Однако возмутительна не отсталость югослава, а его дерзость. Мальборо на столе разглядел, стрелок хренов! А официанту заказать, значит, слабо? Или валюту на разживу копит, чтобы потом пропить? Нет, таких наглых надо учить. Мальчик приперся в ресторан исключительно бухнуть, ага.
Мария подняла затуманенный взор. Неожиданная новость от Иванова повергла ее глубоко в себя, вопроса югослава она не услышала.
Опережая баронессу, я небрежно заявил:
— Ноу смоки.
И махнул рукой, подзывая официанта. Одновременно с ним нарисовался мужчина в сером костюме и со стальными глазами. Ничего не предпринимая, он встал за спиной пижона в трениках. Хорошая позиция — если что, можно стукнуть по башке кулаком. Или по шее, это уже неважно.
— Вот этому господину пачку «Новости» и спички, — распорядился я. — Запишите на мой счет.
А что, «Новость» — нормальные сигареты за восемнадцать копеек. Беленькие, с бумажным фильтром, такие сам Брежнев покуривает. Правда, для Леонида Ильича сигареты «Новость» делают на фабрике «Ява» по отдельной технологии, и набивают отборным табаком из листа верхних побегов вирджинии. Но это уже детали не для широкой аудитории.
Официант повел югослава к буфету. Глядя вслед, я раздумывал: а не придавить ли стрелка испугом? Ну, чтобы наглец не вздумал вернуться. Но не стал этого делать, испытывая некоторое сожаление. Все-таки люди здесь отдыхают и кушают, лишние запахи им ни к чему.
— Эй, полегче на поворотах, — отвлекся Антон от наслаждения антрекотом. — А ежели дружки этого перца набегут, да начнут в мою сторону руками махать? Вон их целый столик сидит. А у меня, между прочим, спина еще побаливает. И нам скоро дистанцию на стадионе бежать. Борьба за честь института важнее твоей борьбы за справедливость!
Вот тут парень прав. Хватит уже скандалить, иногда это череповато фейлом. Неприязнь к наглецу сменилась злым раздражением на самого себя. В разведшколе учат управляться с эмоциями, только кто ж меня туда пустит? А к штатному психологу Зое Острожной обращаться не хочется, тайной для Уварова такой визит не останется.
Вот чего я лезу не в свое дело? Поиски справедливости всегда заканчиваются плохо для любителей этого спорта, а больше всего зла достается любителям делать добрые дела. Это железный закон, и второе уравнение Максвелла верно не только для физики. Как ни крути, но увеличение магнитного поля справедливости порождает вихревое поле зла. Так что проехали, пусть юг живет.
Товарищ Иванов проследил мой взгляд, и покосился удивленно. Видимо, почуял внутренне напряжение и вовне направленную агрессию, у спецов такое умение развивают. Но решил оставить всё как есть. Повинуясь его незаметному жесту, мужчина в сером костюме испарился.
— Не любишь стрелков? — хмыкнул Иванов.
Мне хотелось уточнить, что не люблю нахалов, но отвечать не стал. Антон же вопрос просто проигнорировал — с видом занятого человека он кушал.
Нет, стрелков я понимаю и сам бывал в их шкуре. Просить закурить у товарища — рядовое дело. Даже Леонид Ильич частенько перехватывает сигаретку у охраны. Так бывает, свои часто кончаются. А курит он много, каждые полчаса. Короче, если бы подошел сам Брежнев, стрельнуть сигарету можно. Но вот так, в тапочках, внаглую подкатывать к баронессе — явный перебор.
— Дед, да ну его нафиг, — индифферентно отозвался Антон. — Никто не умер, и сигареты эти не твои.
А в самом деле… Нет, с нервами надо что-то делать. В последнее время меня мало кто понимает, и я сам не особо врубаюсь. Какое мне дело до югослава? Пусть живет, ему воевать еще. Пройдет немного времени, этот парень сильно состариться не успеет, как Югославию начнут рвать на куски. Страна распадется на цепь пылающих островов, где бывшие братья по разуму примутся резать друг друга со страшной силой. Под руководством ООН, естественно. И мир забудет о югославских строителях, славящихся своим мастерством. Быстро, качественно, надежно — кому это надо?
