Володя терял сознание и какие-то отрезки пути не помнил. Не помнил и того, как оказался на дне грузовика. Потом долго лежал в нём, как ему казалось, совсем один, и даже начал замерзать. Опять очень сильно гудела голова, и добавилась боль в голове и руке… Стал чувствоваться заплывший синяком глаз. Очень замёрзли руки. Но когда попытался согнуть руку и подтянуть к себе, чтобы согреть дыханием, опять потерял сознание.
Очнулся в очередной раз, когда машина поехала по серпантину вокруг дворца. В сознание привела его боль. Кто-то, лежащий рядом, от движения и тряски машины наваливался на него всем телом и давил на его онемевшую и замёрзшую руку. Пытаясь как-то отстраниться от такого неудобства, Володя простонал: «Не наваливайся, больно…» Он успел только понять, что в кузове вместе с ним есть ещё тела, и опять потерял сознание.
В санчасти посольства горел яркий свет и невыносимо слепил глаза. Телу стало тепло, но боль теперь разлилась везде. Было непонятно, что больше беспокоило: голова, руки, грудь или ноги. Болело всё. В голове было ощущение, что она вот-вот лопнет где-то в районе глаз. Ужасно хотелось пить, но пошевельнуть языком и попросить воды не смог.
Он, изредка приходя в сознание, только слышал: «Множественное осколочное ранение в голову, перелом челюсти от пулевого ранения, осколками повреждён глаз… Пулевое ранение в руку… пуля вышла навылет спереди… Осколочные ранения в области шеи, затылка и руки… Готовьте к срочной операции…» А потом безразлично наблюдал, как врачи срезали с него ножницами одежду до тех пор, пока он не остался абсолютно голым. И в этот момент ему стало абсолютно неважно, кто раздевал его, были это женщины или мужчины, и опять непонятная, ненужная мысль сверлила голову вместо чего-то важного и значимого: «Куда они денут мои итальянские спецназовские ботинки? Нет! Надо думать о чём-то другом… А всё-таки, как закончилась операция? Мы выполнили задачу?» Глаза сомкнулись, и сознание теперь отключилось надолго…
Очнулся в очередной раз уже только поздно утром, когда машина везла его куда-то далеко и долго. В воздухе летали самолёты, и было порой невыносимо шумно от рёва их двигателей. «Что это? Мы на аэродроме?» – с трудом спросил он находившегося рядом человека.
– Нет, в городе… А едем действительно на аэродром. Всех вас в Ташкент отправляют. А самолёты? Это так… над городом летают. Наши…
Окончательно пришёл в себя от наркоза и ран только к вечеру в палате ташкентского госпиталя. Огромная белая комната с пустыми койками вдоль стен, с острым запахом хлорки от множества раз перемытых полов, навевала печаль одиночества и тоску от непонимания происходящего вокруг. Наверное, прошли уже почти сутки после событий… А он так и оставался до сих пор в неведении. Самое обидное, что вокруг – ни одного знакомого лица. Никого из тех, с кем он был раньше. Ещё там, в посольской медсанчасти, когда он ждал своей очереди и периодически мог расслышать сообщения из включённой радиоточки, узнал, что Амин убит, власть в стране перешла к новому руководству во главе с верным марксистом-ленинцем Бабраком Кармалем… Спросить тогда у бегающих, суетящихся вокруг, очень занятых врачей ничего и никак не удавалось. А если он с трудом и разлеплял опухшие, вывернутые от ран губы и что-то спрашивал, ответа не дожидался, закрывая опять глаза и улетая в свои длинные мысли, окутанные в основном каким-то огромным серебристым пространством, со звуком нескончаемого наката волны на берег…
Эта ночь для него оказалась бесконечно длинной и почти, как ему казалось, бессонной. Вокруг опять суетились врачи, медсёстры, взрослые и очень взрослые люди, какие-то гражданские, тоже наскоро одетые в белые халаты, которые еле сходились на их пиджаках. Смотрели, подбадривали, улыбались, с чем-то поздравляли, о чём-то между собою шушукались… А Володя воспринимал это в промежутках, когда открывал глаза с лишь одним желанием – узнать, наконец, есть ли погибшие и кто убит. И опять улетал в свой мир, в котором всё чаще и навязчивее ему виделись испуганные глаза парня часового у шлагбаума и искра, высеченная его пулей об металл афганского автомата, а потом, в тишине, падающие сами собой ветки деревьев фруктового сада… А затем чудился медленный, с ватными ногами бег по саду и невесть откуда взявшиеся сугробы снега, аж по пояс наметённого в низине сада, в котором они, бежавшие вместе с маленьким таджиком, застревали и тонули и никак не могли двигаться дальше. И эта картина крутилась, как карусель, повторяясь снова, снова и снова…
Лишь на следующий день пришли знающие люди и, предварительно выгнав из палаты всех до одного, даже врачей, рассказали:
– Операция прошла успешно. Штурм дворца Тадж-Бек закончился уничтожением Амина. Это означает, что задача выполнена полностью. Одновременно прошли захваты здания генштаба, местного ХАДа (КГБ), телевидения и радио, Царандоя (МВД), освобождены более двух тысяч заключённых из тюрьмы Пули-Чархи. Ваша операция прикрытия, блокирование Третьего батальона, тоже признана успешной. Ваши действия позволили штурмующей группе Тадж-Бек приблизиться к объекту максимально близко… Если бы не заглохнувший первый БТР в основной группе, на серпантине перед дворцом, который заставил все экипажи спешиться и дальше атаковать пешим образом… Водитель мусульманского батальона замешкался и заглох, а завести машину не смог…
– А офицеры группы «А» говорили, – попытался выговорить зашитыми губами, ужасно кривя рот, – давайте мы посадим за руль своего водителя… Нет! Спорили с ними военные. Наши сержанты – опытные и надёжные…
– Да, да! Надёжные, – печально выдохнул рассказчик, – есть погибшие…
Володя напрягся, боясь услышать знакомые имена…
– Бояринов Григорий Иванович…
– Дед! Как же это?
– Его, кстати, везли вместе с вами в одной машине от дворца до посольского медпункта… Правда, тогда не знали, что он уже мёртв…
– Григорий Иванович! Как же это? – повторял Володя и вдруг вспомнил, что тогда в кузове грузовика рядом с ним, с правой стороны, находилось бесчувственное тело, которое при поворотах машины накатывалось на него, придавливая раненую руку, а он, не понимая и не осознавая, почти в бреду просил: «Не наваливайся… Мне больно!» Неужели этот был Бояринов?! Может быть, в тот момент он был ещё жив? Григорий Иванович! Как же это?
– По дороге от дворца к Советскому посольству колонну ваших машин с ранеными встретила колонна десантников, спешившая на помощь ко дворцу из Баграма, и чуть ли не атаковала вас, приняв за убегающих из Тадж-Бека афганцев… Короче, вам повезло второй раз! Попали бы в мясорубку – уже не вылезли бы…
– Ещё в вашей группе погиб Волков из группы «А»…
– Когда я видел его в