— Не знаю. Нервы, во всяком случае, действительно успокаивает. Я сама никогда не раскошелилась бы на такую штуку, мне коллеги подарили ее на юбилей… — Запнувшись на последних словах, Сандра смешалась, но Курт тактично не обратил на них внимания.
— Послушай, Сандра… Сегодня вечером здесь вышла не очень красивая сцена. По-моему, Лора о ней сожалеет.
— Конечно, сожалеет. Она с детства такая: вспыльчивая, но отходчивая. Сначала наговорит гадостей, а потом ластится и косвенно выпрашивает прощения. Я на ее выходки уже лет двадцать смотрю сквозь пальцы. Только контролировать выражение своего лица мне не очень легко.
Она склонилась над клубящимся туманом пониже, и ее роскошные золотые волосы трепещуще засветились, словно паутинка на новогодней елке. Он сглотнул.
— Я хотел сказать раньше, но не успел. Ты восхитительно играешь. А эта музыка… Она вроде бы печальная, но светлая. Как будто старый лес, весна и ручеек по камешкам бежит… — Курт встретился с ней глазами и смущенно засмеялся. — Наверное, даже малыши у тебя на уроках рассуждают менее примитивно, нежели я?
— Да нет, ты точно уловил суть. Старый лес, юный ручеек… Знаешь, Курт, страшно подумать, но ведь мы с тобой старше многих… Тех, про кого Лора знать не хочет. Шуберт умер в тридцать один, Моцарт, в тридцать пять, Шопен протянул чуть дольше — до тридцати девяти… А свою знаменитую песню «Лесной царь» Шуберт написал в восемнадцать лет. А Бах? Нам воображение всегда рисует образ румяного старика в парике, знакомого по портретам, а ведь многие свои произведения он создал до тридцати! Бетховен написал Лунную сонату в тридцать один год! А какие ей даны характеристики: монолог без слов, ткань без швов, мысль, жалобы которой движутся в ограниченном круге… Эти люди словно чувствовали, что им немного отпущено, они не теряли времени даром. Бог мой, сколько же всего они успели… А нам, ничего толком не сделавшим их инфантильным ровесникам, кажется, что настоящая «взрослая» жизнь еще впереди. Они так не думали… Прости, Курт, я опять увлеклась! Клянусь, больше не буду.
— Пожалуйста, увлекайся почаще! Ты просто гипнотизируешь своими монологами.
— Да? — Сандра кокетливо улыбнулась и похлопала ресницами. При каждом их неторопливом взмахе сердце у Курта пыталось спрыгнуть со своего обычного места, но ударялось об ребра и вынужденно возвращалось обратно. — Хорошо, буду гипнотизировать тебя дальше. Хочешь свежий кекс с вишней? Тогда пойдем на кухню. Фонтан возьмем с собой, он благотворно влияет на мою психику.
— И все же ты не права, — заявил Курт уже на кухне, приняв у Сандры герметичную упаковку с кексами, и приступив к вскрытию фольги. — Разве мы в своем возрасте еще ничего не сделали? Я уже кое-чего добился, книгу написал… Но в научном мире признание приходит много позже. А ты? Ты учишь детей, делаешь их лучше и чище, потому что будишь в их душах любовь к прекрасному… О, дьявол!
— Что такое?
— Палец порезал. Чертова упаковка. Прочная! Похоже, ее делали из материалов стратегического назначения…
— Просто кто-то невидимый решил тебя остановить, сочтя, что в твоих словах о детских душах слишком много пафоса, — язвительно заметила Сандра. — Меньше патетики, Курт, и руки будут целы… Ну, зачем ты суешь палец в рот? Это негигиенично. Подожди, я достану йод.
— Слушай, я знаю, что каждая женщина — потенциальная сестра милосердия, но не надо мазать меня йодом, он жжет!
— Ты же химик! Ты ведь постоянно имеешь дело с опасными реактивами.
— Во-первых, не постоянно, во-вторых, я не поливаю ими собственные руки!
— Придется потерпеть!
Совершив экзекуцию, Сандра поморщилась от изданного вопля, затем медленно поднесла его руку к губам и принялась дуть на щедро залитый йодом палец. Курт моментально стих. Если бы обстоятельства сложились по-иному, разве он сидел бы сейчас, как чурбан? Больше всего ему хотелось притянуть Сандру к себе и поцеловать так, чтобы она затрепетала в его руках, как выброшенная из воды золотая рыбка. Об остальном, он старался не думать. Ну почему он не может этого сделать? Почему он находится в плену данных обязательств и не может вырваться из круга, в который сам себя замкнул? Потому что он «порядочный человек»? Это, конечно, лестная, самохарактеристика, но малоутешительная. Курт опустил глаза, придвинул поближе пузатую чашку в синий горошек и откусил кусок кекса.
— А ты составишь мне компанию? Хоть это тебе можно употреблять в пищу?
— Да, он диетический. — Сандра села напротив и принялась вытряхивать еще один кекс себе на тарелку. — Честно говоря, хуже всего мне становится не от еды, а от нервных переживаний или откровенного страха.
— Еще бы! Тревога и настороженность — наши главные враги. Состояние беспокойства приводит к повышению в крови уровня адреналина и кортизона, от этого повреждаются стенки сосудов, образуются тромбы… О сердечных приступах я уж не говорю. А полезнее всего быть влюбленным.
— Да ну?
— Точнее не бывает. Однако знаешь, что интересно? У мужчин ведь уровень тестостерона намного выше, чем у женщин. Но у влюбленной женщины уровень тестостерона в крови повышается — и это естественно, тогда как у влюбленного мужчины падает. Парадокс. Но не значит ли это, что сама природа стремится к гармонии?
— И что же получается? Влюбленная женщина становится немножко мужчиной, а влюбленный мужчина немножко женщиной?
— В общем, да. Хотя сколько бы мы ни сближались, мы все равно останемся настолько разными биологическими существами… Никогда мы не постигнем друг друга. Например, влюбляемся, мы похоже, а вот уходит от нас любовь по-разному. Женщина просыпается однажды утром и неожиданно понимает, что разлюбила окончательно и бесповоротно. И почему она боготворила этого субъекта раньше, ей уже непонятно. А любовь мужчины умирает постепенно. Каждое совместное пребывание в постели влечет за собой исчезновение крохотной частицы его любви. Она становится все меньше, меньше и наконец, сходит на нет. Хорошо, если взамен остаются теплые отношения…
Сандра со звоном поставила чашку на блюдце.
— Ты сейчас сказал ужасную вещь. Значит, любовь всегда, по определению, должна умереть? По-другому и быть не может?!
Курт смутился:
— Ну, я не знаю… Почему-то по-настоящему большие взаимные чувства всегда посещают не нас, а кого-то другого… В нашей лаборатории однажды вечером собралась милая компания факультетских трепачей. Мы обсуждали, можем ли четко назвать самый лучший момент в своей жизни. Один вспомнил день получения диплома, другой — рождение ребенка, а Дорис, жена моего шефа Алана, сказала, что лучшее в ее жизни — секс с мужем. Ее слова, конечно, вызвали всеобщий шок. Но ведь, черт возьми, у них действительно такая любовь… Я бы сказал, рьяная. Возможно, она и не умрет.