— Я не так уж уязвима.
— Ошибаетесь. Вы одержимы идеей переспать с кем угодно, и мы оба это знаем. К моему прискорбию, я сам начинаю терять сон и аппетит при мысли об этом… Вы и понятия не имеете, что творите.
— Учитывая то обстоятельство, что сейчас вы в моей спальне, — процедила Эмма, — и я почти обнажена, боюсь, что сейчас я не в том положении, чтобы спорить.
— По-моему, я единственный мужчина в мире, с кем вы в полнейшей безопасности, даже в полуобнаженном состоянии.
— Вы? Единственный?
— Именно. — Ее недоверие, казалось, раздражало его. — Только подумайте хорошенько. Вы видели меня насквозь с момента первой встречи. Знали, что я годен исключительно для секса, и не имели насчет меня никаких иллюзий. Поэтому я идеально подхожу для ваших целей.
Эмма с трудом сглотнула.
— Это правда, — признала она.
Правда, да не вся. Кенни слишком любил прибедняться. Рисовать себя в самых черных красках. Но на деле совсем не был тем подонком, каким притворялся.
Кенни удовлетворенно кивнул.
— Сегодня я принял решение не рисковать. Нужно удостовериться, что вы не свяжетесь с кем-нибудь, совершенно не подходящим.
— Вроде Декстера О’Коннора.
— Это худшее, что может быть. Во-первых, человек, ему подобный, не слишком искушен в сексе, так что ваш первый опыт вряд ли будет удачным. Во-вторых, он наверняка отвлечется на самом интересном месте и забудет натянуть презерватив. Не успеете оглянуться, как обзаведетесь маленьким болванчиком, подобием Дексте-р& да только папаша к тому времени забудет ваше имя.
Эмма расхохоталась. Кенни воображал, что хорошо знает Декстера, но, очевидно, жестоко ошибался. Интересно, как он среагирует, узнав, что его сестру, вопреки всем ее протестам, так и тянет к «олуху»? Кстати, а что предпримет Тори?
Какая ирония сознавать, что Декстер — именно тот мужчина, которого Эмма ждала всю свою жизнь, в которого всегда хотела влюбиться. Тем не менее ни разу за сегодняшний день она не поймала себя на том, что представляет, каков он без одежды.
Она с трудом оторвала взгляд от губ Кенни.
— Итак, теперь вы утверждаете, что передумали?
— Пришлось, — вздохнул Кенни, с видом самопожертвования.
— Вы слишком добры, но не стоит так уж стараться ради меня, — взъерепенилась Эмма.
— Вы не ответили на мой вопрос. Что предпочитаете: сначала поплавать или сразу идти в душ?
— Простите, что не оценила ваше бесконечно романтическое предложение.
— Не заинтересованы, значит?
— Ни чуточки.
Кенни медленно двинулся вперед.
— Означает ли это, что я вам не нравлюсь?
— Мне очень жаль.
Эмма заметила валявшиеся на полу трусики, подхватила их и сунула в карман халата. Кенни тяжело вздохнул:
— Что же, если так… я уже достаточно взрослый, чтобы смириться с откровенным отказом. Надеюсь, вы были честны со мной?
— Естественно.
— Не то что я сомневаюсь в ваших словах, но…
Он шагнул к ней, и эти неосознанно-грациозные движения напомнили Эмме о скользящих по воде масляных пятнах.
— Но чтобы окончательно увериться…
Он стоял так близко, что ткань брюк касалась халата.
— Кенни…
Он заглушил ее протесты поцелуем.
Она не сделает этого! Не спасует перед этой откровенной демонстрацией силы, которую он выдает за мужское обаяние!
И тут его язык провел по ее губам, оставляя на своем пути огненную дорожку.
Ее гнев начал понемногу остывать, особенно потому, что он не торопил ее, не настаивал, а безмолвно соглашался дать ей время. О, поистине есть что-то невыразимо чудесное в том, чтобы отвечать на поцелуи лентяя!
Ее спина уперлась в кроватный столбик как раз в ту минуту, как его рот властно овладел ее губами. Он уже хочет ее! Огромный! Напряженный! Его явное возбуждение зажгло ее, и она прижалась к нему. Рука Кенни застыла у ее шеи, готовая спуститься ниже и прикоснуться к ее груди. Эмма поспешно выгнулась навстречу ему. Но он продолжал играть с ее ртом, увлеченный поединком их языков, который продолжался до тех пор, пока Эмма не поняла, что один лишь кроватный столбик удерживает ее от падения.
Ее груди томились по ласкам его рук, но он не дотрагивался до них. Она терлась о его торс, настаивая, безмолвно умоляя, стараясь, чтобы шелк халата и ткань его рубашки задевали соски. Но он словно не понимал намеков.
Не в силах больше выносить его бездействие, Эмма уронила руки и стиснула его ягодицы, такие же твердые, как и все его тело, столь отличавшееся от ее собственного, мягкого и податливого.
Их поцелуй явно вышел из-под контроля, становясь все неукротимее. Она упивалась им. Раньше Эмма не подозревала, что способна испытывать такие безумные ощущения. Но все равно хотела большего и поэтому протиснула ладонь между их бедрами, чтобы развязать пояс халата. Кенни, не отрываясь от Эммы, толкнул ее на кровать. Но вместо того чтобы пойти дальше, продолжал поцелуй. Эмма горела. Пылала. Вибрировала. Она мурлыкала. Стонала. Умоляла.
— Кенни… пожалуйста…
Он припал к чувствительному местечку чуть пониже уха и пощекотал губами. Эмму охватил озноб. Кажется, онасейчас просто растает и растечется по всему покрывалу, прежде чем он…
НИЖЕ!
Ну отчего он не поспешит? Очевидно, нуждается в том, чтобы его расшевелили.
Поэтому Эмма собралась с силами и потянулась к молнии его слаксов. Он немедленно перекатился на нее и накрыл губами пульсирующую жилку у нее на шее.
Ее груди! Почему он не ласкает ее груди?!
Она попыталась молить его, но поняла, что слишком для этого слаба.
Кенни отыскал невероятно нежное местечко у нее на ключице, и Эммаснова охнула. Он передвинулся ниже. Наконец-то!
Но облегчение длилось недолго. Его большой палец скользнул под обшлаг халата и пощекотал запястье. Запястье! Нет, это кого хочешь с ума сведет! И это человек с репутацией прославленного любовника! Похоже, он представления не имеет о более интимных частях женского тела.
Кожа на руке покрылась мурашками, и крохотные электрические разряды били в солнечное сплетение. Но вместо того чтобы воспользоваться ее очевидным возбуждением, Кенни продолжал медлить! Да и как ему преодолеть природную лень? И как повести его в нужном направлении?
Придется забыть о стыдливости и высказать все, что у нее на уме.
Глава 13
— Кенни…
Смятение чувств мешало Эмме говорить, но она постаралась сосредоточиться, поскольку считала откровенность партнеров жизненно важной, и он должен понять, что у нее свои потребности.
— Мой халат, — выдавила она. — Сними его. Стащи с…
Тут кончик его языка обнаружил еще одну жилку, трепещущую на шее, и она потеряла дар речи. Прошло целое столетие, прежде чем Эмма вновь сумела собраться с мыслями.