Иванов мысли читать не умел, однако хмуро прищурился:
— Не простой ты парень, Бережной. Ох, не простой…
— А я тебе что говорила? — перебила его баронесса, по-новому взглянув на Антона. — Нет, нечего с ним хороводы крутить, надо все прямо излагать. Тем более, ты теперь его начальник и педагог.
— Чую, наплачусь я с ним…
Закончить мысль Иванов не успел. Из-за колонны вынырнул мужчина в сером костюме и зашептал что-то ему на ухо. Как ужаленный, Иванов подскочил.
— Прости, но меня снова вызывают к телефону.
— Опять Кремль? — ахнула Мария.
— Какой еще Кремль? — удивление Иванов выглядело совершенно неубедительно.
— Ну не Смольный же!
— С чего ты решила?
Конечно, телефонировали оттуда. Только высокий начальник может припомнить важную мысль, недосказанную пять минут назад. Вспомнить, и перезвонить.
Запихивая в карман чужой «Мальборо», Иванов глянул на дирижершу дикими глазами:
— Скажешь тоже, Кремль, Смольный… Просто важный звонок по работе.
А затем умчался.
Глава 25
Глава двадцать пятая, в которой мысли непростые волнуются в отваге
Антон допил какао и сожалением отодвинул стакан. Ничего не поделаешь, всё хорошее когда-нибудь кончается. На что Мария усмехнулась:
— Понравился напиток?
— Грех ругать, отличная вещь.
Баронесса вертела в руках серебряный брикет «Зиппо», потертую и явно редкую зажигалку.
— Я вижу. А вот кофе здесь — так себе, надо было мне брать какао, — она прищурилась. — Знаешь, как в Дортмунде называют такой вот горячий напиток, разбавленный коньяком?
Антон не знал, и она раскрыла тайну:
— Русский шоколад.
Так надо было сразу брать какао! Напиток хороший, здесь парень не кривил душой — советский порошок «Золотой ярлык» делали из натуральных какао-бобов высших сортов. Вот и весь секрет. Помнится, качество марки отмечал еще Владимир Маяковский. «В нашей силе наше право! А в чем сила? В этом какао!».
Что же касается «русского шоколада», то само название выглядит весьма странно. С чего это немцы так решили? Ни какао, ни коньяк никогда не являлись исконно русскими продуктами.
— Русский шоколад? Ну, еще не вечер, — философски заметил Антон.
— Да, ты прав, — кивнула она. — На ужин Влад обещал донской зеленый борщ и жареную донскую селедку. Сказал, мне понравится местный колорит. Вот тогда, после ужина, русский шоколад и попробую.
Упоминание жареной селедки не впечатлило, уже несколько дней мы ели это блюдо. Утром, днем или вечером, неважно. Не от нас зависело — как только рыбак Федор привозил свежак, так Вера бежала на улицу с тазиком. Потом я чистил и жарил рыбу на всю семью, включая кота Лапика и дикого зверя Катану, а Вера в другом тазике готовила овощной салат с зеленым луком. Свежие витамины эта девушка запихивала в себя целыми горами, но с жареной селедкой салаты улетали веселей.
И сейчас Антон вряд ли клюнет на здешнюю рыбу, снабженную редиской и луком. Однако сама мысль показалась ему интересной.
— Дед, — замялся он, — а можно еще чего-нибудь пожевать? Порции здесь какие-то детские.
Рацион показался мне вполне нормальными, только спорить не стал. Парень молодой, организм растущий и, что важно, выздоравливающий. Поэтому сделал предложение, от которого трудно отказаться:
— Не надо себя сдерживать. Умерщвление плоти и прочий аскетизм — не наш семейный стиль.
— В твоих словах слышится горечь, — заметил он. — А это означает обиду за то, что молодой, красивый и умный — это не ты.
— Вот кто здесь не умный, так это ты. Потому что я моложе всех ваших молодых!
— Меня любит Вера, лучшая девушка в мире, — привел он, казалось бы, убедительный аргумент, — а кто любит тебя?
— Вера.
— Погоди, — возмутился парень. — Она же обещала тебя убить?
— Вот! Какие еще нужны доказательства? Равнодушный ко мне человек такое не заявит никогда.
До этой перепалки я взмахнул поднятой рукой, и официант уже стоял рядом.