— И какая опасность угрожает моему ребенку?
— Мне сложно об этом рассказывать, ибо идет следствие и в его интересах не имею права посвящать вас в детали расследования. Однако обязан вас, как близкого родственника, проинформировать, что Паша попал в неприятную историю и его могут убить.
— Вы меня пугаете! — надув губки, нахмурилась Власова. — Я так не хочу!
— Я бы мог ему помочь, Людмила Захаровна! — проникновенно сказал Кравец.
Он сразу же просек, что парикмахерша знает, где находится сын, и, сам того не ожидая, положил ей руку на колено. Климов часто прибегал к таким методам, когда требовалось добыть важные сведения. «Ради дела можно иногда и пожертвовать собой, если ты укладываешь в постель не подозреваемую, а всего лишь источник информации», — любил повторять он.
— Чем помочь? — порозовев всем лицом и даже ушами, глубоко задышала хозяйка.
Оперативник легко скользнул вверх по ее бедру, но Власова неожиданно остановила его руку. Сыщик схватился за бутылку, откинулся на спинку стула.
— Так чем вы можете ему помочь?
— Я готов защитить Павла!
— Как?
— Я отправлю парня в такой санаторий, где ни одна собака его не найдет и туда не проникнет!
— В тюрьму, что ли?
— Ну зачем же? Знаем места!
Он снова сжал ее бедро, и Власова простонала.
— Вы так каждую даму допрашиваете?
— Нет, далеко не каждую!
— А кого?
— Только отдельных личностей! — Он почувствовал, что уже вдохновенно врет по-климовски, и это, как ни странно, оказывало глубокое воздействие на хозяйку.
— Все милиционеры врут, я знаю! — кокетливо заметила Власова.
— Я не милиционер, я из угрозыска, мы из особой породы! Так где Паша-то?
— Он звонил, сказал, что все в порядке, говорил весело, просил не беспокоиться…
— Откуда звонил?
Власова замерла, поняв, что проговорилась. Старлей налил еще коньяка, показывая этим, что не спешит и готов оказать ей любезное внимание.
— Людмила Захаровна, поймите, те, кто Павла туда отправил, люди криминальные, отморозки, ничего святого за душой! Они с ним нянчиться не станут. Оставят записочку: мол, прости, мама, не горюй, решил свести счеты с жизнью — и нет у вас сына! И порешат-то не наши, а тамбовские или казанские, уедут, исчезнут, а потом ищи их! И не найдем ведь! А сейчас еще спасти можно! — говорил оперативник.
— Да что вы пугаете меня, Сергей! Он с девчонкой уехал, сам мне сказал!
— Вы ее видели?
— Кого?
— Девчонку эту?
— Зачем мне на нее смотреть?
— А раньше видели?! — настойчиво допытывался Кравец. — Была у него вообще девчонка-то или нет? Вы же мать, вы такие вещи сразу видеть должны!
Власова не ответила, встав в тупик, ибо ничего такого не замечала и всерьез беспокоилась за сына. Все его одноклассники давно переженились, и не по одному разу, а он, как красна девица, по выходным кис дома у телевизора. Она даже предлагала к врачу сходить, провериться. Сын орал, что у него все в порядке и пусть мать отстанет от него.
— Тебе нравится мужиков менять, вот и меняй, а меня не трогай! — кричал Паша.
— Мне же внуков хочется, дурачок! — ласково отвечала мать.
— Если хочется, завтра из детдома притащу целую ораву, вот и нянькайся с ними! — зло огрызался он.
Сыну шел двадцать седьмой год, и подружка ей сказала: «Не дергайся, мой тоже до тридцати не женился. Теперь все они так, хотят подольше на воле пожить!»
Старлей тотчас заметил задумчивое выражение лица парикмахерши и понял, что попал в точку.
— То-то и оно, что не было у него никакой подружки! — взглянув на хозяйку, усмехнулся оперативник. — А значит, не с девушкой он хотел уединиться! Принудили его к такому отъезду! И опасность, угрожающая его жизни, существует! А вы родному сыну помочь не хотите. Как бы не пришлось потом локти кусать!
Сыщик поднялся. Власова, видя, что он собирается уходить, кинулась к нему, схватила за руку:
— Но Паша так просил меня не говорить никому, где он сейчас, и особенно вам!
