пробил еще одну дыру в своем бюджете, купив килограмм одного из лучших сортов кофе. Чашку он осторожно поставил на стол перед гостьей, а сам сосредоточился на ремонте каблука. Ремонтировал он обувь гостьи споро, и аккуратно. Все говорило о том, что с любым инструментом он на ты. Его гостья тем временем изучала интерьер его кухни. Вскоре она вслух удовлетворенно вынесла утешительный для самолюбия хозяина вердикт:
— А у тебя здесь прикольно.
Богданов мельком глянул на ее успокоенное лицо с подтеками туши на щеках и улыбнулся. Почуяв подвох в его улыбке, гостья достала и своей сумочки пудреницу с зеркальцем и начала прихорашиваться. Придирчиво осмотрев свое лицо, она снова перешла к осмотру кухни. Ее настроение заметно улучшилось. Она непринужденно стала крутить головой, рассматривая обстановку кухни. Внимание гостьи привлек лист ватмана у нее за головой. На ватмане хаотично были наклеены разноцветные стикеры с надписями, из-за чего он напоминал лоскутный коврик с причудливым узором. Надписи на стикерах не носили никакого конкретного смысла. Богданов их писал по наитию, под воздействием потока сознания. Истинное назначение листа заключалось в том, чтобы закрывать обзор скрытой видеокамеры. Она ткнула пальцем в лист и восторженно заверещала:
— Это что? Абстрактная картина? Здорово. Сам сделал?
Богданов покосился на лист и самодовольно буркнул:
— Сам.
— Красиво. Сейчас такое в тренде. У меня один знакомый тоже абстракционизмом увлекается. У него тоже есть абстрактные картины. Только он их по феншую развешивает. А у тебя она не по феншую висит.
Богданов сосредоточенно рассматривал содержимое коробки с шурупами, прикидывая какие следует использовать для крепления каблука к подошве сапога. Краем уха он слушал болтовню гостьи. Та стала проявлять инициативу. Она встала со своего места и стала откреплять лист от книжной полки, к которой он был приклеен скотчем. Гостья уверенным голосом продолжила:
— Эту картину надо повесить там, на стене, под кухонной полкой. Тогда все будет по феншую.
Она указала пальцем на противоположную стену. Богданов недовольно возразил:
— Мне плевать на феншуй. Мне удобней ей пользоваться здесь, а не там. У меня там записи для памяти.
Девица разочарованно обронила:
— Записи? Для памяти? А я думала это для красоты. Типа абстрактная картина.
Богданов поморщился:
— Картина. Картина. Только, она для дела там висит.
Гостья села на свое место и стала разглядывать стикеры на ватмане, который держала в руках:
— Тут формулы какие-то, слова непонятные. Ты же говорил, что ты доктор. Зачем тебе всякие формулы? Для прикола? Или ты не доктор?
— Ну, я не совсем доктор. Я биолог.
Гостья разочарованно протянула:
— А-а-а. Биолог. Не доктор значит. Так может ты мне все неправильно с ногой сделал.
Богданов изучающе посмотрел на девушку:
— Как нога? Все еще болит?
Гостья уныло буркнула:
— Болит еще. Но уже лучше.
Она взяла одной рукой чашку с кофе и отпила из нее, посмотрела еще раз на картину и посоветовала:
— А ты ее все-таки повесь по феншую. Попробуй. Может тебе удобней будет свои формулы читать. Так они будут у тебя все время перед глазами а не за спиной.
Леонид Михайлович с подозрением посмотрел на девушку:
— А может они и так у меня все время перед глазами. Может, я сижу напротив них.
Гостья наморщила лоб и презрительно скривила губы:
— Ой да ладно, кончай туфту гнать. Ты же обычно сидишь там, где сижу я.
Любопытство Богданова росло:
— С чего ты это взяла?
Девица самоуверенно улыбнулась:
— Ой, не надо. Это и так понятно. Табуретка здесь одна стояла, на которой я сижу. Другую, ты из под стола достал. Значит, не пользуешься ей.
Богданов с удивлением отметил, что его гостья не такая уж простушка, как показалось сначала. Запоздалые подозрения мелькнули у него в голове, но он тут же исчезли, уступив место интересу к другим достоинствам девушки. А достоинства были на лицо. Богданов смущенно поинтересовался:
— Я закурю?
Та отрешенно бросила:
— Кури. ты же у себя дома
Богданов щелкнул зажигалкой, затянулся, и стал вкручивать приглянувшийся ему шуруп в каблук. Приклеив на место кожаную стельку, он выдохнул:
— Кажется готово. Примеряй.
Девушка попыталась вставить ногу в сапог и болезненно поморщилась:
— Не лезет.
Повязка, сделанная Леонидом Михайловичем, явно мешала примерке сапога.
Гостья растерянно уставилась на Богданова. Тот скривился и поджал в задумчивости губы. Ситуация становилась явно тупиковой. Оставалась еще надежда на быстрое прибытие скорой помощи. Но она таяла, как прошлогодний снег под солнцем. Госпитализацией, по мнению Богданова, в данном случае не пахло. Приговор врача не вызывал у Леонида Михайловича сомнений:
— Завтра вызовете врача на дом.
В голове Богданова крутанулась мысль:
— Вызвать такси? Тогда придется ее провожать. Черт, как это все не вовремя. Ломается весь план на сегодняшний вечер. Девица эта развязанная, черт ее побери. Ждал-ждал от Генки эту вещь, и на тебе. Просто указать ей на дверь нетактично, и не по джентльменски. Может за ней приедет кто-нибудь из ее знакомых? Надо бы ее спросить. Нет, неудобно.
Гостья выжидательно смотрела на Боданова, показывая всем своим видом, что именно он должен принять и озвучить решение о ее дальнейшей судьбе. Неловкая пауза затягивалась. Богданов с надеждой на благоразумие гостьи буркнул, первое пришедшее на ум:
— Вы куда-то спешили?
Та скривила рот и пожала плечами:
— Да, в общем-то нет.
И пояснила:
— Я от подруги шла с дня рождения. А так, меня никто не ждет.
Она испытующе посмотрела на Богданова:
— К тебе должны прийти? Я мешаю?
Богданов рассеяно буркнул:
— Да нет. Я тоже никого не жду.
Ситуация становилась все более неопределенной. У Богданова само собой сорвалось с языка:
— Может еще кофе?
Гостья смотрела на него изучающе, и согласилась с его предложением, скривив губы:
— Ну, можно и еще кофе.
Ее лицо выражало, что она вынуждена примериться с такой бессмысленной тратой времени только в силу сложившихся обстоятельств.
Пили кофе молча. Она с независимым видом смотрела на стену напротив нее, а Богданов задумчиво рассматривал содержимое своей чашки. Первой прервала молчание гостья:
— Биолог. Никогда не сталкивалась с биологами. Ты где работаешь? Что ты на работе делаешь? Зверей кормишь?
Богданов вздохнул:
— Нет, зверей