Через полчаса конференция была закончена, и Сан Саныч уединился в одной из комнат с Анри Крессоном, пригласив на эту встречу Нину и Сашу.
— Познакомьтесь, господин Крессон, это мой сын Александр и моя жена Нина, — без запинок проговорил по-французски Смирнов. — Но на этом пока мои познания во французском исчерпываются, и Нина будет переводить.
Асеева покраснела, но не стала опровергать Смирнова. Анри, поклонившись, поздоровался с Сашей и поцеловал руку даме. Они сели в кресла.
— Я заинтересован в двух вещах, — сразу же начал Крессон. — Организовать в Париже вашу выставку и издать ваш фотоальбом. Я уже нашел партнеров, деньги, теперь мне нужно ваше согласие и определить сроки выхода того и другого.
— Ваши пожелания?
— В июне выставка и в июне книга, которую надо продавать там. Это разумно, по-моему?
Сан Саныч кивнул.
— Но фотоальбом тогда мне нужно иметь в апреле, чтобы в июне подготовить тираж, — добавил он.
— Понятно, — Смирнов на мгновение задумался, потом заговорил: — Вы ведь захотите, чтобы треть фоторабот была новой, неизвестной, так?
— Да, вы правы!
— Тогда мое предложение: июнь и август. В июне — фотоальбом, в августе — выставка.
— Но тогда уже июль и сентябрь! — предложил Крессон.
— Еще лучше!
Они пожали друг другу руки. Француз вытащил два экземпляра договоров, передал их Нине.
— Я хочу, чтобы господин Смирнов их посмотрел, выразил свое несогласие по тем пунктам, которые его не устраивают. Восьмого января я буду снова в Москве, и мы бы их окончательно обсудили и подписали. Это возможно?
Нина перевела.
— Думаю, возможно, — улыбнулся Сан Саныч.
— Я хочу домой, — не выдержав долгого молчания, проговорил Саша.
Крессон вытащил из «дипломата» пачку разноцветных фломастеров, тут же вручил их Сан Санычу маленькому, поздравив его с Новым годом.
Прибежали устроители, потащили их на банкет, которого все с нетерпением дожидались. Они поднялись на второй этаж, где были накрыты столики. Смирнов с Ниной выпили по бокалу шампанского, лауреат сказал краткий тост, поблагодарив организаторов выставки. Они съели с Ниной по бутерброду с икрой, а секретарша отрезала для Саши кусок шоколадного торта.
— Мы по-английски удалимся, мальчику уже пора спать, — наклонившись к даме, которая отвечала за проведение торжества, шепнул Сан Саныч. — Поэтому я бы хотел отдать вам смокинг и переодеться в свой костюм.
— Господин Анисимов, председатель Турбанка, спонсор нашей выставки, дарит его вам, — почему-то с грустью выговорила секретарша, точно хотела забрать его себе.
Розовощекий банкир, сидевший напротив, заулыбался, привстал со стула, пожал лауреату руку и передал ему свою визитку.
— Мне понравились ваши фотографии, хоть я и не являлся членом жюри! — рассмеявшись, пророкотал банкир. — У меня есть к вам одно деловое предложение. Думаю, оно вас заинтересует и мы вместе поработаем! Позвоните мне десятого, нет, одиннадцатого января, и мы обо всем сговоримся!
— Хорошо, — кивнул Сан Саныч.
— А ваш костюм и рубашка в пакете, висит рядом с пальто! — шепнула ему секретарша.
Смирнов попрощался с теми, кто сидел за его столом, и ушел.
Тихо падал снег, и они не спеша прогулялись по заснеженному скверу до метро. Саша завороженно смотрел на искрящиеся под фонарями снежинки, на засыпанные снегом деревья.
— Красиво? — спросил фотограф.
— Да! — прошептал мальчик.
— Когда красиво, это и есть Новый год!
— И еще Дед Мороз!
— Дед Мороз, Снегурочка, много подарков, елка и волшебные чудеса — все это и есть Новый год, самый радостный праздник взрослых и детей!
— Пап, а праздник — это когда все веселятся?
— Да, в праздник все веселятся! Я теперь стал богачом, мы с тобой выберем подходящий веселый денек и, как два настоящих мужика, поведем нашу маму обедать в какой-нибудь шикарный ресторан. Ты не против?