— Лично мне?
— Не лично вам, но если придут из милиции… — Парикмахерша вздохнула.
— Но я же не из милиции. Поймите вы наконец, дорога каждая секунда, ваш сын в опасности!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— В Реутово, в санатории, я где-то на газете записала, как туда добраться, но телефона там нет… — поддавшись его напору, вздохнула она, с неохотой прошла в гостиную, вынесла оттуда газету. — Вот на полях я тут…
Кравец выхватил газету, пробежал глазами адрес, сунул ее в карман.
К счастью, климовские «Жигули» сразу же завелись, и он, отзвонив в отдел, помчался в Реутово. Подмогу брать не стал, надеясь, что с щуплым Павликом справится и сам, даже если тот станет сопротивляться. Наденет наручники и в принудительном порядке увезет как соучастника покушения на жизнь капитана.
Дома жена по-прежнему держала оборону, разговаривала с ним сквозь зубы, как бы напоминая, что условия, ею выставленные, меняться не будут. Заезд в пансионат предполагался с утра тридцатого декабря, то есть завтра, и сегодняшний день был для Кравца решающим. Либо он сейчас арестует Павла, тот назовет ему имя маньяка, которого старлей тотчас арестует, и за это попросит у полковника хотя бы неделю отпуска вместо ордена, либо лишится семьи.
«Но ведь получилось же! — радовался за себя старший лейтенант. — Не боги горшки обжигают! Сорок минут, и нужный адресок в кармане! Интересно, за сколько бы его добыл Климов? Я думаю, за час, не меньше! Он не любит спешить. А потом капитан наверняка бы остался, допил коньяк».
Мысли опять свернули к жене, которая допускала его до себя только по большим праздникам, хотя, когда Сергей еще ухаживал за Надей, они с такой страстью любили друг друга, что могли позабыть обо всем на свете. Но постепенно бытовые неурядицы, проблемы, связанные с рождением сына, ссоры из-за его поздних возвращений отдалили их друг от друга, а любовь почему-то для Нади превратилась в тоскливую обязаловку. Он понимал, что жена его разлюбила, так бывает, но все еще тешил себя иллюзиями, что это охлаждение временное и однажды она проснется, увидит его и воскликнет:
— Боже, как я по тебе соскучилась!
Они заключат друг друга в объятия и снова заживут дружно и счастливо.
Шел снег, заметая льдистый покров, машину заносило и приходилось то и дело гасить скорость. Еще не хватало вляпаться в ДТП, тогда вообще кранты.
Кравец двигался под шестьдесят километров в час, ощущая странную тревогу в душе. Когда все складывается на редкость удачно, то поневоле начинаешь дергаться, появляются сомнения: а не заводит ли тебя судьба в очередной тупик, откуда не выбраться. Как-то уж очень быстро и легко он достал адрес Власова, который должен вывести его на маньяка, выложить ему на блюдечке этого Сереженьку, и тогда ордер на арест у него в кармане. Останется лишь взять преступника, оперативник же сделал главное — нашел прямого свидетеля, чем и заслужил хотя бы неделю отпуска. Да и Климова наверняка скоро выпишут, тот рвется в бой, стал кое-что припоминать, но на службе его память быстрее выправится. И уж он-то, узнав об успехах Кравца, будет землю носом рыть, а потрошителя возьмет.
«Говорить полковнику об ультиматуме жены нельзя. Запрезирает, сукин сын, — размышлял про себя сыщик. — Надо небрежным аллюром бросить между прочим Волкодаву: мол, жена с сыном в пансионат едут, а я давно с пацаном на лыжах не ходил и несколько месяцев его уже не видел! «Ладно, — помассировав мочку уха, хмуро обронит Волкодав, — съезди, отдохни с пацаном, отвлекись от нашего муравейника, ты заслужил!» А через неделю случится ЧП, всех срочно вызовет генерал, никуда не денешься, надо ехать, и жена тут возражать не станет. А отдохнуть действительно не мешает. Эта собачья работа вконец вымотала!»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Показались корпуса санатория. Старлей на скорости подлетел к воротам пансионата, выскочил из машины и подошел к охраннику, показал удостоверение:
— Открывай ворота!