— Нет! — ответил Саша. — Я тоже хочу в ресторан!
— Мы же вместе пойдем!
Они добрались домой уже в половине одиннадцатого, и Нина тотчас уложила сына спать. Тот даже не успел вспомнить о сказке: едва прилег, тут же заснул.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— В какой пойдем ресторан? В «Метрополь»? Мне бы хотелось пойти в какой-нибудь мексиканский или японский, попробовать всяких экзотических блюд!
— До одиннадцатого января ни один банк не работает, так что богачом ты станешь еще не скоро! — усмехнулась она.
— Но под чек я же могу у кого-то взять взаймы? — тут же нашелся Сан Саныч.
— Надо еще подумать, можно ли вам доверять, сударь! — усмехнулась она. — Я и не думала, что вы можете так нагло лгать!
Они пили чай с ликером на кухне.
— В чем же я солгал?
— Он еще спрашивает! Зачем ты представил меня Крессону как свою жену?!
— А разве это не так?
Нина снова смутилась.
— Мне кажется, не так, — неуверенно выговорила она.
— Тогда давай поженимся!
— Ты делаешь мне предложение?
Сан Саныч поднялся, посерьезнел лицом и чинно отдал поклон.
— Да, я делаю вам предложение, сударыня!
— Мне надо подумать, сударь.
— И когда вы дадите ответ?
— В Новый год! — задиристо ответила Нина. — Если, конечно, мы вместе будем его отмечать!
— А если я не попаду в вашу компанию?
Она развела руками.
— Но у меня есть надежда? — шепотом спросил он.
Нина на мгновение задумалась.
— Что-то отдаленное брезжит, но со всей определенностью еще сказать нельзя! — с хитрым прищуром выдала она.
Смирнов положил голову на руки и по-собачьи, сиротливо взглянул на Нину:
— Куплю на премию пистолет и застрелюсь!
10
Кравец беседовал с матерью Паши Власова. Ей было уже за сорок, но она молодилась, стриглась а-ля гаврош и выкрашивала, как рокерша, большие пряди в дымчатые и ярко-красные цвета. Они по-мальчишески крикливо торчали в разные стороны. На щеках розовели пятна, губы вымазаны фиолетовой помадой, а веки зелеными тенями. Для небольшого круглого личика с золотыми коронками во рту это было чересчур, и Кравец долго соображал, как себя вести со свидетельницей, не тронулась ли она слегка умом. Но с помощью косвенных вопросов он выяснил, что Власова работает парикмахером в местном салоне красоты «Лидия», и то, что она сделала с собой, один к одному взято из последнего журнала «Бьюти», только там советовали красить волосы в семь цветов, но Людмила Захаровна, как звали мать Паши, побоялась, что народ в округе не поймет, и окрасила лишь две пряди.
Она жила весьма неплохо. В туалете и в ванной красовалась итальянская сантехника, на кухне сиял белизной высоченный «Стинол», стояла большая плита «Дако», работал подвесной телевизор «Филипс».
Модница мамаша сообщила оперативнику, что ее сынок со времени своего отъезда в санаторий не звонил и не объявлялся, однако Людмилу Захаровну это не встревожило, как и внезапный отпуск сына под Новый год.
— Он у меня мальчик уже взрослый, мало ли с кем и куда захотел поехать на Новый год, уединиться от матери. Дело молодое, зачем мне вмешиваться в личную жизнь взрослого сына, которому давно пора жениться? Паша неплохо зарабатывает, так что имеет право немного и гульнуть себе на радость, — улыбаясь, кокетливо говорила она, не сводя с сыщика плотоядного взора. — Или вы считаете меня чересчур легкомысленной?
— Ну что вы, — смущаясь от ее страстных взглядов, отвечал старший лейтенант. — Вы конечно же имеете право доверять своему сыну…
Людмила Захаровна поднялась, достала из шкафа початую бутылку армянского коньяка, шоколадку, два бокала, соблазнительно посмотрела на оперативника.
— Но сейчас, по нашим данным, ему угрожает опасность, — добавил Кравец.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Власова удивленно вскинула брови, вручила коньяк гостю, чтобы тот им распорядился, и сыщику ничего не оставалось, как наполнить бокалы. Старлей решил, что алкоголь в небольших дозах даже полезен, ибо поможет ему завязать неформальные отношения с важной свидетельницей.